Вблизи Софии

Сегодня главный инженер дважды спускался к котловану. Остальные инженеры тоже здесь — наблюдают, совещаются, спорят. Даже Тошков, в новой шубе, в мягкой коричневой шапке и меховых перчатках, пришел на берег. Он осторожно ступает, стараясь не запачкать боты, щурит глаза и ни с кем не разговаривает. Рабочие чаще всего обращаются к нему, принимая его за самого главного:

— Товарищ начальник, надо отложить работы. Холодно, ветер до костей пробирает. И в январе не было таких морозов. Подождать бы надо, пока потеплеет…

Тошков и сам ничего не имеет против того, чтобы подождать. Уши у него покраснели, руки совсем закоченели. Поминутно он снимает перчатку, чтобы достать из кармана платок и вытереть нос. Но не успевает он дать согласие, как Иван Ушев и Младен Зарев, эти неприятные ему люди, вмешиваются в разговор:

— Осенью тоже пытались построить отводную плотину, и три раза река сносила ее…

— Когда потеплеет, река поднимется еще больше: снега начнут таять быстрее, пойдут весенние дожди. Откладывать нельзя. Надо строить сейчас, пока держатся заморозки…

— Да, верно, март — месяц коварный, — соглашаются рабочие. — И в последний день жди от него подвоха.

— Ветреный месяц, что и говорить, совсем как женщины, — подал реплику и Тошков. Он засмеялся и огляделся по сторонам — произвела ли впечатление его острота?

Подошли Мирко и парторг, продрогшие до костей — они ведь с самого раннего утра здесь.

— Ну, Младен, что ты на это скажешь? — спросил Мирко приятеля.

— Что тут особенно говорить? Или начинать, или расходиться по домам. Стоим, мерзнем на ветру и ждем, кто кого переспорит. Как будто до сих пор мы работали только в теплые дни!

…Ветер, немного утихший, задул с новой силой. Несколько тачек, стоявших одна за другой, с грохотом опрокинулись. Туча пыли поднялась над площадкой. Дурхан, который вез тачку с песком, зажмурился и налетел на Киро.

— Ты куда? — кричал тот какому-то рабочему.

— Ухожу. Хоть ты меня привязывай — не останусь! Здоровье на дороге не валяется.

— Если сегодня не укрепим то, что построили, — десять дней работы пропадут ни за что ни про что. Все унесет.

— Надо хотя бы огонь разложить. Продрогли все…

Костры разожгли у самого берега — там, где шла работа. Люди подходили, садились на корточки, протягивали к огню озябшие руки, грелись и снова уходили таскать к реке песок и камни. С подъезжавших грузовиков и телег непрерывно сгружали сваи и щебень.

…Дурхан поднял воротник и совсем утонул в своем ватнике. Пожалуй, он здесь слишком долго, но он стеснялся попросить заменить его. Юноша тоже был убежден, что больше откладывать нельзя. Он готов и в воду влезть, если это понадобится. Но стоять вот так, баз дела, не согласен. Ему хотелось погреться, но он не решался подойти поближе, боясь потревожить кого-нибудь. У костра образовался широкий круг, и десятки рук тянулись к огню.

Заметив Киро, Дурхан подошел к нему:

— Я думаю…

— Может, и я то же самое думаю, да кто нас спрашивает.

Младен стоял рядом и молчал. Такие же разговоры он слышал утром, и вчера, и позавчера. Нелегко было что-нибудь предпринять. Пробовали и доски и глину — все напрасно.

Когда он приехал на стройку, река почти совсем пересохла. Небольшой ручеек то тут, то там едва пробивался среди песка и щебня. Тогда ничего не стоило перекрыть ее. Он даже удивлялся, откуда возьмется у этой мелкой, ленивой речки вода, чтобы наполнить озеро. Но сейчас, насытившаяся горными снегами, опьяненная ранними дождями, река стала буйной и грозной.

Несколько раз Младен убеждал Тошкова, что пора начинать перекрытие, но тот не соглашался. То говорил, что он здесь недавно и не успел ознакомиться со всеми участками, то уверял, что надо дождаться теплых дней. Потеплело как-то сразу, за несколько дней, и вода хлынула неудержимо. Теперь трудно ее остановить. Вода поднимается, ползет к берегам, становится все выше, выше. И, кажется, нет силы, которая сдержит этот вешний напор.

Младен чувствовал, что и в его душе поднимается и растет любовь к строительству, жажда деятельности и творчества. Сегодня вечером они должны перекрыть реку. Отложить сейчас — значит потерять месяцы, ждать до лета. А строительство и так отстает. Нет, он ничего не станет спрашивать. Сделает это на свой страх и риск. Ведь именно им, молодежи, доверили строительство плотины. Вот и Мирко с ними.

Щегольская шляпа Тошкова показалась опять. Руководитель сектора побывал только что наверху, немного отогрелся, выпил рюмку коньяку и сейчас шел легко и беззаботно, словно пританцовывая. Тошков совсем не думал о том, как произойдет перекрытие, но уже воображал, как он станет рассказывать об этом в субботу в Софии. Вдруг он увидел Младена. «Вечно этот молокосос торчит на моем пути!..»

— Товарищ инженер, — Младен всегда держался с Тошковым официально, — так больше не может продолжаться. Люди на ветру стоят, мерзнут тут с утра, а ничего не делается. Долго мы будем раздумывать? Пора начинать, С плотом ничего не выходит. Надо приготовить камни для перекрытия.

Тошков надменно вздернул голову. Он почувствовал себя задетым — неудачная мысль о плотах принадлежала ему. И вообще как смеет подчиненный говорить с ним так дерзко? Здесь не Гидропроект, где все работали почти на равных началах. Он и сам уже понял, что с потом ничего не получится. Но отступить перед этим задиристым мальчишкой? Ни за что!..

— Снова попробуем плот. Дайте побольше глины, побольше соломы. Принесите доски потолще.

— Нужны шпунтовые доски…

— Чего тут пробовать? Видно ведь, что с глиной и соломой не держит…

— Два раза плот перевернулся.

— Попробуем в третий, — сухо ответил Тошков.

Никто не слушал его. Люди ожесточились, каждый хотел выложить все, что накопилось на душе.

— Эх, дело нешуточное: повернуть реку! Веками текла по этому руслу. Вот я, к примеру, в сельсовет хожу всегда одной дорогой. И не заставишь меня другой улицей ходить. Может, так и дальше, да привык, ничего не попишешь.

— Кто может заставить их лезть в воду? У людей жены, дети…

Группа рабочих окружила парторга. Слова его были тверды и уверенны, как всегда:

— Товарищ Зарев, я так думаю: пусть эта смена отдохнет часа два-три и опять возвращается. А вы проверьте там, в общежитии. Кто отдохнул и согрелся, сменит других. И прежде всего идите вы, Младен и Мирко. Двенадцать часов, как вы здесь. Мирко вон еле ноги таскает. И без вас есть люди, отдохните немного…

— Не время отдыхать, товарищ Божинов. Поглядите на реку. Как живая, дышит, волнуется. Если сейчас не перекроем, снесет все.

Однако Божинов все же настоял на своем. Вместе с Мирко Младен направился к дому. Уходя, он подумал, что надо скорей возвращаться. Выпить коньяку или чаю — и назад.