Вечность по имени Любовь

– И хочешь опять пеленки?

– Нет, хочу тепленькое тельце, сопящий носик и ангельский голос. А самый большой кайф - это держать ребенка на руках, когда он к тебе прижимается и безгранично тебе верит.

– Какая ты смешная Люба, сейчас совсем домашняя и милая.

– Просто, я мать. Как и ты. Ты очень сильная женщина, Белла, и ты умница. Дай тебе Бог.

Не успела Люба выйти из здания института, как к ней подошла Женя. Глаза у нее были красными и опухшими от слез. Она обняла Любу и выла ей в плечо.

– Люба, я видела, как они пошли в ресторан отмечать. Он счастлив, он рад, у него дочь, ее дочь. Неужели это конец? Скажи, что нет, что все еще образуется. Он не бросит меня снова. Люба, милая, родная, скажи правду, он будет ко мне ходить, ведь будет? Люба, не молчи. Неужели тебе нечего сказать? Я не могу больше жить без него, понимаешь?

– Женя, пойдем домой. Пойдем ко мне. Хочешь, посидим выпьем, у нас спать останешься. Тебе сейчас нельзя быть одной. Но я с тобой, ты же знаешь. Пойдем. У нас вся ночь впереди.

– И я у вас останусь? И спать с тобой буду?

– Конечно, ты же мне как сестра.

– А Саша? Он не будет ругаться?

– Нет, он поймет. Вы же друзья.

– Пойдем, Любаня. Я к тебе. А пить что будем?

– Дома есть, что, не волнуйся.

Они пили и пили, Женя вспоминала все и плакала, иногда смеялась и снова плакала. Люба слушала ее, тоже вспоминала и тоже плакала. Саша пришел полвторого. Двери ему открыл Валера.

– Не понял, сын, у нас на кухне что?

– Там мама с тетей Женей выпили две бутылки коньяка, курят и плачут. Что это значит, сам скажи. У них глаза давно стеклянные. А если послушать, о чем они говорят, то можно самому с ума сойти. Дети ваши спят, свою жену я на кухню не пускаю. Потому что ей эти разговоры слушать вредно. Что случилось?

– Белла родила девочку. Я с друзьями отмечал в ресторане, но, похоже, я трезвый по сравнению с ними. Ладно, сын, если я с двумя не справлюсь, поможешь. Подготовь системы, будем их откапывать, и поговори с женой, объясни ситуацию. Да, две бутылки на двоих - крутые у меня девочки. Не ожидал. Я тебя потом позову. Все, я к ним.

Люба вышла на кухню. Дико болела голова. Сил нет.

– Привет, Инна, где мой муж?

– Мама, он ушел на работу, просил вас не беспокоить. Плохо?

– Очень, я в жизни столько не пила и не курила. Ничего не помню. А где Женя?

– Спит у вас в кровати. Вы ее не заметили? Мы вас ночью капали, потом состояние улучшилось, и мы легли с Валерой, а Александр Борисович так с вами и сидел до утра. Тетя Женя покрепче, а вам совсем плохо было. Вы мужу столько гадостей наговорили. А он только бледнел и просил прощения.

– Кошмар, как я теперь ему в глаза смотреть буду? И чего меня на выпивку потянуло? Знаешь, просто столько накопилось, что уже через край, вот оно все и вылилось.

– Я слышала и про Валентину, и про Марину, и про Машу, и про Аню с Ваней, и про меня с Валерой. Но вы правы, все, что вы говорили, правда. Много это на одного человека. Как вы жили с таким грузом? Неужели это просто доля матери?

– Прости, нельзя так. Я сорвалась. Я вас всех люблю, но вы порой не оправдываете моих надежд. Это точно доля матери.

Прошло три месяца. Володя занимался семьей, с работы бежал к дочери, ловил ее взгляды, улыбки. Эта маленькая девочка стала его идеалом , смыслом существования. Ему казалось, что сыновья такими особенными никогда не были, да и какими они были, он вспомнить не мог. Как-то все прошло фоном, незаметно. А вот Ева! Он фотографировал ее каждый день, чтобы не пропустить чего, не забыть, какой она была вчера, как изменилась сегодня. Белла очень уставала. Все-таки не тот возраст, не те силы. Но она была счастлива. Муж принадлежал только ей и ее крошечной дочери. А Женя ждала. Она сильно похудела, много курила и начала пить. Сережа с ней говорил, просил остановиться ради него, ради внука. Но она тосковала. Сережа не мог оставить ее одну и забрал к себе. Так она была под контролем и не пила. Но как ей было тяжело! Каждый вечер она стояла у окна и смотрела на улицу. А вдруг он придет, вдруг вспомнит о ней? Но он не приходил, ни к ней, ни к внуку. Она пробовала говорить об этом с Любой, ведь у нее получалось помочь, но Саша ей запретил. Он просил пожалеть Любу и не сваливать ей на плечи еще один груз. А Марина ничего не понимала, она считала, что все встало на свои места и теперь все правильно. Она не видела повода для Жениных терзаний, она просто считала, что у Жени есть они, то есть Сережа, она и Дима. Чего ей еще желать? Они ее семья, они ее любят, и все хорошо. А Володя давно не муж, давно чужой. И зачем он только приехал на их голову? Женя почти перестала есть твердую пищу, только пила и ела что-нибудь жидкое. Часто ее рвало. Обследоваться она отказалась. Сергей не знал, как на нее воздействовать. Сначала он думал поговорить с отцом, но потом понял, что не стоит. Отец не видел Женю уже три с половиной месяца, а значит, он вычеркнул ее из своей жизни. Так зачем снова о ней вспоминать? Он пошел к Борисову.

– Александр Борисович, у меня к вам конфиденциальный разговор. Вы уделите мне время?

– Что случилось, Сергей Владимирович? Сережа, на какую мозоль я тебе наступил? К чему ты со мной так официально?

– Да нет, дядя Саша, я просто пытаюсь быть на уровне. Забудьте. У матери проблемы, если так дальше пойдет, то она скоро станет моим пациентом. Я не шучу.

– Ты злишься, что я запретил ей общаться с Любой? Понимаю, но Люба сама еле держится. Валера и я ее доконали, и к нам еще Иван присоединился. Сережа, пойми, Женя себя сейчас не контролирует и свои эмоции сдержать не может, я не имею права подвергать Любу этому негативному потоку.

– Я понимаю, я не об этом. У нее рвота с кровью. Я пришел к вам, не как к ее другу, который отвернулся от нее в трудный период, я пришел к врачу, к лучшему врачу из всех, кого я знаю. Я обратился к вам официально, потому что прошу помощи профессора Борисова в обследовании моей мамы. Вы меня понимаете?

– Как давно? Сережа, как давно у нее рвота? И когда появилась кровь?

– Рвота неделю, температура 38, а кровь со вчерашнего вечера.

– Поехали к ней. Собирайся быстро.

Они вошли в квартиру. Женя сидела на полу рядом с тазиком. С ней была Марина.

– Папа, все время кровь. Это же плохо?

– Это конец, Саша.
– Женя устало взглянула на них, но тут снова началась рвота.
– Не говори Любе, пощади ее. У меня давно боли, я все понимаю, не глупее вас. Я все знаю, это конец, дайте мне уйти. Не мучайте меня, Саша, дай мне уйти.

Саша взял Женю на руки, попросил Сережу собрать что-то из одежды, и они поехали в институт. В приемном он сам сделал фиброгастродуоденоскопию, УЗИ и вызвал Любу. Она пришла, глянула на результат и велела поднимать Женю в операционную.

– Тетя Люба, вы будете оперировать?

– Сережа, ты можешь выбрать любого хирурга. Назови, кого ты хочешь?

– Вас, можно? Я знаю, что по протоколу не положено, но вы не родственники по закону. Я прошу вас и Федора Яковлевича.

– Хорошо. Будь рядом с операционной, если у меня будут вопросы, я тебя позову.

Операция началась. Люба вскрыла брюшную полость и поняла, что они опоздали.

– Федя, твои предложения?

– Остановите кровотечение и давайте зашивать. Нам тут делать нечего. Поздно. Если хотите, я сам.

– Нет. Позовите Тельмана. Господи, да не Владимира, а Сергея, он в зале ожидания. Федя, давай подождем, пусть он сам посмотрит. Я не могу взять все на себя.

– Кто на столе? Любовь Александровна, это его мать?

– Да, это Женя.

Сережа вошел, подошел к столу, посмотрел.

– Вариантов нет? Вы можете удалить всю опухоль?

– Я-то могу, но она не переживет такую операцию. Метастазы везде, живого места не осталось. Говори, что делать? Решение за тобой. Сережа, даже если она выживет, как жить без кишечника и желудка? Сережа, ее надо отпустить, подумай, не иди на поводу у эмоций.