Вавилонская башня
Шрифт:
— Саня, держи её, чтобы не дёрнулась, здесь стянуть надо, а то шрам может остаться.
— Спасибо, я так благодарна вам! — звенел девичий голосок.
— Спасибо потом скажешь, — ворчала Маша, — а сейчас слушай что говорят. Нам с тобой шрама никак допустить нельзя, ты ещё молодая, у тебя всё впереди.
Маша сильно сдавила рану тугой повязкой. Таня вскрикнула от боли и вцепилась в руки Александра, однако Сашина хватка была "мёртвой", и дёргание девушки не помешали закончить перевязку.
— Руки отпустите, — как можно мягче сказал Саша.
— Что? —
Александр взглядом показал на свою руку и на ногти девушки, которые в неё впились.
— Руки отпустите, — ещё раз повторил Александр.
Таня разжала пальцы и увидела как белая рубашка, испачканная бурым цветом крови, стала окрашиваться в алый цвет. В глазах всё закружилось, начало подташнивать, а в ушах послышался какой-то свист.
— Держи её, она сейчас упадёт! — крикнула Маша.
Крепкие мужские руки схватили девушку, а Маша быстро стала нашатырем натирать ей вески. Свист в ушах прекратился и тошнота прошла.
— Она к тому же ещё и крови боится, — засмеялась Маша.
— Мама во время войны была медсестрой, — объяснял своей новой знакомой Александр.
— Ты зубы то не заговаривай, скидывай рубаху! — скомандовала Маша.
Александр снял рубаху и повернулся к матери раненой рукой. Таня посмотрела на рану и снова побледнела.
— Ты вот что, красавица, нечего на голых мужиков засматриваться — отвернись.
Девушка отвернулась и её щёки стали розоветь.
— Ничего страшного, — говорила Маша, — рана не глубокая, но тоненький шрам всё равно останется. Сейчас обработаем всё и перевяжем.
После того, как разрезанная рубашка, испачканная кровью, была выброшена, а рана перевязана, Тане разрешили повернуться.
— А помнишь, как я под стол залез? — вдруг вспомнил Саша. — Я потом не знал куда глаза деть — мне так стыдно было! Ты, наверное такое обо мне подумала!..
— Ничего я не подумала. — Таня повернулась к Маше и говорила уже ей, — Я уже ручку для клиентов к столу приклеила, так они, как сговорились, стали все доставать свои и ронять их, чтобы под стол залезать.
— Этим мужикам только этого и надо. Я во время войны в госпитале служила, так там мужики, завидев меня, не ручки, а костыли на пол бросали.
— И что потом? — не поняла Таня.
— А потом всё, как положено. Вон видишь какого красавца родила?
Все рассмеялись и не заметили, как с дежурства вернулся отец. Одного взгляда разведчика хватило, чтобы понять, что произошло. Сын с перевязанной рукой и содранной коже на правой кисти и незнакомка с распухшим и лиловым лицом в халате жены всё прекрасно объясняли.
— Всё обошлось? — спросил отец.
— Слава Богу! — ответила Маша.
— И для девушки?
Таня кивнула головой.
— В таком случае знакомь нас, — обратился Николай к сыну.
— Это Таня из Москвы. Помнишь, я про неё тебе рассказывал?
— Вот значит что? В таком случае ты к нам Танечка надолго. Бог так просто судьбы не сводит.
Маша улыбнулась на слова мужа и кивнула головой.
— Да, просто так в жизни ничего не бывает.
Таня,
приехала в Петербург инкогнито. Она хотела сделать маме сюрприз. Однако, представив, как этот сюрприз будет теперь выглядеть, решила изменить свои планы.— Ну, как я в таком виде ей на глаза покажусь? Её же сразу инфаркт хватит! — объясняла она. — Вся в синяках, ссадинах и в чужом халате. Нет, надо ехать в Москву. В следующий раз приеду.
— А ты думаешь, что в банке обрадуются твоему виду? — спросил Александр.
— Ой, туда даже носу нельзя совать, — испугалась Таня. — Я же с клиентами работаю.
— Короче, оставайся у нас, — заключила Маша. — Погостишь недельки две — я за это время твоё личико в порядок приведу.
— Две недельки? — обрадовалась Таня, — тогда я, может быть, и маму успею увидеть?
— Конечно, успеешь. А за халат не беспокойся, — вступил в разговор отец, — мы не Рокфеллеры, конечно, но на женское платье и босоножки раскошелиться можем.
— Я отдам, я сразу отдам, как только получу получку, — стала оправдываться девушка.
Таня вдруг сморщилась, и из глаз потекли слёзы.
— Да если бы я была даже Рокфеллером, разве могла бы я рассчитаться с вами за то, что вы для меня сделали?
— Да кто ж знает наверняка, дочка, для кого мы это делали: для тебя или для себя? Это один Бог знает. Мы же просто поступили, как должен поступить любой человек, оказавшейся в такой ситуации, если он человек, конечно, — успокоила её Маша.
Нет, ничего этот Энштейн изменить не может. Правильно его сумасшедшим считали. Как ни старайся, как ни растягивай время, а оно всё равно проходит. Хоть бы на часик, хоть бы на минутку, хоть бы на секунду задержалось. Нет, идёт себе, как положено, будто кроме него во вселенной больше и нет ничего и никого.
— Отпуск к концу подходит, — печально говорит Александру Таня, — скоро в Москву надо ехать.
— К маме пойдём?
— Я хочу сначала одна. Надо подготовить её.
— Нас дядя Кузьма в гости пригласил.
Таня прижалась к груди Саши и улыбнулась.
— Конечно, пойдём. Я теперь за тобой как ниточка за иголочкой: куда ты, туда и я.
— К сожалению, ниточка скоро поедет в Москву, а иголочка останется в Петербурге.
— Это ненадолго. Я напишу заявление на имя управляющего банком, чтобы он перевёл меня в какой-нибудь петербургский филиал.
— А кто у вас управляющий? Ты его знаешь?
— Видела несколько раз. Он из бывших партийцев.
— Они все в банки подались.
— Саня, я так боюсь за тебя. Сейчас всё так ненадёжно!
— Времена не выбирают — в них живут и умирают.
— Знаешь, что я хочу?
— Чего?
— А ты не будешь смеяться надо мной?
— Ну, говори, раз начала.
— Я хочу от тебя ребёнка.
— Это само собой разумеется. Поженимся и будет ребёнок.
— А я сейчас хочу. Разве твоя мама ждала, когда твой папа на ней поженится?
— Тогда война была.
— А сейчас что?