Вдали от тебя

Он уже почти на дороге, когда я задаю вопрос; не могу не спросить:

— Ты все еще ненавидишь меня?

Он поворачивается, и даже с такого расстояния я вижу печаль на его лице.

— В том и проблема, Соф. Я никогда не мог тебя ненавидеть.

10

ТРИ С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД (ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ)

Действие морфина ослабевает. Боль возвращается, пульсируя резкими толчками.

— Кнопка, — шепчу я, мои губы сухие и потрескавшиеся. Двигаю рукой, той, что не сломана, пытаясь нащупать кнопку для подачи морфина.

— Держи. — Теплые пальцы вкладывают зажим мне в ладонь. Я нажимаю и жду.

Постепенно боль уходит. На время.

— Твой папа пошел за кофе, — говорит Трев. Он сидит на стуле рядом с моей кроватью, его рука так и накрывает мою. — Мне поискать его?

Качаю головой.

— Ты пришел. — От морфина мой мозг слегка в тумане. Временами я говорю глупости, что-то забываю, но почти точно уверена, что он еще не приходил.

— Я пришел, — подтверждает он.

— Мина? — выдыхаю я.

— Она в школе. Я отпросился. Хотел увидеть тебя.

— Сам-то как? — спрашиваю. На лбу у него уже заживающий синяк. Он сидит в каком-то странном положении, нога прямая, словно в гипсе. Но я не могу приподняться, чтобы проверить, насколько все плохо. У Мины на руке гипс, внезапно вспоминаю. Вчера мама с медсестрами даже выпроводили ее домой, настолько она не хотела уезжать.

— Пойдет. — Он поглаживает мои пальцы. Они — единственная часть меня, которая не ушиблена, не сломана и не зашита.

— Прости, — говорит он. — Софи, мне так жаль.

Он зарывается лицом в простыни, и я не нахожу сил поднять руку и прикоснуться к нему.

— Тише, тише, — шепчу я. Глаза тяжелеют от действия морфина. — Ты не виноват.

Позже мне расскажут, что это его вина. Он проехал знак «СТОП», и в нас сбоку врезался превысивший скорость внедорожник. Врачи объяснят, что я была две минуты мертва, прежде чем они снова запустили мое сердце. Что правую ногу разворотило, и теперь в ней титановые пруты вместо того, что осталось от костей. Что мне год ходить с тростью. Что впереди ждут месяцы физиотерапии и горсти таблеток. Что хромота никуда не денется, а проблемы со спиной останутся до конца жизни.

Позже я пересеку черту. Раскрошу четыре таблетки и вдохну их через соломинку, чтобы уплыть на волнах временного оцепенения.

Но сейчас я еще не знаю, что ждет нас впереди, его, меня и Мину. Поэтому пытаюсь утешить его. Борюсь с оцепенением, вместо того чтобы утонуть в нем. И он повторяет мое имя, снова и снова, моля о прощении, которое я уже дала ему.

11

СЕЙЧАС (ИЮНЬ)

Когда я возвращаюсь домой, мамина машина стоит на подъездной дороге. Открываю дверь и слышу цокот ее каблуков, резкий и бойкий.

Она выглядит безукоризненно, ее прямые светлые волосы собраны в идеальный пучок. Наверное, она только вернулась из суда, потому что даже не успела расстегнуть свой пиджак.

— Ты в порядке? Где ты была? — спрашивает она, но не дает мне ответить. — Я так волновалась! Мейси сказала, что привезла тебя два часа назад.

Скидываю сумку на столик в холле.

— Я тебе записку оставила на кухне.

Мама смотрит через плечо и слегка расслабляется, когда замечает страничку из блокнота.

— Не видела, — говорит она. — Лучше бы ты позвонила. Я понятия не имела, где ты.

— Прости. — Я направляюсь к лестнице.

— Подожди-ка, Софи Грейс.

Я замираю, потому что если мама обратилась к формальностям, то грядут проблемы. Разворачиваюсь, нацепив на лицо маску незаинтересованности.

— Да?

— Где ты была?

— Просто прогулялась.

— Ты не можешь уходить, когда бы тебе ни приспичило.

— Я теперь под домашним арестом?

Мама приподнимает подбородок, она готова к войне.

— Моя обязанность — удостовериться, что ты не вернешься к старым дурным привычкам. Если придется запереть тебя дома, то так тому и быть.

Закрываю глаза, делая глубокий вдох. Тяжело удержать гнев, проснувшийся во мне. Хочется прорваться через ее личину ледяной королевы, сломать так же, как она сломала меня.

— Я не ребенок. И если только ты не планируешь завалить меня домашней работой, то тебе меня не остановить. Я могу звонить тебе каждые несколько часов для проверки, если от этого тебе станет легче.

Мамин рот складывается в тонкую линию розово-жемчужного цвета.

— Не ты здесь устанавливаешь правила, Софи. Твое прежнее поведение отныне недопустимо. Если ты хоть на шаг переступишь черту, то снова отправишься в Центр. Так и будет, клянусь.

К таким угрозам я готовилась. Старалась просчитать все ситуации, что мама могла бы мне предъявить, потому что только так я смогу оставаться на шаг впереди нее.

— Через несколько месяцев у тебя больше не будет такой возможности, — заявляю я. — Как только мне исполнится восемнадцать, ты не сможешь принимать за меня решения по поводу лечения. Независимо от того, что я, по-твоему, сделала.

— Пока ты живешь в моем доме, ты будешь следовать моим правилам, восемнадцать тебе или нет, — говорит мама.

— Попытаешься отправить меня в Центр — и я уеду. Выйду за дверь и больше никогда не вернусь.

— Не смей мне угрожать.

— Это не угроза. Это правда. — Отвожу от нее взгляд, от ее трясущихся рук, она словно разрывается между тем, чтобы удержать меня или разорвать в клочья. — Я устала. Пойду в свою комнату.

На этот раз она даже не пытается меня остановить.

Мне вечность запрещали запирать дверь комнаты, поэтому я придвигаю к ней кресло. Мне слышно, как мама поднимается по лестнице и набирает в ванну воду.

Скидываю с кровати одежду, а потом и простынь, одеяла и подушки. С третьей попытки переворачиваю матрас, ноги трясет от усилий. Наконец мне это удается, пускай и с одышкой и протестующей болью в спине. Переступаю через гору одеял и прочего и вынимаю из сумки блокнот. Между его страниц покоятся отдельные листы, и я вытряхиваю их на матрас, после чего беру со стола стикеры и маркеры.

Чтобы все записать, требуется несколько минут. У меня не много информации — пока что. Но к тому времени как я заканчиваю, вся нижняя часть матраса становится доской с доказательствами, самодельным подобием тех, что висят в полицейских участках. Фотография Мины, сделанная в предпоследний год школы, подписана «ЖЕРТВА», а единственное фото Кайла, которое у меня нашлось, — «ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ». Старая фотография с вечеринки девятиклассников, на которую мы пошли всей компашкой. Мина, Эмбер и я стоим в стороне и смеемся, Кайла и Адама обрезало, а Коди неодобрительно смотрит на все действо. Мы молоды, счастливы. Я счастлива. Та девушка на фотографии и понятия не имеет, во что превратится ее жизнь буквально через несколько месяцев. Обвожу Кайла в круг и двигаюсь дальше. В стороне от фотографии прикрепляю список, и вопрос номер один в нем: НАД КАКОЙ ИСТОРИЕЙ РАБОТАЛА МИНА?