Василий Львович Пушкин

Тема для Василия Львовича важная. Важно и то, что он заявил ее в первой части своего сборника.

Во второй части сборника — басни, излюбленный В. Л. Пушкиным жанр, который, как он считал, лучше всего ему удавался; недаром эта часть вместила больше всего стихотворений и в свою очередь подразделяется на две книги (в каждой — по 12 басен).

В баснях (многие из них — переводы Лафонтена, Флориана и других французских авторов) Василий Львович следует за русским Лафонтеном — И. И. Дмитриевым. Это изящные сценки, легко и непринужденно написанные. Вот одна из них — «Кузнечик» (из Флориана):

Кузнечик, в мураве густой Скрываясь, мотыльком прещался, Который с одного цветочка на другой Порхал, резвился, любовался И майским утром, и собой. Лазурь и золото блистали На крыльях мотылька и взоры привлекали (99).

Кузнечик завидует мотыльку, сетуя на свою безвестность и некрасивость. Но вдруг

Толпа веселая детей, На луг зеленый прибегая, Пустилась вслед за мотыльком. На воздух и платки, и шляпы полетели! Мальчишки резвые красавцем овладели, И он пойман под платком. Один ему крыло, другой теребит ногу, А третий и совсем бедняжку раздавил (99–100).

Бедняжка-мотылек раздавлен, и кузнечик вынужден признать:

Я, право, мотыльку завидовал напрасно И вижу, что блистать на свете сем опасно! (109).

Сочинитель заключает басню сентенцией:

Всего полезнее, чтоб счастливо прожить, Скрывать свой уголок и неизвестным быть (100).

Другие басни В. Л. Пушкина завершаются подобными же поучениями. Читатель сборника его стихотворений узнает, что «счастлив кто живет на свете осторожно» («Лев больной и лисица»); что «веселость денег нам дороже во сто крат» («Сапожник и его сват»); что «в старости не ум, а сердце нужно нам» («Старый лев и звери»). Конечно, А. М. Пушкин, подтрунивая над Василием Львовичем, говорил, что его басни так пусты содержанием, что можно печатать только одни их названия. Но так ли это? Ведь с высказанными в баснях суждениями трудно спорить. В них — житейская мудрость, которая приобретается, как правило, с годами. И этой житейской мудростью Василий Львович делится с читателями.

Впрочем, иногда читатели «Стихотворений Василия Пушкина» встречали в его баснях и нечто иное:

От старика и до ребенка Все заняты умы в столичных городах: Тот проживается, тот копит, богатится И в страшных откупах; Другой над картами трудится; Заботы, происки о лентах, о чинах; Никто не думает о ближних, о друзьях; Жена пред мужем лицемерит, А муж перед женой — и до того дошло, Что брату брат не верит.

(«Сурок и щегленок») (78).

В басне «Японец» за «Японией благословенной», конечно, виделась Россия. Слепой, глухой, немой житель этой благословенной страны полагал, что его соотечественники «добры, чтут правду и закон». Но когда «какой-то славный врач, в Японии известный, / Не худо бы и нам таких врачей иметь!», вылечил беднягу, то

… что ж Японец наш узнал? Товарищи его не стоили похвал; Друг друга грабили они бесчеловечно; Везде бессильный был попран; В судах коварство обитало, На торжищах обман, И словом — зло торжествовало. «О ужас! — юноша вскричал С прискорбием души, с сердечными слезами, — Таких ли гнусных дел от вас я ожидал? Что сделалось, японцы, с вами? Куда не оглянусь: в стране несчастной сей Или безумец, иль злодей!» (72).

На героя басни донесли, и он был навек изгнан из отечества. Грустная история!

В свой сборник Василий Львович включил басни, посвященные всегда животрепещущей теме зависти, — стихотворец с жаром выступал против завистников талантов. «Завистники соловья», «Овсянка и пеночка», «Сычи» — авторская позиция В. Л. Пушкина в этих баснях не может не вызывать уважения:

Как солнца светлого лучи, Сияют дар, ученье: Невежество — умов затменье; Невежды-авторы — сычи (83).

Как тут не вспомнить стихи племянника:

Подымем стаканы, содвинем их разом! Да здравствуют музы, да здравствует разум! Ты, солнце святое, гори! Как эта лампада бледнеет Пред ясным восходом зари, Так ложная мудрость мерцает и тлеет Пред солнцем бессмертным ума. Да здравствует солнце, да скроется тьма! (II, 420).

В раздел «Басни» В. Л. Пушкин поместил и свои стихотворные сказки. Они в самом деле близки к басенному жанру. Так, в сказке «Кабуд-путешественник» история путешествия осла в Мекку (хозяин отдал его дервишу, с тем чтобы осел вернулся оттуда ученым, заговорил на многих языках) рассказана для того, чтобы прийти к заключению:

…кто поехал в путь ослом, Ослом и возвратится (112).

Не удержался Василий Львович и от того, чтобы включить в забавное повествование выпад против давнего литературного врага — А. А. Шаховского:

На правой стороне брюхастый стиходей Достойнейших писателей злословил И пасквили писал на сочиненья их, А помнил сам в душе один известный стих, Которым он воспет в поэме был шутливой (109).

В сказке «Красавица в шестьдесят лет» очерчен карикатурный портрет старой кокетки, которая

…в зеркале себя увидев невзначай, Сказала, прослезясь: «Веселие, прощай! Как зеркала переменились!» (115).

То же можно сказать и о сказках «Быль» и «Догадливая жена», где легким пером набросаны портреты молодых жен и их доверчивых старых мужей. Диалоги просто великолепны:

«Все ты сидишь в углу; не слышу я ни слова; А если молвишь что, то вечно вы да вы. Дружочек, любушка! Скажи мне нежно ты — И шаль турецкая готова». При слове шальжена переменила тон: «Как тыдогадлив стал! Поди ж скорее вон!» (105).