Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Ну и, конечно, о врагах и друзьях, которые, как кажется, узнаваемы в персонажах книги: вот Никита Михалков, а вот Олег Ефремов, вот Роман Кармен, а вот Алексей Козлов, вот скульптор Эрнст Неизвестный, а вот хирург Ильгиз Ибатуллин… Впрочем, оставим догадки любителям гаданий и обратимся к главному герою, которого автор соединил-разделил в пяти лицах. Соединил, сплетя их детство и юность в образе Толи фон Штейнбока, дав общее отчество – Аполлинарьевич, общие воспоминания и любовь; и разделил, снабдив разными именами, характерами и занятиями. Один – скульптор Радий Хвастищев. Другой – джазмен Самсон Саблер. Третий – физтех Аристарх Куницер. Четвертый – медик Геннадий Малкольмов. И пятый: писатель – Пантелей Пантелей. При всем том эти пятеро – один человек.

Писать: и автор – не поднимается рука. Скажем: герой, в которого он вложил часть себя.

Сюжет несет Аполлинарьевичей по своим непростым перипетиям, где на неведомых дорожках они постоянно встречают общего и главного врага – офицера (теперь отставного) МГБ Чепцова. Он жизнерадостный палач. Веселый живодер. В те временабалансирующий c улыбкой, стоя сапогом на лице связанного ээка, а в эти – готовый родную дочь сдать в ГБ за перепечатку самиздата. Он всегда где-то рядом. Вновь и вновь – в поле зрения героев: то как гардеробщик валютного бара «Националь» или кафе «Синяя птица», то в амплуа вахтера тайного НИИ, то в роли шофера чиновничьей «Чайки»… Он, как и сталинщина, проник в 70-е. Замучил героев вопросом: как рядом с ним жить? Ну, с тем, что в Магадане забирал маму? Можно ли, пока он здесь, спокойно лепить, писать, лечить, изобретать, лабать импровизации? Выходит – можно. Но сложно. Зло. Зная, что он следит за тобой, слушает тебя и просто – живет.

От него не свалишь в Крым через бедлам «Мужского клуба» московских алкашей – мрачного парафраза ЦДРИ, ВТО, ЦДЛ и Домжура; не улетишь в Париж и Рим, где царство неги и ажура; и не нырнешь в поток Гольфстрим (он же фокстрот – дитя гламура)… А будешь жить с ним бок о бок, как в кошмаре – вечно убегая прочь, но не двигаясь с места. В этом – тайна сумбурных перемещений героев по лицу земли, которые, однако, неизбежно ведут их в одно место – знаменитое на всю Москву 50-е отделение милиции, известное миру под именем «Полтинник». Там надлежит им перед финалом соединиться в одном лице – смятенном и измученном Пострадавшем, которого можно принять за альтерэго автора. Автор меж тем с легкостью переносит героя из мрака заточенья в захудалость рязанского сельпо, оттуда – в южные дали, на трассу, где под колесами гибнет страшный Чепцов, и еще дальше – в пустоту и таинственность Луны, где средь безмерного ужаса ерничает его жуткий призрак. И герой вопрошает: боже, за что Ты покарал нас выбросом на далекую поверхность? И существует ли здесь Божия власть?

И доносится до него печальное слово:

– Бог не карает, и сила его не во власти. Бог – это только добро и только любовь, и никогда не зло. Знай, что, когда чувствуешь добро, или любовь, или восторг, или жалость, или что-нибудь еще высокое, ты приближаешься к Богу. Знай, что, когда чувствуешь злость или что-нибудь низкое, ты уходишь от Бога. <…> Бог посылает тебе мысль о себе, и это надежда. Ждите, как все, кто ждет Его[91] Сына, ждите и мо…

Многоточие.

О чем оно говорит? О бескрайности возможностей? О безбрежности милости Божией? О спасении? Да. И о нем тоже.

Но прежде, чем прозвучит это слово – спасение, – героям и героине предстоит промчаться через лютые вытрезвители и валютные бары, секретные клиники и несметные джунгли, залы НИИ и посты ГАИ, квартиры стукачей и сортиры ипподромов, застолья и подполья, площадь Сан-Марко, базары и драки. Чтоб, встретив окончательную любовь, замереть в ее объятиях на предельном перекрестке Москвы.

Но кто она – эта любовь? Кто эта златоволосая Алиса: мечта богемной столицы, светская львица, что неустанно веселится, рассекая на желтом «Фольксвагене»? Живая женщина? Фантом? Выдумка? Мечта? Эфемерида?

Да какая ж эфемерида? Нет. Ей присуща ощутимая телесность и четкий дамский силуэт. И хотя дам в романе много и есть среди них прехорошенькие, первенство Алисы несомненно, как несомненна и страсть героя к чему-то большему, чем ее образ.

3

Алису Фокусову из «Ожога», жену знаменитого конструктора тягачей, легко принять за Майю Афанасьевну Овчинникову, в девичестве Змеул, в то время, когда писался роман – супругу видного кинодокументалиста Романа Кармена.

Это подтверждает писатель: «В романе "Ожог" очень близко описываются наши отношения с Майей. Там она зовется Алисой», – говорит он в интервью. Да и в позднем своем романе «Таинственная страсть»: «И в записи… "Ожога" ни один параграф не обходился без нее. По сути дела, это был роман о ней, и там, где ее по действию не было, она мелькала то в отражениях заката, то в пролетах ветра, то в саксофонном соло. Собственно говоря, она и вызывала этот космогонный огонь, а вовсе не политические революции; от них шел один тлен».

Правда, в «Страсти» та же Майя-Алиса именуется Ралисса. И там она состоит в браке не с видным конструктором, а с партбоссом и дипломатом. Но вообразить ее Ралиссой из «Страсти» опять же легко. Вот оно – главное сходство: она и женщина редкого ума и красоты, и подруга главного героя, и жена красного вельможи, и светская дива – звезда Коктебеля и Ялты…

Вот как вспоминал об этом Аксенов в интервью Ольге Кучкиной, опубликованном в «Комсомолке»: «…Приезжаем мы в Дом творчества в Ялте. Там Поженян, мой друг. Мы с ним сидим, и он потирает ручки: о, жена Кармена тут…

Ольга Кучкина.Потирает ручки, думая, что у тебя сейчас будет роман?

Аксенов.Он думал, что у него будет роман. Она только что приехала и подсела к столу Беллы Ахмадулиной. А мы с Беллой всегда дружили. И Белла мне говорит: Вася, Вася, иди сюда, ты знаком с Майей, как, ты не знаком с Майей!.. И Майя так на меня смотрит, и у нее очень измученный вид, потому что у Кармена был инфаркт, и она всю зиму за ним ухаживала, и, когда он поправился, она поехала в Ялту. А потом она стала хохотать, повеселела. А в Ялте стоял наш пароход "Грузия", пароход литературы… Капитаном был Толя Гарагуля, он обожал литературу и всегда заманивал к себе, устраивая нам пиры. И вот мы с Майей… Майя почему-то всегда накрывала на стол, ну, как-то старалась, я что-то такое разносил, стараясь поближе к ней быть…

Ольга Кучкина.Сразу влюбился?

Аксенов.Да. И я ей говорю: вот видите, какая каюта капитанская, и вообще как-то всё это чревато, и завтра уже моя жена уедет… А она говорит: и мы будем ближе друг к другу. Поженян всё видит и говорит: я ухожу… И уплыл на этой "Грузии"».

Ну, а увижу, что он влюблен,

А я на его пути,

Уйду с дороги, таков закон:

Третий должен уйти.

Не этот ли случай навеял Поженяну слова его песни? У Григория Михайловича была репутация покорителя дамских сердец. Видный поэт, автор популярных песен «Мы с тобой два берега у одной реки», «Маки» и других, он был, что называется, крут – во время войны служил в матросском диверсионном отряде, едва уцелел, знал цену жизни и себе. Что называется, «кумир девиц, гроза мужей…». Дамы, говорят, перед ним трепетали. Но и Аксенов не уступал ни как литератор (и здесь был, пожалуй, покруче), ни как «ходок», имевший успех и писавший о своих приключениях. Но без имен. И так, что мало кто мог сказать: о, помню, как он в Коктебеле…

Спустя много лет его спросят: «А вы описали своих женщин в книгах?» И он ответит: «…в романах всегда отражался мой романтический опыт». «Ожог» не исключение. Как и «Таинственная страсть», и «Скажи изюм», где в подруге главного героя Макса Огородникова тоже отчасти угадывается Майя, и в других книгах.

Ну, да: отчасти – это, пожалуй, главное слово. Потому что никогда – подчеркнем: никогдане бывало, чтобы образ в тексте Аксенова повторял оригинал. То есть и Алиса, и Ралисса, и другие, в ком уловимо сходство с Майей, – это всегда почти Майя,«романтический опыт», он романтический и есть – быть может, и добытый благодаря неуемной мужской тяге, но не в меньшей мере и в поиске высоких переживаний, что меряют не плейбойской, а рыцарской мерой.