Вчера

Я поражен. Утеря дневника – серьезное дело. Обычно люди стараются не терять единственную связь со своим прошлым. Факт: закон о защите личных дневников (1995) заметно снизил число краж и вымогательств, обязав граждан установить в домах сейфы для хранения бумажных версий (хотя кражи дневников у тех, кто приносит их в общественные места, все еще остаются серьезной проблемой).

– Потеряли? Вы сообщили о пропаже, как того требует закон о защите личных дневников?

– Э-э… нет. – Смущение заполняет ее глаза. – Скажем… сначала мне нужно поискать как следует в доме.

– Но вы наверняка постарались заучить эти страницы до того, как их потеряли.

У нее дрожит нижняя губа.

– Наверное, я плохо старалась, – говорит она со вздохом, не поднимая на меня глаз. – Я куда-то переложила эти страницы, вот и все. Поэтому я здесь. Я понадеялась, вы скажете мне, что случилось с Анной.

– Миссис Эванс… – Я тоже вздыхаю. – В данный момент я расследую преступление. Я по уши в этом деле. Вы знаете, что это за расследование. С сожалением должен сказать, что срочная работа не позволяет мне отвлекаться на исторические происшествия.

– Прошу вас, инспектор! – Резкая, отчаянная нота звенит в ее голосе. – Не могли бы вы хотя бы сказать, что случилось с девушкой? Ее потом нашли?

Наверное, стоит ответить на этот вопрос. В конце концов, Клэр Эванс – моно, как и я. Моно должны помогать друг другу (а кто еще им поможет?). Факт: я также понимаю, что история потерявшейся девушки может проесть человеку психику, воплотив в себе неотвеченные вопросы.

– Сейчас посмотрю, – говорю я, поворачиваюсь к стеллажу у себя за спиной и достаю оттуда фиолетовый блокнот с надписью «Вынужденные и добровольные исчезновения. Уроки».

Я листаю страницы, затем провожу пальцем по столбцу с буквами «У-Ф-Х» в заголовке. Глаза притягивает главная запись, обведенная флуоресцентным маркером.

Фон Майер, Лизль. Что еще я могу написать бедной Лизль, кроме страшного, разрывающего душу признания, что я мог разобраться с ее делом в течение одного дня и что всю жизнь меня будет мучить боль от несделанного? [Вним.: Нужно…]

Боль, как от удара, заставляет сжаться сердце. Я с трудом дышу. Перевожу взгляд от Лизль к предыдущей графе в том же столбце.

Уинчестер, Анна Мэй. Пропала по пути на Тринити-бал в июне 1995-го, через девятнадцать дней неожиданно объявилась в квартире своей подруги, истощенная и растрепанная. Врач сказал, что уровень стресса у нее выше потолка. Когда ее спрашивали о причинах отсутствия, закрывалась, как моллюск в раковине, – к сожалению, я вытянул из нее очень мало. [Вним.: после разговора с Уинчестер вышел с чувством, что мне надо глубже изучить технику допросов. Найти время для следующей ступени лондонского курса «Как получать от людей полезную информацию».]

Я поднимаю взгляд на Клэр Эванс.

– Да, она нашлась, – говорю я.

– Нашлась? Правда?

– Через девятнадцать дней после исчезновения.

– Ну слава богу. – На ее лице написано облегчение.

– Что с ней случилось?

– Мы так и не узнали.

– Но почему она пропала?

– Она отказалась отвечать.

– Как странно.

– Странные вещи в моей работе случаются, – говорю я, пожимая плечами. – Люди вообще странные. И все время делают странные вещи. Это, к сожалению, факт, и он доставляет детективам вечную головную боль. Вы были знакомы с Анной?

Она качает головой.

– Тогда почему этот случай так для вас важен?

Перед тем как ответить, она несколько секунд смотрит на мою шахматную доску.

– Меня поразило это необычное происшествие, вот и все. Оно совпадает по времени с пропущенными днями у меня в голове.

Ответ Клэр Эванс звучит не слишком откровенно. Только отчаявшийся человек способен ехать на Парксайд лишь затем, чтобы узнать судьбу девушки, исчезнувшей на какое-то время двадцать лет тому назад.

– Кто-то из ваших знакомых беспокоился из-за исчезновения Анны? – Я решаю надавить сильнее.

– Я не уверена, что Ма… – говорит она и проглатывает слово. – Нет, я никого не знаю.

Меня вдруг осеняет.

– Возможно, ваш муж? Он же учился на магистра в Кембридже в то самое время?

Рот у нее крепко сжат. Но она быстро расправляет плечи и бормочет:

– Нет, я не думаю, что они с Марком были знакомы.

– Вы уверены?

Кивок. Но она явно что-то скрывает.

– Не могли бы вы, кстати, сказать, чем вчера занимался ваш муж?

Она моргает в ответ на столь быструю смену темы.

– Я обязана отвечать? – огрызается она, и глаза опять темнеют.

– Нет, не обязаны. – Мое лицо остается спокойным. – Но я ответил на ваш вопрос о мисс Уинчестер. Мой же вопрос касается человека, с которым вы намерены развестись.

Она вздыхает.

– Хорошо, – говорит она. – Вчера Марк был дома.

– Никуда не выходил?

Она качает головой:

– Нет. Я плохо себя чувствовала и почти весь день провела в постели. Марк постоянно приходил проверять. Он также приготовил мне обед и ужин. Но я почти ничего не ела.

– Что с вами было?

Она колеблется, перед тем как ответить.

– Просто небольшая хандра.

Ответ звучит достаточно честно.

– Не знаете почему?

Она несколько секунд сжимает губы, потом качает головой:

– Нет.

Глаза ее затуманиваются. Клэр Эванс, скорее всего, говорит правду.

– Как насчет позавчерашнего дня? Чем занимался ваш муж?

– Минутку.

Она открывает сумку, набитую старыми бумагами, и достает оттуда айдай. Хмуро нажимает несколько кнопок.

– Марк обедал в кабинете, чтобы не отрываться от работы, – говорит она, бросая на меня взгляд. – После ужина он вернулся туда же продолжать работу. Похоже, в четверг он тоже не выходил из дому.

Я чувствую, что миссис Эванс говорит мне правду, так действительно написано у нее в дневнике. Детали также совпадают с тем, что отвечал ее муж сегодня утром. Увы.

– Спасибо за помощь, – говорю я.

– Мне нужно идти, – говорит она, возвращая дневник на место и защелкивая сумку.

Она встает, и вид у нее сейчас слегка спокойнее того, с которым она садилась в это кресло. Но перед тем как направиться к дверям, она смотрит мне прямо в глаза.