Васка да Ковь

– От смены формулировки суть не поменяется.
– Всплеснула руками Ковь, лишь бы возразить хоть что-то.

"Я бы поспорил", - Криво ухмыльнулся Ложка.
– "иногда неточность формулировок спасает жизни... или губит".

– Ты законник, ты в этих словах живешь, как Кирочка в реке.
– Фыркнула Ковь.
– Слушай, тебе стоит...

"Огонь или молнии?"

– ...обсудить это с Ваской.
– Она вздохнула, пожала плечами, - Молнии. Но... Это...

"Что именно не так?" - Сверкнул синими глазами Ложка, - "Почему бы тебе не принять от меня помощи?"

– Потому что я чувствую себя веревкой, которую перетягивают ребятишки.

– Отрезала Ковь, - Не хочу, чтобы меня так откровенно покупали.

"Я не покупаю. Ты чуть не погибла из-за моей халатности, ты близкая подруга моего брата - а значит, и твоя судьба и мне не безразлична".
– Он, сам того не замечая, стал трепать кончик косы, - "Почему бы тебе не поверить в то, что сказал я, вместо того, что говорила тебе твоя... прабабка? Бабка? Я отпустил Шайне, как ты и просила, хотя это доставит проблемы, и я не сделал ничего плохого до сих пор - такого, что коснулось бы тебя, почему бы тебе не принять мою помощь?"

Ложка умен, в этом ему не откажешь. Хотя не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что могла сказать бабка.

История-то древняя. Жила-была на свете хорошенькая служанка, которая имела несчастье влюбиться в своего сильного и красивого господина. И она господину понравилась, и стала она не служанка, а содержанка... А потом любовь прошла, завяли помидоры, живот ветром надуло, и вернулась служанка в родную деревню с ребенком и годовым содержанием.

А бабка не из тех, кто может простить обиды. И Кови от нее всегда доставалось больше всех ее внуков и любви, и ненависти, потому как она взяла у деда больше всех. Даже больше матери - такая вот злая шутка богов.

– Потому что все, что тебе нужно - это брат. И ты не хочешь объясняться, но...

И одну мысль Ковь всосала с молоком матери, с леденцами бабушки, укрепила с бабкиными подзатыльниками, пинками и щипками: аристократам нельзя верить. Иногда ей снилось бабкино лицо, изборожденное морщинами, как сморщенное яблоко, поджатые губы, белые слепые глаза: нельзя, нельзя, нельзя. Ковь усвоила это накрепко, а кошмар этот не давал забыть пройденного.

Это потом появился Васка, но он неправильный аристократ, его вечно с человеком путают, а Ложка - он что ни на есть настоящий.

Руки у него такие...

А влюбляться в тех, кому верить нельзя - это, наверное, Ковь в бабку и пошла...

"Я объяснюсь".
– Ложка пожал плечами, - "Теперь, когда Шайне объявила кровный долг, молчать больше нет смысла, хотя я не хотел вмешивать брата; видишь - мне нет смысла тебя покупать".

– Тогда зачем?

"Я благодарен тебе за то, что ты его не оставила?" - Предположил Ложка.
– "Думай, что хочешь, мне просто не сложно сделать тебе приятное..."

– ...и набрать в глазах брата несколько дополнительных очков...

"Не уверен, что мой метод сгодится для набора очков. Есть еще одна маленькая тонкость, с которой ты вряд ли согласишься... и он", - Ложка сгорбился и стал похож на большую черную сову со своим крючковатым носом и темными кругами под глазами, - "Я не могу дать тебе имя чужого рода, потому что тут начнут докапываться не Школьный секретариат, но целый род... поэтому, по сути, я уже достаточно долго предлагаю тебе замужество".

В комнате резко перестало хватать воздуха. Ковь захлопала ртом, как выброшенная на берег рыба, и только проскользнувшая мысль о том, как глупо она опять выглядит, помогла ей взять себя в руки. Ну, по крайней мере, закрыть на мгновение рот, набрать побольше воздуха и разразиться гневной тирадой.

– А где мои браслеты? Фанфары? Фейерверки? Ужин, в конце концов?
– Возмутилась она, и, не в силах поверить, уставилась на Ложку, - Ты совсем с дуба съехал? Крышу ветром унесло, мозги птицы расклевали? Оно тебе надо? И это что - маленькая тонкость? Да она размером с этот замок, эта твоя тонкость! С целый мир размером, то-о-онкость!

Ложка картинно поморщился, накрыл ладонями уши. Дождавшись, когда ее пыл поутихнет, отнял руки от головы, и продолжил:

"Подумаешь, это же не так важно! Будешь Ковия Диерлих, как будто есть в этом что-то позорное. Пара лет счастливого фиктивного брака, за которые мы немного примелькаемся в столице, и я дам тебе развод... Доучишься спокойно в Школе - не придется возвращаться туда, откуда Васка тебя похитил, в эту свою пасторальную деревенскую жизнь. Хороший молчаливый преподаватель этикета, немного прилежания - и никто больше не примет тебя за крестьянку, я гарантирую".

– Я не понимаю, зачем тебе это, - Ковь помассировала виски, - Просто не понимаю.

Невозможно, чтобы было просто так. Нельзя ему верить. Ему даже родной брат не верит. Она же не деревенская дурочка, верить каждому, в кого влюбилась? То есть деревенская и рядом с ним дуреет, как мартовская кошка, но не настолько же!

Она отвернулась, чуть ли не с головой залезла в дорожную сумку - так не заметить, как у нее пылают щеки. Ну и страшна же она сейчас, страшна, как смертный грех. Невестушка! Хотя фиктивная, с фиктивной и спать не надо, какая там разница, что у нее за рожа...

Ну где же, гуда она сунула эту дурацкую банку? Она искала рьяно, пытаясь заглушить всю ту тучу мыслей, что вертелись в ее голове, жужжали растревоженным ульем.

"Очевидно - хочу подлизаться к брату. Неочевидно - скучно всю жизнь ходить неженатым", - Ложка покачал головой, - "Сколько мне еще выдумать причин, чтобы ты согласилась?"

Скучно ему... Ковь нащупала банку: тяжелая, холодная. Достала, прижала к пылающему лбу.

– Что за бред ты несешь? Точно кукушечка съехала...
– Вздохнула.

"А кому еще кроме вас я буду такой нужен?" - Развел руками Ложка.
– "Я не самый завидный жених, и мне, в принципе, не жалко дать имя попользоваться, чтобы не пришлось ради каждого упыря себя под корень сжигать... там же этому учат?"

– Мне надо обсудить это с...

Она говорила это, понимая, что бежит. Не хочет принимать решения сама и прячется за такого надежного Васку. А может, приняла, и теперь желает его одобрения.

Растревоженный пчелиный рой в ее голове гудел слишком громко, чтобы она могла хоть что-то разобрать.

"Нам", - улыбнулся Ложка ехидно.
– "Нам, дорогая".

Терпение лопнуло, как струна на мандолине, Ковь даже почти услышала звук. Рой порешил - долбануть этого издевальщика чем покрепче, а потом уже разобраться, без отвлекающего фактора под боком.

– Да пошел ты!
– Рявкнула она и метнула в него банкой с басмой.

Он поймал ее с легкостью, поклонился изящно.

"Как скажете, моя госпожа, как скажете".

И вышел, оставив ее чувствовать себя самой большой идиоткой на свете.