Вечное дерево

Журавель в услуге! Где тут твой участочек?

– Ладно. Идем,-согласился Журка.

В курилке, к его удивлению, было полно народу.

В нос шибануло табачным дымом. Журка прикрыл рот рукой, закашлялся.

– Ничего. Привыкай к рабочей обстановке,-сострил Колька.

Он достал початую пачку "Шипки" (видно, уже курил сегодня), выщелкнул из нее сигарету и небрежно взял в зубы. Все это он делал с видом бывалого человека, с фасоном, который появился в нем за последнее время. И как тогда, в кафе, у Журки вновь вспыхнуло чувство неодобрения этой подделки, он подумал: "Хоть бы она не увидела нас вместе".

– Так вот, насчет уговора, - произнес Колька и неторопливо выпустил колечки дыма.-Делаю серьезное предупреждение. Учти, мы здесь транзитники. И нечего.

– Что ж, в курилке, что ли?

– Найдем где. Главное-тянуть резину.

Журка не успел возразить. Перед ним появился Сеня Огарков.

– Куришь?-спросил он и надломил свои длинные брови.

– Нет. Не курю.

– Где заявка? Давай.

– Да я сам... Я сейчас.

– Дело не ждет... А тебе, как вижу, и тут неплохо.

И партнеры есть.

Колька Шамин наклонил свою круглую голову, с фасоном представился:

– Николай Шамин. С кем имею честь?

– Филоните, - вместо ответа сказал Сеня.

– Зачем же в таком разрезе? Я здесь лишь потому, что детали не подбросили.

– Ладно. Сачки. Давай заявку.

Сеня выдернул из рук Журки заявку и устремился к двери.

– Бонжур, покедова!-крикнул ему вслед Колька.

– Не надо так, - остановил его Журка.
– Зачем?

– Выше чело, старик!-ободрил Колька.-Не обращай внимания на мелочи жизни. Главное в наши дни чувствовать дух времени.

– Витя, вам, наверное, скучно у нас?
– спросила Ганна.
– Быть может, наша бригада вам не подходит.

Журка не произнес ни звука. Он чувствовал себя так, как чувствовал только однажды в жизни, когда из-за своего волнения заложил мяч в свою корзину. Стыдно.

Позорно. И ничего уже нельзя исправить.

Загудели станки. Цех приступил к работе. Снова он видел руки Ганны, снова колечки стружки падали к ее ногам. Снова она работала, а он только наблюдал. Все было так, как и раньше. Лишь одна очень маленькая, ни для кого не приметная разница появилась теперь: он смотрел только на ее руки. Он стоял, не поднимая глаз.

Сколько бы он отдал за право не стыдиться ее взгляда.

Как это немного, в сущности, и как много: смотреть на нее прямо, открыто и не краснеть за себя, за свои поступки.

"Я ж не за тем шел сюда. Я ж совсем не думал, что так получится. Что я спрячусь в курилке и не выполню ее поручения. И чего я от этого Кольки не отмотался?"

Журке казалось, что теперь уже ничего нельзя исправить.

"Ну, что сделать? Подойти попросить прощения?

А вдруг не простит? Вдруг высмеет при всех?"

Он замер, как ушибленный, боясь пошевелиться и опять причинить себе боль. Он смотрел на ее ру, молил о прощении и проклинал себя.

– Подойдите сюда... Витя.,,

Журка, не поднимая глаз, -подошел к Гаяяияому станку.

– Хотите сверлить?

– Да, - прошептал он и затаился, опасаясь, что ои"

услышит, как у него сильно и громко стучит сердце,

– Попробуйте. Давайте вашу руку.

Она положила свою маленькую ладонь на его широкую руку, встала близко, касаясь шгечом его плеча.

– Нажмите. Ну! Вот. Улавливаете?

Он кивал головой и ничего не улавливал. То есть он чувствовал, но только не станок и не податливую рукоятку, а руки Ганны. И только это. Ганна сердилась ва его непонимание. А он глупо улыбался, весь расплываясь от счастья.

– Пардон. Миллион извинений,-услышал он противный Колькин голос. Нельзя ли от вас отщепить сего индивидуума?

Никогда в жизни Журка не слышал более мерзкого тона. Никогда в жизни ему так не хотелось звездануть сверху по Колькиной круглой башке.

– Он на работе,-сказала Гаяна.

– О да. Конечно, - не отступал Колька.- Но вопрос весьма актуальный. Прима.

Журка стоял опустив руки, не оборачиваясь и те.

шевелясь. Будто Колька коснулся грязной лапой самого святого, чего нельзя касаться. Хотелось заплакать и убежать.

– Что это, срочно?
– спросила Ганяа.

– О, неужели вы могли подумать, что я стану вторгаться по пустякам? Вы имеете дело с воспитанным человеком. Мне, право, неудобно, что мой друг до сих пор не представил меня вам. Позвольте назвать свое имя?..

Журка почувствовал жар в сердце, повернулся резко и стремительно.

– А ну!-он сх Кольку за толстые плечи.- Ну!1-и потащил в сторону, подальше от Ганны, от ее гневных, осуждающих глаз.

Колька 6 ыл ошеломлен, не мог и не пытался сопротивляться. Лишь очутившись в раздевалке, среди шкафчиков с замками, он пришел в себя, попробовал вывернуться.

– Туба! Благодарю за доставленное удовольствие.

Но Журка и после этого не отпускал его, и еще неизвестно, 4 ем бы все закончилось, если бы из-за шкафчиков не выглянули два новых Колькиных дружка - Боб и Мишель. Они выглянули, увидели всю эту картину и заржали.

Журка отпустил Колькины плечи.

Колька быстро пришел в себя, принял привычную позу балагура и хохмача.

– Вы видели этого бешеного Журавля?! Этого токаря-пекаря! Засеките время. Будем знать, когда начинается приступ. А как с верхним этажом?

Он приблизился к Журке и, теперь уже смело и развязно, встал на носочки, притронулся пальцами к Журкиному лбу.

– Верхний этаж явно перегрелся.

"Только бы никто сюда не зашел, - молил Журка.
– Только бы опять не вздумал появиться Сеня Огарков".

– Детка, тебе ж надо бывать на свежем воздухе.

Иначе серое вещество закиснет. При такой площади так мало мебели.

Вдоволь наиздевавшись, Колька отошел к своим дружкам.

Наступила тишида. Из цеха донеслось гудение станков^ его покрыло пение резца на одной высокой ноте, будто где-то там, за тонкой дверью, бился огромный комар и все не находил выхода.

– Тес, старики. Слышите?
– произнес Колька, вновь обращая лукавый взгляд в сторону Журки.
– О це поет евонное сердце. Там такая чувичка!