Василий Львович Пушкин
Шрифт:
Быть может, читая эти стихи племянника, дядя вспоминал свои элегические строки:
Где вы, дни радости, восторгов, упоенья? Сокрылись… и мечты вы унесли с собой, В блестящих обществах, в тиши уединенья, Ничто не действует над мрачною душой. Поэзия, и ты забыта мною ныне! Кого мне петь? Пред кем мне чувства изливать? Живу я без надежд — и, в горестной судьбине, Любить еще могу, но должен я молчать. О Дружба, будь моим шитом и наслажденьем! Ты счастие даришь и не сулишь оков. Бесценный дар небес, ты служишь утешеньем, Когда от нас летит крылатая любовь! (164–165).8 ноября 1820 года А. Я. Булгаков писал из Москвы в Петербург брату:
«Благодарю очень за „Руслана и Людмилу“. Это редкость здесь, и Василий Львович так и кинулся вчера на нее, а ты успел не только ее отыскать, но и переплести» [585] .
Можно
585
Русский архив. 1900. № 12. С. 564.
«Новая поэма племянника моего напечатана — я ее не имею. Одним словом, я забыт всеми» [586] .
А как радовался дядя той высокой оценке, которую дал новой поэме И. И. Дмитриев. 19 сентября 1822 года он сообщал об этом П. А. Вяземскому в Варшаву:
«Вот что пишет наш Лафонтен (И. И. Дмитриев. — Н. М.) нашему Ливию (Н. М. Карамзину): „Вчера я прочитал одним духом Кавказского пленника и от всего сердца пожелал молодому поэту долгие лета! Какая надежда! при самом начале уже две собственные поэмы, и какая сладость стихов! Все живопись, чувство и остроумие!“ Признаюсь, что прочитав это письмо, я прослезился от радости» [587] .
586
Цит. по: Летопись жизни и творчества Александра Пушкина. Т. 1. С. 295–296.
587
Там же. С. 298.
7 апреля 1824 года П. А. Вяземский писал А. И. Тургеневу из Москвы в Петербург:
«Меня Василий Львович мучит именем Сергея Львовича, будто не получившего экземпляра „Фонтана“ („Бахчисарайского фонтана“. — Н. М.).Что за вздор!» [588]
Пройдет время, и в 1829 году поэт-дядя выразит в стихах свое восхищение талантом поэта-племянника, творения которого он читает «с живым восторгом»:
Латоны сына ты любимец, Тебя он вкусом одарил; Очарователь и счастливец, Сердца ты наши полонил Своим талантом превосходным, Все мысли выражать способным. «Руслан», «Кавказский пленник» твой, «Фонтан», «Цыганы» и «Евгений» Прекрасных полны вдохновений! Они всегда передо мной, И не для критики пустой. Я их твержу для наслажденья (62).588
Там же. С. 386–387.
16 декабря 1821 года в Москве в театре на Моховой состоялась премьера балета «Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника». Это было событие уже потому, что впервые ставился балет по произведению современного автора. Правда, в афише имя Александра Пушкина не указывалось, но все, конечно, знали, что балет создан на основе его поэмы. Мы не располагаем сведениями о том, что Василий Львович был на представлении этого спектакля, который долго оставался в театральном репертуаре. Но вполне возможно, что старый театрал не преминул полюбопытствовать, как же поставили на сцене поэму его племянника. Это было необыкновенное зрелище: чудесные превращения, когда безобразный карлик становился розовым кустом, огнедышащая голова богатыря Полкана, полеты на облаках и воздушной колеснице, амуры и злые духи, поединки, русские, польские и татарские пляски. Балет поставил ученик прославленного Шарля Дидло Адам Павлович Глушковский. Он же был автором либретто и исполнителем партии Руслана. Партию Людмилы исполнила его жена Татьяна Ивановна Иванова-Глушковская, которую очень любила московская театральная публика. Музыку к балету сочинил Ф. Е. Шольц. Спектакль имел грандиозный успех. К сюжету пушкинской поэмы в 1824 году обратился и А. А. Шаховской. Сочиненная им волшебная трилогия в трех частях с прологом и интермедией «Финн» с музыкой К. А. Кавоса была поставлена впервые на московской сцене 23 апреля 1825 года. С 13 января 1827 года в Москве шла романтическая трилогия А. А. Шаховского в пяти действиях в стихах «Керим-Гирей, крымский хан» (музыка К. А. Кавоса). 2 октября 1827 года в Москве состоялась премьера «большого пантомимного балета» в четырех действиях «Кавказский пленник, или Тень невесты», либретто к которому написал Ш. Дидло (он поставил этот балет в Петербурге), а музыку — К. А. Кавос. Постановщиком же московского спектакля явился А. П. Глушковский, который так вспоминал о сценических находках своего учителя: «Местность, нравы, дикость и воинственность народа, все схвачено в этом балете. Есть много групп истинно поэтических. Так, вы видите парящего орла с похищенным ребенком. Все в ужасе… орел с дитятею спускается на высокую скалу и кладет ребенка в свое гнездо. Отчаянная мать, как змея, вползает на вершину скалы и крадется, чтобы взять дитя. Испуганный орел бросает добычу. — Мать в восторге; все бросаются к ней на скалу и, сплетя из древесных сучьев носилку, несут ее на сцену. В то же время видите вы разостланную на земле бурку и на ней черкеса, который с диким видом точит свое оружие об скалу; подле скалы, под древесною тенью, сидит женщина, укачивая ребенка. — Какую бы придумать качалку для черкешенки в бедной сакле? Дидло дает группе характер дикий и воинственный, приличный изображаемому народу: в дерево воткнута гибкая шашка, с рукоятки висит конская сбруя,
в нее вложено широкое седло, в котором спит малютка, прикрытый вместо покрывала мехом шакала. Игры, борьба, стрельба — все верно и естественно списано им с натуры, но все прикрыто колоритом грации и поэзии. Балет сделался в руках Дидло великолепной иллюстрацией поэмы» [589] .589
Глушковский А. П.Воспоминания о великом хореографе К. Л. Дидло и некоторые рассуждения о танцевальном искусстве // Пантеон иностранной литературы. СПб., 1867. Т. 2. Отд. 3. С. 12.
И еще об одном театральном спектакле на пушкинский сюжет надо сказать. Это театральная инсценировка стихотворения «Черная шаль». А. С. Пушкин написал его в Кишиневе в октябре 1820 года. Еще до публикации оно стало необыкновенно популярным, распространялось в списках. Александр Ефимович Измайлов подарил пушкинский автограф «Черной шали» хозяйке блистательного петербургского салона Софье Дмитриевне Пономаревой. 30 марта 1821 года А. И. Тургенев писал из Петербурга П. А. Вяземскому в Варшаву:
«Вот тебе „Шаль“ шалуна Пушкина. Ты бы угадал автора и без меня» [590] .
Конечно, «Черную шаль» можно воспринимать и как шалость молодого поэта. Какая восточная экзотика: младая гречанка, еврей, армянин! Какие страсти: любовь, ревность, исступление! Какой сюжет: измена, кровавое убийство, тайна, скрытая в пучине вод! И каков романтический герой, способный к безумству от любви, с хладной душою, терзаемой печалью! Но все это и пленяло замиравшие от восторга сердца читателей и читательниц. В 1821 году «Черная шаль» была напечатана в петербургских журналах — сначала в «Сыне Отечества», а потом в «Благономеренном», что только способствовало популярности пушкинского стихотворения. В 1823 году музыку на текст «Черной шали» написали А. Н. Верстовский и И. И. Геништа, а в 1829 году — и М. Ю. Виельгорский. Всем особенно полюбился романс А. Н. Верстовского, который пели в обеих столицах и в провинции. А. С. Грибоедов посоветовал композитору назвать музыку кантатой и сделать ее театральную инсценировку.
590
Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 2. С. 185.
Первое представление кантаты на московской сцене состоялось 10 января 1824 года. Исполнил ее П. А. Булахов. 12 января 1824 года А. Я. Булгаков писал брату в Петербург:
«Ты, верно, читал роман или песню молдавскую „Черную шаль“ молодого Пушкина; некто молодой аматер Верстовский сочинил на слова сии музыку, не одну и ту же на все куплеты, но разную, в виде арии. Занавес поднимается, представляется комната, убранная по-молдавски, Булахов, одетый по-молдавски, сидит на диване и смотрит на лежащую перед ним черную шаль, ритурнель печальную играют, он поет: „Гляжу, как безумный, на черную шаль“, — и проч. Музыка прелестна, тем же словом оканчивается; он опять садится, смотрит на шаль и поет: „Смотрю, как безумный, на черную шаль, и нежную душу терзает печаль!“ Занавес опускается, весь театр закричал „фора“, пел другой раз еще лучше. Вызывали автора музыки, и Верстовский, молодой человек лет восемнадцати, пришел в ложу к Кокошкину, кланяется и благодарит публику. Чудесная мысль! Не знаю, кому она явилась; говорят, Вяземскому. <…> Молодой Пушкин и не подозревает в Бессарабии, где он должен находиться, что его чествуют здесь в Москве и таким новым образом» (слова о П. А. Вяземском и А. С. Пушкине — по-французски) [591] .
591
Русский архив. 1901. № 5. С. 30–31.
Жаль, конечно, что А. Я. Булгаков не сообщил в этом письме, был ли на представлении «Черной шали» В. Л. Пушкин и кричал ли он «фора». Но, может быть, и был, как мог быть и на бенефисе П. С. Мочалова в Малом театре 29 октября 1824 года — актер также исполнил кантату А. Н. Верстовского.
Так или иначе, Василий Львович, как и многие, был восхищен стихотворением племянника. В 1822 году он перевел «Черную шаль» на французский язык. В мае 1822 года П. А. Вяземский писал А. И. Тургеневу из Москвы в Петербург:
«Посылаю тебе французскую „Черную шаль“. Василий Львович измучил от нее свою четверню, разъезжая по всему городу для прочтения, и теперь ездит на извозчике: c'est unfait [592] » [593] .
25 мая А. И. Тургенев, в свою очередь, писал П. А. Вяземскому из Петербурга в Москву:
«Посылаю перевод Шиллера „An Emma“, слепого Козлова, который утверждает, что ничего хуже перевода на французский „Черной шали“ не читывал, почему я и не читал его. Но это должно быть тайною для переводчика» [594] .
592
Это событие (фр.).
593
Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 2. С. 254.
594
Там же. С. 256.
30 мая П. А. Вяземский в письме А. И. Тургеневу сообщал об Александре Пушкине:
«Кишиневский Пушкин ударил в рожу одного боярина и дрался на пистолетах с одним полковником, но без кровопролития. В последнем случае вел он себя, сказывают, хорошо. Написал кучу прелестей. Денег у него ни гроша. Кто в Петербурге заботился о печатании его „Людмилы“? Вся ли она распродана, и нельзя ли подумать о втором издании? Он, сказывают, пропадает от тоски, скуки и нищеты» [595] .
595
Там же. С. 257.