Вдали

За ужином Джарвис расспрашивал Хокана о нем и его приключениях. Они плохо понимали друг друга, но Джарвис, умело пользуясь своей внешностью, настаивал с шутливым упорством. Особенно его заинтересовала клэнгстонская дама и ее банда (Сколько человек? Что за оружие? Где именно город?). А еще он снова и снова возвращался к пункту назначения следопыта Лоримера. Ответы его самого, в свою очередь, звучали расплывчато, а от всего касавшегося его напрямую он вяло отмахивался. Позади них, где-то за огнем от костров, пороли ребенка. Когда Хокан уже в третий или четвертый раз попытался объяснить местонахождение Клэнгстона — обреченный ограниченным лексиконом и хронической дезориентацией, — его прервал подошедший крепкий фермер, снявший шляпу и нервно мявший ее в руках.

— Мистер Пикетт, сэр, — пролепетал здоровяк, с трудом справляясь с застенчивостью.

— Джарвис, — поправил тот, снова полагаясь на свой светлый лик. — И брось уже «мистера». Я же просил — просто Джарвис, — дружески укорил он.

— Мистер Джарвис, сэр, — пробормотал детина, протягивая мешочек. — От моей супруги, сэр. С наилучшими пожеланиями.

Он чуть ли не сделал книксен, подогнув колени и отдавая гостинец Джарвису, который, не вставая с брезента, церемонно его принял.

Из сумрака раздался свист розги и приглушенный вскрик.

— Эдвард, — произнес Джарвис с торжественной признательностью. — Благодарю. Покорнейше благодарю.

Эдвард смотрел только на свою задушенную шляпу. Джарвис раскрыл мешочек и высыпал горсть глазированных пеканов. Попробовал один на вкус. Пышный светлый ус приплясывал под каждый хруст. Эдвард все смотрел на руки, стискивающие шляпу. Свист и вскрик.

— Золотые самородки. Вот что это такое. И когда я их едал в последний раз? Много лет назад?

— От супруги, сэр.

— Что ж, прошу… прошу… отблагодари ее от меня. — Джарвис уже хотел положить в рот новый орешек, но словно опомнился. — Прошу прощения. — Он протянул мешочек. — Прошу.

— Спасибо, не надо, сэр.

Хокан тоже отказался. Джарвис пожал плечами, съел еще пекан и положил кулек рядом с собой. Эдвард пожелал им спокойной ночи, попятился, развернулся и ушел.

На протяжении вечера сцена повторялась, но с другими посетителями и другими подношениями, пока Джарвис снова и снова выспрашивал у Хокана одно и то же («Но где они? Значит, ружья и пистолеты, а? И сколько, говоришь, их всего было?»). К Джарвису подобострастно подбирались робкие мужчины и женщины с гостинцами — чай, меласса, карманный ножик, сушеные тыквы, табак, серебро. И каждый раз он вел себя скромно, но так, словно этого заслуживает.

— Итак, лошадь, — произнес Джарвис, приняв в дар одеяло от девушки с малышкой, которая могла быть как ее сестрой, так и дочерью. — У меня найдется одна.

— Сколько?

— О, право, — сказал Джарвис, разыгрывая обиду.

Последовала пауза. Наверное, он ожидал, что Хокан ее нарушит новой просьбой назвать цену.

— Умеешь обращаться с пистолетом? — спросил Джарвис, когда пауза неловко затянулась.

Хокан не понял.

— Пистолет, — повторил Джарвис, изобразив большим и указательным пальцами, как стреляет.

Хокан покачал головой.

— Слушай, — сказал Джарвис. — Здесь меня многие любят. Да ты и сам видел. Вот. — Он показал на подарки и пожал плечами. — Но есть и такие, кто… Слушай. Это трудолюбивый народ. И здесь все, что у них есть. Кое-кто переживает. И, боюсь, кое-кто жаден до моей жизни.

Хокан опустил глаза.

— Ты крупный малый. Путешествуешь один. Без имущества. Без семьи. Мне бы не помешала твоя помощь. Просто поезжай со мной. Мы прибудем через несколько недель. И тогда получишь свою лошадь. С ней ты легко наверстаешь упущенное время. Что скажешь?

— Не знаю.

Хокан не знал, где они находятся (ближе к Тихоокеанскому побережью или же к Нью-Йорку?), и не мог оценить, стоит ли следовать за Джарвисом и потом наверстать на лошади или проще выдвигаться пешком немедленно. Вдобавок сам вопрос предложенной работы и вытекающих из нее рисков. Недовольство, клубившееся в партии, было налицо, враждебность многих к Джарвису бросалась в глаза. Но, в отличие от угрюмых старателей, встречавшихся по пути, или клэнгстонской банды, или следопыта Лоримера с его отрядом, все это семейные люди. Они тяжело трудились, растили детей и читали Библию. Каким бы ни было их возмущение, Хокан не мог и вообразить, чтобы они кого-то хладнокровно застрелили. К тому же многим Джарвис нравился — тому доказательством те же подношения. Что бы ни распаляло его противников, Хокан не представлял, что такого мог совершить Джарвис, что обосновывало бы его страхи перед местью. Хокан вспомнил о Лайнусе и задумался, как бы поступил он, не подверженный и минутным колебаниям. Принял бы брат составляющие этой задачки — оружие, лошади, мятеж, прерии — как совершенно ожидаемые обстоятельства и имел бы ответ наготове? Сам Хокан только знал, что, возможно, это его единственный шанс заполучить лошадь.

— Вот что я тебе скажу. Прокатись с нами пару дней. Пораскинь мозгами. А я в придачу добавлю седло.

Ко времени, когда умер костер, на брезенте Джарвиса уже образовалась солидная куча вещей. Он завернул все в подаренное одеяло, пожелал Хокану доброй ночи и удалился в свой фургон. Порка в темноте, ненадолго прекращавшаяся, возобновилась вновь.

— Встаем! Встаем! Встаем! — С первыми лучами воздух наполнился криками. А с ними заревели ослы, вырывая даже из самого крепкого сна: выходить и приниматься за работу. Скатывались палатки; шкворчали в лярде кукурузная мука и оладьи на воде; волов тянули на веревках обратно под ярмо; запрягались повозки; на стойки фургонов натягивали брезентовые покрышки. Все это делалось под надзором псов, бродивших по быстро испарявшемуся лагерю.

— Вперед! Вперед! Вперед! — отдавалось теперь по равнинам эхо, когда фургоны вернулись на тропу и продолжили свой неторопливый путь.

Позже тем днем Джарвис, с лопатой и сломанным колесом на седле, позвал Хокана с собой. Они направились на юг, прочь от тропы, и остановились, когда караван пропал у них за спинами. Спешившись, Джарвис попросил помочь врыть колесо в землю и подпереть камнями. Установив его, они отошли на пятнадцать шагов, и Джарвис извлек из-за пазухи самый странный пистолет, что видел Хокан. В рукоятке или курке ничего особенного не было, но остальное выглядело чудовищным наростом, словно пистолет перекосило от какой-то смертельной болезни. На его центральной оси был круг из шести тяжелых стволов. Спереди шесть дул напоминали серый цветок. От него пахло смазкой и серой.

— То-то, — сказал Джарвис, глядя на пистолет и мечтательно улыбаясь. — Спорим, ты еще не видел «перечницу».

Он взвел незаряженное оружие и несколько раз сжал спусковой крючок. После каждого щелчка ударник поднимался, и стволы проворачивались, подставляя под боек новый цилиндр.

— Видишь? И не надо каждый раз перезаряжать. Это тебе не кремневый хлам. Он тебя только прикончит. Дважды! — Джарвис хохотнул. — Тебя успеют убить дважды, пока ты возишься с этим старьем. — И все это время он тянул спусковой крючок, стволы вертелись, а курок тюкал по пустым каморам. — Нет-нет. Это тебе не кремневый хлам. Просто кладешь это сюда, — объяснял он, заряжая капсюли в каждое дуло. — И готово дело. Не один, не два, а целых шесть выстрелов, — сказал он, вложив стальные шарики. — Гляди.

Джарвис прицелился и выстрелил в колесо несколько раз подряд. Резкость выстрелов слегка приглушалась округлой махиной пистолета.

Колесо осталось невредимым.

— Что ж, целиться непросто, ведь оружие тяжелое. Из него полагается стрелять, опираясь на луку.

Он снова начал зарядку.

— И это требует времени. Зато потом будет шесть выстрелов. — Долгая пауза. — Шесть. — Долгая пауза. — Даже не почувствуют шариков в своих потрохах.

Хокан сел на землю. На него уставились лошади.