Вавилонская башня

— Стой! — услышал командир роты сзади себя окрик.

— Это свои! — ответил он.

— Стой, стрелять будем!

Рота остановилась.

— Я командир разведроты отдельного мотострелкового полка! Командир полка приказал вам прибыть в наше расположение.

Разведчики снова двинулись к партизанам.

— Руки вверх!

Несколько автоматных очередей с разных сторон разрезая ветки деревьев, засыпали ими головы разведчиков.

— Вы что с ума сошли? — крикнул командир роты, но руки всё же поднял.

— Возвращайтесь к своему полковнику и доложите, что у нас свой полковник есть и без его приказа мы ничего делать не будем. А если силу захотите применить, то мы тоже зубы показывать умеем.

Генерал так и не решил, что ему делать с партизанским отрядом. Он хотел пообещать Вронскому, что согласует этот вопрос на самом верху, но не успел. В кабинет вошёл адъютант и доложил, что у него очень важное сообщение.

— Что там ещё? Докладывай.

— Партизаны без приказа командира не желают выходить из леса. Дело чуть до перестрелки не дошло.

Генерал вопросительно посмотрел на полковника.

— Субординация, — ответил тот улыбаясь.

— Да, однако, дисциплина у вас поставлена на должном уровне!

Генерал задумался и продолжил:

— Полковник Вронский, приказываю вам отбыть в расположение отдельного добровольческого полка. А вы, товарищ начальник штаба, подготовьте все документы для зачисления нового полка в состав дивизии.

Вронский козырнул, развернулся и направился к выходу. В дверях он остановился и посмотрел на генерала.

— Товарищ генерал, есть ещё вопрос, который надо решить.

— Включение в состав дивизии нового полка дело непростое. Вопросов будет много. Идите полковник, всё со временем решим.

— Этот вопрос надо решить немедленно.

Настырность полковника уже начинала надоедать генералу, но помня о том, что тот сегодня был героем дня, он уступил.

— Докладывайте.

— Я бы хотел этот вопрос решить конфиденциально.

И здесь генерал уступил.

— Совещание окончено. Все свободны. Полковнику Вронскому остаться, — приказал генерал.

Офицеры разошлись. У адъютанта в приёмной остались сидеть Кузьма, Василий и Ферзь.

Сидеть пришлось долго. Целый час двери кабинета были закрыты. Генерал несколько раз вызывал к себе адъютанта и требовал связать его с Москвой.

Наконец двери отварились и в них показались командующий армией с полковником. Генерал подошёл к партизанам и остановился. Те непроизвольно встали со стульев и вытянулись в струнку.

— Товарищ Иванов, — обратился генерал к Ферзю, — Советское правительство за мужество и героизм, проявленное в борьбе с фашистскими захватчиками, снимает с вас судимость и присваивает вам воинское звание — рядовой.

— Служу трудовому народу! — ответил теперь не Ферзь, а рядовой Красной армии Николай Иванов.

— Больше ко мне вопросов нет? — спросил генерал полковника.

— Никак нет. Разрешите отбыть в свой полк?

— Отбывайте.

Привыкание партизан к новой жизни были недолгими. Командир сдал всю документацию отряда в архив особого отдела армии, и обзавёлся новой. Людей одели в форму, изъяли трофейное оружие, выдали новое и поставили на довольствие — всё, как положено по уставу. Единственное, что осталось от прежней жизни, было название. Что бы ни значилось в бумагах штаба, полк всегда называли партизанским. Так и шёл партизанский полк по дорогам войны в составе регулярной Красной армии.

Учитывая огромный опыт работы в тылу врага, полк использовали в основном для разведки. Проводя рекогносцировку, ударная группа неожиданно вторгалась в оборону противника на несколько километров, выпуская несколько разведгрупп, которые уходили в глубокий тыл. Ударная группа держалась до тех пор, пока группы не возвращались с задания. После этого партизанский полк отступал на прежние рубежи. Данные разведки обрабатывались в штабе полка и отправлялись в дивизию, откуда поступали в армию. Такая тактика работала безотказно и обеспечивала сведениями войска перед решающим наступлением. Однако щадящей эту службу назвать было нельзя. Войска, удерживая натиск противника до подхода своих групп, несли большие потери и поэтому полковой госпиталь еле успевал обрабатывать раненых после каждой рекогносцировки. Командир, жалея свою элиту, старался не посылать её в самое пекло, но война есть война и без пекла здесь не обойтись. После очередного задания рядовой Иванов очнулся в полковом госпитале, который бойцы в шутку называли святой инквизицией. Святой, потому что здесь многим возвращали жизнь, а инквизицией, потому что лечили здесь в полевых условиях со всеми вытекающими отсюда последствиями. Николая вырвал из небытия чей-то душераздирающий крик.

— Мать твою за ногу! Что же вы суки делаете!

— Доктор, что мне делать, он матерится? — услышал Николай с другой стороны девичий голосок.

— Это хорошо, что матерится, — отвечал мужской голос. — Главное не допустить болевого шока. У нас с анестезией сейчас напряжёнка.

Николай открыл глаза и увидел перед собой симпатичную девушку. Она задрала одеяло и стала рассматривать его тело. После только что услышанных воплей, веки Николая инстинктивно сильно сжались, ожидая нечеловеческой боли. Однако боли не последовало.

— Ого! — воскликнула девушка.

— Что так всё плохо? — спросил Николай.

— Ну, это кому что нравится.

— Не понял, вы про что?

— А вы про что?

— Я про ранение.

— А я про татуировки, — засмеялась сестра.

— А, вы про это?

— Вы, наверное, верующий?

— Почему?

— Церковь нарисована с куполами.

Ферзю вдруг стало так смешно, что он не смог сдержаться и расхохотался. Сестра испугалась и убежала.

— Доктор, что мне делать, у меня раненый хохочет? — услышал Николай её голос в стороне.

— Что значит хохочет? Когда хохочет это совсем плохо.

Доктор подошёл к Николаю.

— Что с вами голубчик?

— Она сказала, что я верующий.

— Ну и что?

— А ты сам посмотри.

Врач приподнял одеяло и посмотрел. Доктор заулыбался, он хотел сдержать смех, но тоже не смог.

— Здесь всё в порядке, — успокаивал он сестру сквозь смех. — Никакой он не верующий.

Доктор ушёл, а девушка, красная, как рак, подошла к Николаю.

— И всё-таки, какое у меня ранение?

— Перелом обеих конечностей и контузия, — смущённо ответила сестра. — Ранения не опасные, но полежать придётся, пока ноги срастутся.

Николай больше ничего не спрашивал, однако девушка не отходила от него.

— А вы тот самый партизан будете? — робко спросила она.

— Какой тот самый?

— Ну, из которых наш полк сформирован.

— Из них. А что тут такого? В нашем полку большинство бывших партизан.

— Нет, я имела в виду тех, с кого начался партизанский отряд.