Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж
Шрифт:
Вот послышались шаги…
– Ты пришел? Наконец-то!
С кривой торжествующею улыбкой колдун поднялся навстречу вошедшему князю, вытянув вперед окровавленные руки:
– Заклинаю тебя всеми демонами мира, девятью ифритами и эти сердцем, что еще недавно билось в груди… а теперь мертво – как будешь мертв и ты! Горе тебе, нечестивец! – Мардар гулко захохотал и от сатанинского смеха его, побледнев, упала на пол Аманда, из носа и ушей ее потекла кровь…
Егор этого не видел. Не оглядывался. Просто шел.
– Ты что ли, Мардар? Балаган тут какой-то устроил…
– О, нечестивец! Умри-и-и-и!
– А чего сразу обзываться-то? –
Оп!!!
– Но не каждый успевает извиниться!
Как и предвидел Вожников, кривой удар в печень колдуну не понравился. Скривившись от боли, бедолага что-то зашипел… и, получив изящный апперкот в челюсть, рухнул, словно порезанный серпом сноп.
Князь подул на кулак:
– Всего и делов-то! Эй, эй, Аманда! Ты что там лежишь-то? Вставай!
Холодный осенний ветер гнал по небу серые клочковатые облака, бросая на слюдяные окна горсти дождя, гудел в печной трубе, завывал, словно нечистая сила.
– А погодка-то испортилась, милый! – княгинюшка поднялась с ложа нагою – кого было стесняться-то, уж точно не мужа!
– Красивая ты у меня, – привстав, Егор притянул супругу к себе, обнял за талию.
Елена улыбнулась, на щечках ее заиграли ямочки, василькового цвета глаза игриво вспыхнули… но тут же погасли:
– Ненасытный ты у меня… Одначе кто-то все утро в людской ошивался. Думаю – парни твои урок отвечать пришли.
– А-а-а-а… – князь улыбнулся. – Ну, так это к тебе. Ты ж у них за учителя. И что, выучили хоть немного русский?
– Да помаленьку лопочут, слыхал ведь, – княгиня уселась на ложе и похвасталась: – А я им имена придумала, а то негоже так – Беззубый, Рыбина, Рвань. Ну и имена для дворян, прости, господи.
– И что ж ты придумала, милая?
– Алеша Зубов, Гостинец Рванов и Рыбин Иван!
– А почему Иван?
– Да имя красивое просто.
Княгинюшка улыбнулась, склонилась над мужем, волосы ее цвета медового солнца хлынули водопадом Егору в лицо… грудь коснулась груди… уста – уст…
– Ах, ты ж моя милая…
Черный дым костров, разложенных на площади дель Рей в Барселоне, поднимался высоко к небу, и налетевший с моря ветер нес его к горе Тибидабо и дальше, в Жирону и Руссильон. Собравшийся на площади народ радовался – люди любят смотреть на чужие страдания, тем более и повод для радости был: по приговору суда Святой инквизиции под председательством брата Диего, нынче сжигали двоих – черного мавританского колдуна и оборотня, с поимкой которого прекратилась, наконец, цепь кровавых убийств, давно терзавших всю Каталонию.
– Колдун умер, – глядя на пламя, тихо промолвил сидевший на выстроенном у дворца помосте брат Диего, волею папы Мартина, с недавних пор – Великий инквизитор Барселоны, Жироны и Матаро. – Вот – видите, как улетаете его черная душа!
– Да, да, экселенц, видим, – отозвался кто-то из младших следователей – доминиканский монах. – А вот у второго – что-то никак.
– И я не вижу, – брат Диего скорбно покачал головою. – Не вижу, но, думаю, что у него просто не было души.
– Может, пойдем уже? – Аманда толкнула локтем своего жениха, торговца и владельца мельниц Лупано Микачу. – Хватит тут глазеть. Вон, народищу-то собралось – как бы наших мулов не увели, с сундуками!
– Не уведут, – мягко улыбнулся Лупано. – Они ж под присмотром! Хотя – ты права, пойдем, тут все равно смотреть уже больше не на что. Да и хорошо б к вечеру добраться хотя б до Террасы. А там и
до дома рукой подать! Я уже написал отцу, думаю, он ждет в нетерпении.– Интересно, я ему понравлюсь? – пробираясь к мулам, задумчиво произнесла девчонка.
– Конечно, понравишься! Как же ты можешь не понравиться-то?
– С такими-то сундуками – да.
Последнюю фразу Амана произнесла шепотом, про себя. Сказала – и улыбнулась. В сундуках находилось приданое, щедро подаренное самим господином Георгом – красивое платье, золото, серебро. Но вовсе не это было главным, все самое ценное девушка прятала на груди. Две грамоты. Одна – официальное подтверждение дворянства – от императора, и вторая – от брата Диего. О том, что не ведьма.
Мятеж
Глава 1
Бунт
Лето 1418 г. Великий Новгород
Темно-сизая злая туча, громыхая, нависла над городом, словно огромная, невесть откуда взявшаяся нечисть. Повисла, едва не зацепившись нижним краем своим за каменные башни детинца, глухо, с угрожающим гудом, ворочалась, щетинясь синими молниями. Вот одна ударила куда-то на Щитную, угодив в чью-то усадьбу, вмиг заполыхавшую пламенем, и снова сверкнуло – на этот раз над Прусской улицей, аккурат меж церквями Михаила и Вознесения – на этот раз, слава богу, угодила в землю, в мокрую от дождя кручу, густо поросшую малинником и смородиной.
На Торговой стороне, в деревянной, с высокой маковкой, церкви Святого Саввы, что близ Московской дороги, перекрывая гром, всколыхнул грозовое марево уличанский набат, поддержанный колоколами других храмов. Не малиновым звоном тянулись ныне, били грозно, заполошно, отрывисто, словно бы кричали, что есть мочи:
– По-жар! По-жар! Выхо-ди-и!
Жители ближних усадьб со Щитной давно уже выскочили, едва почуяли запах дыма; услыхав набат, к ним присоединились и соседи – с Конюховой улицы, с Молотковой, с той же Большой Московской дороги, что тянулась через весь город, через всю Торговую сторону, от загородного Косого моста до Федоровского ручья, впадавшего в сумрачно-серый, игравший нешуточною волною, Волхов.
Мужички действовали споро, не обращая внимания ни на дождь, ни на тучу – город-то деревянный, каменные – почитай, одни стены да храмы – полыхнет, выгорит враз, мало никому не покажется! Вот и торопились – выстроившись в ряд, передавали друг другу кадки с водою из Федоровского ручья, пытались сбить огонь, поливали и соседние ограды, а кое-кто уже лихо раскатывал на пылающем дворище амбары, кои готово уже было вот-вот объять ненасытное пламя.
– Давай, давай, робяты-ы-ы! – надрывно кричал какой-то чернобородый мужик, босой, в разорванной на груди рубахе, как видно – хозяин горевшей усадьбы. – Наддайте, соседушки, ухх! Подсобите… Век буду Бога молить! Подсобите!
– Ничо, дядько! – обернувшись, утешил один из парней с багром. – Мастерская-то у тя не сгорела, ага!
– Да не сгорела…
– Вот и выживешь! И избу себе к осени новую сладишь. Домочадцы-то живы?
– Да слава Господу.
– От, то-то и оно – слава!
Оба перекрестились, покосились на тучу, еще громыхавшую, еще огрызавшуюся синими сполохами молний, но уже мало-помалу уползавшую за город, на Хутынь.
– Слава те, Господи! Кажись, утихает.
– Да и пожар-от – потушили почти! А ну-тко, други, навались! Еще вона, на забор поплескаем. Тяните кадки-то, ага!