Василий Головачёв представляет: Золотой Век фантастики

Эймер по пояс в воде стояла перед ним. Черный жемчуг сверкал между ее грудей, и вода, сияющая яркими бриллиантами брызг, стекала с ее волос. В руках она держала огромный грубо обработанный, подернутый дымкой топаз серого цвета. Когда она увидела, что его глаза раскрылись, она тихо сказала:

— Подойдите, мои повелители. Пора.

Вздох сожаления пронесся по гроту. Поверхность бассейна покрылась волнами фосфоресценции, затем из воды поднялись и медленно подплыли к Эймер три гладких существа. Это были три Пловца, белые от старости. Их глаза были самым ужасным из всего, что Карс когда-либо видел. Они были юными чужой, невероятной юностью, которая была юностью не тела, а души. Их мудрость и их сила — вот что так испугало его. Взглянув наверх, он увидел на темных карнизах три крылатые фигуры трех старых-престарых орлов из племени Крылатых, с устало поникшими крыльями. И в их лицах он тоже заметил свет мудрости, жившей своей самостоятельной жизнью, отдельно от тела.

Он попытался заговорить. Он был рассержен, взбешен, он хотел освободиться от пут, но голос его прозвучал слабо, глухой, пустой звук в тихой пещере. Никто ему не ответил, а его путы даже не ослабились. Наконец он понял, что это бесполезно. Он прижался к камню, тяжело дыша и вздрагивая.

Надтреснутый сухой шепот сверху:

— Слушай, сестра. Подними Камень Мысли.

Эймер подняла вверх руки с дымчатым камнем. Смотреть на него было жутко. Карс вначале не понял этого. Затем он заметил, что глаза Эймер и Мудрых померкли и темная вуаль покрыла Камень Мысли. Потом дымка над камнем рассеялась, и он стал чистым и прозрачным. Казалось, вся их духовная сила проникла в кристалл и сфокусировалась, превращаясь в один сильный луч света. И он ощутил натиск умственной энергии всех Мудрых и Эймер, направленный на один его мозг! Карс смутно понимал, что они с ним делают. Мысли, осознаваемые человеком, крошечные электрические импульсы, могли быть остановлены, нейтрализованы сильным контримпульсом. Именно это они и делали сейчас, сфокусировав его с помощью электрически-чувствительного кристалла. Они не знали, конечно, основ физики и не изучали природу электричества. Много лет назад Халфлинги обнаружили, что кристаллы концентрируют их мысленную энергию, и использовали это открытие, не углубляясь в научный анализ его природы.

И снова, как и в тот раз, когда он стоял перед поющими звездами дхувианина, какая-то сила внутри него, которая ему не принадлежала, пришла к нему на помощь. Она воздвигла преграду на пути энергии Мудрых и удерживала их мощный мысленный импульс до тех пор, пока Карс не застонал. Пот стекал по его лицу, он извивался в своих путах, и он знал, что умирает, потому что не мог больше этого выносить. Его мозг был словно закрытая комната, которую внезапно распахнули навстречу всем ветрам, и вот они уже переворачивают и перетряхивают его память и старые сны, обнажая все — даже в самых темных закоулках. Все, кроме одного угла. И в этом уголке его сознания таилась тень, упорная и непроницаемая.

Камень горел в руках Эймер. Стояла тишина, и в воздухе безмолвно светились звезды. Голос Эймер зазвенел сквозь это безмолвие:

— Рианон! Рианон, говори!

Темная точка в его сознании шевелилась, кипела, но не подавала внешних признаков жизни. Он чувствовал, что это затаилось и ждет. Тишина пульсировала.

На другой стороне бассейна люди нервничали, двигались, но не говорили ни слова.

Бокхаз жалобно выкрикнул:

— Это безумие! Как это варвар может вдруг оказаться Проклятым из глубокого прошлого?

Но Эймер не обратила на него никакого внимания, и камень в ее руках горел все ярче и ярче.

— Мудрым дано могущество, Рианон! Они могут уничтожить мозг этого человека. Они разрушат его, если ты не заговоришь! — И она добавила с диким торжеством: — Что ты будешь делать тогда? Прокрадешься в другой разум, проникнешь в другое тело? Ты не сможешь этого сделать, Рианон! Иначе ты бы уже давно сделал это!

На другом конце бассейна сердито заговорил Железнобородый:

— Мне все это совсем не по душе!

Но Эймер безжалостно продолжала, и теперь ее голос был ужасным, неодолимым, проникающим в самую глубину его сознания.

— Его мозг разрушается, Рианон. Через минуту твое единственное орудие превратится в беспомощного идиота. Говори! Говори, если хочешь спасти его!

Ее голос звенел, и эхо, живущее в стенах грота, повторяло ее слова. Камень в ее руке был живым пламенем энергии. Карс чувствовал мучительную тревогу, которая сжимала в своих тисках эту тень в его сознании, тревогу, полную колебаний и страха.

И вдруг темная пустота взорвалась и заполнила весь его разум, охватила все клетки, каждый атом его мозга. И он услышал свой собственный голос, кричащий чужим тембром, с чужой интонацией:

— Дайте ему жить! Я буду говорить!

Громовое эхо этого ужасного крика медленно умерло, и тяжелое молчание, которое последовало за ним, отбросило Эймер назад, как будто сама ее плоть отшатнулась. Драгоценный камень в ее руке внезапно потускнел. Круги пошли по воде — Пловцы медленно отплыли от нее. Крылатые на карнизе с шорохом сложили свои крылья. В их глазах застыло выражение страха и понимания того, что происходит. От неподвижных фигур на противоположной стороне, от Морских Королей и Рольда, пронесся дрожащий звук, который был его именем:

— Рианон! Проклятый!

Карс понял: даже Эймер, которая осмелилась силой открыть то странное, глубоко в нем спрятанное, что она чувствовала с первой их встречи, ужаснулась тому, что она разбудила. И он, Мэтью Карс, испугался тоже. Страх и прежде был ему знаком. Но даже тот ужас, который он ощутил, когда стоял перед дхувианином, был ничем по сравнению с этой ослепляющей судорогой осознания. Сны, видения, обрывки его одержимого, подчиненного чужой воле разума, — возможно, это и были намеки на то страшное, что было заключено в нем. Он сумеет в это поверить. Но не сейчас. Не сейчас! Теперь он знал правду, и это была ужасная правда.

— Это ничего не доказывает! — упорно настаивал Бокхаз. — Вы его загипнотизировали, заставили признать невозможное.

— Это Рианон, — прошептала одна из Пловцов. Ее пушистые белые плечи показались над водой, ее старые руки поднялись вверх. — Это Рианон в теле незнакомца!

И тогда поднялся жуткий крик:

— Убейте его, прежде чем Проклятый использует его тело, чтобы уничтожить всех нас!

Грот наполнился дьявольским шумом, усиленным многоголосым эхом, словно древний забытый страх рвался на волю из уст людей и Халфлингов.

— Убей его! Убей!

Карс, беспомощный, бессильный, вооруженный только темным присутствием Рианона, ощутил, как напрягся тот, кто был в нем. Он услышал звенящий голос, который ему не принадлежал и который покрыл шум и крики.

— Подождите! Вы страшитесь того, что я — Рианон! Но я вернулся не затем, чтобы причинить вам зло!

— Для чего же ты вернулся? — прошептала Эймер. Она смотрела на землянина, и по ее расширенным глазам Карс догадался, что его лицо было странным и что смотреть на него было жутко.

Губами Карса Рианон ответил:

— Я вернулся, чтобы искупить свой грех, — я клянусь в этом!

Бледное, вздрагивающее лицо Эймер вспыхнуло гневом:

— О, Отец Лжи! Рианон, который принес в наш мир зло, который наделил могуществом Змею, который был осужден и наказан за свое преступление, Рианон, Проклятый, — Рианон превратился в святого!

Она засмеялась горьким смехом, рожденным ненавистью и страхом, и он был подхвачен Пловцами и Крылатыми.

— Ради самих себя — поверьте мне! — взорвался голос Рианона. — Неужели вы даже не выслушаете меня?