Вавилонская башня
Шрифт:
— Убили. Милиция копает, но пока всё впустую.
— Причём тут милиция? Что твой математик говорит? Это же он заверил, что тебе теперь ничего не угрожает.
— Марлен всё просчитал и думает…
— Ты ответь, что он говорит о смерти твоего шефа.
— Понимаешь, у шефа акций было меньше, чем у меня, поэтому я для него был, как чирей. Шеф нанял людей, чтобы избавиться от меня, заплатил им деньги.
— За что? — не поняла Люба.
— За то, что они убьют меня.
Люба начала судорожно креститься и что-то бормотать себе под нос.
— Шеф был не очень умный человек, поэтому, когда взял мою машину, не сообразил, что киллеры могли её заминировать.
— Кто, кто?
— Киллеры — так
— Но ведь они же могут… — дрожащим голосом защебетала Люба.
— Ничего они не могут. Заказчика нет, а следовательно нет и заказа.
Жизнь в золотой клетке ничем не отличается от клетки обычной с металлической и ржавой решёткой. В такой клетке сидят преступники и люди, которые никаких преступлений не совершали, но волею судьбы оказались причислены к сословию социально опасных элементов. Кого из них больше — неизвестно. Но это и не важно, ведь мы говорим не о преступлении, а о психологии человека. Вначале, заключённого в тюрьме всё шокирует: он бьётся головой о стенку, рвёт на себе волосы, посыпает голову пеплом, кричит о вопиющей несправедливости, но вскоре силы заканчиваются и он затихает, впадая в глубокую депрессию. Но время лечит всё, и глубокую депрессию в том числе. И если никаких изменений в жизни человека больше не происходит, он приспосабливается к новым условиям и продолжает жить обычной своей жизнью. Затхлый воздух камеры не кажется уже таким затхлым, ужасные физиономии соседей воспринимаются как нормальные лица, и даже тюремная баланда, от которой первое время тошнило, кажется нормальной, а иногда даже вкусной едой. Человек не видит других людей, забывает, что есть другая жизнь, ему кажется, что так живут все и это нормально. И если человек провёл в заключение много лет, он уже боится не тюрьмы, а свободы. Ему не хочется, чтобы срок заканчивался. Там на свободе придётся снова адаптироваться, и кто его знает, кто кого победит: человек депрессию или депрессия человека.
В золотой клетке происходит всё тоже самое с незначительными отличиями, которые для психики никакой роли не играют. Вначале богатство и роскошь шокирует человека: он готов кричать от радости, показывать всем своё богатство и прославлять удачу, но вскоре он привыкает к новому образу жизни и успокаивается. Шикарная мебель не кажется больше уникальной, кулинарные изыски превращаются в нормальную еду. Все соседи живут примерно одинаково, и кажется, что жизнь ничем не отличается от других — так живут все. Правда, в глубине сознания остались ещё воспоминания о другой жизни, но лучше об этом не думать, а то ещё свихнёшься чего доброго. Вот поэтому богатые люди любят строить высокие заборы, а если их нет, задёргивать шторы на окнах, чтобы не видеть другой жизни и не думать о ней. Добровольно заключив себя в золотую клетку, они также как и заключённые, просидевшие длительный срок, больше всего на свете боятся свободы, потому, что к ней придётся адаптироваться и кто его знает, кто победит тогда в борьбе: человек депрессию или депрессия человека?
После неудавшегося покушения на мужа, жизнь Любы превратилась в каторгу. Она осознала, что в её золотой клетке образовалась прореха и через неё в уютную и привычную тюрьму может просочиться эта опасная и страшная свобода. Она боялась за детей, боялась за мужа, боялась за себя. Этот страх вытягивал из неё все жизненные силы, и порой обессиленная несчастная женщина ловила себя на мысли, что ей не терпится увидеть развязку, какой бы трагической она не была. Однако время шло, но ничего не менялось: один день сменял другой, не принося ничего кроме страха и ужаса.
Игорь был мужчиной и поэтому переносил особенности своего положения гораздо легче, чем жена, но всё равно только переносил. Никакого удовлетворения от своего состояния он не испытывал.
Зайдя как-то
в кабинет Марлена, он сел рядом с математиком и с интересом стал разглядывать графики на дисплее.— Ничего не понимаю, — вздохнул он.
— В этом ваше преимущество, — ответил Марлен.
— Преимущество?
— Конечно. Жить легче, когда не знаешь, что будет завтра.
— Неужели всё так плохо?
— До экстремального значения время ещё есть, но оно катастрофически сокращается. Вы не беспокойтесь, Игорь Александрович, я предупрежу вас, когда надо будет принимать решение.
— А по-русски можно?
— Извините, я просто увлёкся. — Марлен посмотрел на своего начальника и показал пальцем на график. — Вот это ось ординат, — стал рассказывать он, — на ней откладываются положительные составляющие вашей компании и отрицательные. На оси абсцисс откладывается время. Любая система способна существовать только в том случае если она находится в равновесном состояние.
— То есть кривая графика должна проходить по оси абсцисс?
— Это идеальное состояние. В реальной жизни существуют допуски и в положительном секторе и в отрицательном. Вот здесь я их обозначил.
Марлен показал на две пунктирные линии в положительной части графика и в отрицательной.
— Значит, если кривая проходит между двумя пунктирными линиями — система устойчива?
— Абсолютно верно.
Игорь поставил свой палец на начало графика с стал двигать его по кривой.
— Кривая находилась очень низко в отрицательной зоне, — комментировал он, — но потом резко пошла вверх.
— Посмотрите на ось абсцисс.
— Это произошло, когда был убит шеф, — сказал Игорь.
— Правильно. Теперь кривая достигла максимума в положительной зоне и вновь стремиться уйти в отрицательную.
— А если она пойдёт в том коридоре, который вы ограничили пунктирными линиями?
— Это был бы идеальный вариант, но она не остановится. График снова уйдёт в отрицательную зону.
— Почему?
— Потому, что количество акционеров, то есть собственников очень велико, а доля каждого из них в уставном фонде очень мала.
— И что из того?
— А то, что эти акционеры мешают развитию предприятия.
— Каким образом?
— Они владеют тем предприятием, где работают, и их зарплата гораздо выше дивидендов. Отсюда вывод — эти акционеры любыми способами будут выступать за увеличение заработной платы. Им до прибыли предприятия нет никакого дела, а это прямой путь к банкротству.
— И когда же система окажется в равновесии?
— Когда акционеров не останется вовсе.
— То есть как?
— Очень просто. Основная часть акционеров находится в Москве, а здесь должны работать только наёмные работники.
— И что же должно произойти?
— Удар должен быть нанесён против того, у кого самый большой процент акций, то есть против того, кто имеет наибольший вес при голосовании.
— Вы хотите сказать, что против меня опять будет предпринято покушение.
— Не думаю. Случай, который произошёл с вашим шефом, отобьёт охоту к силовым методам. Вас просто постараются купить.
— А если я откажусь?
— Ну, тогда… — Марлен виновато пожал плечами. — Система не может быть разбалансированной. Она всегда будет стремиться к равновесному состоянию.
— Вы так считаете?
— Так считает наука.
— И когда же это может произойти?
— А вы мысленно продлите график.
Игорь провёл пальцем до того места, где график должен будет пересечь ось абсцисс.
— Через два месяца?
— Через два месяца и три дня. Вы строили график приблизительно, а я его вычертил точно.
Марлен выдвинул ящик стола и вытащил оттуда листок бумаги, на котором был распечатан график.
— Мне можно его забрать?
— Он и сделан для вас. Просто я хотел отдать его вам немного позже.