Вечный путь

— Я видела здесь сухие растения. — сказала Линн, — Почему бы нам не устроить костер? Разогреем тушенку, поедим горячего.

— Неплохая идея, — согласилась Робинс.

«Костер! Ну конечно!» — обрывочные мысли в голове неожиданно выстроились в четкую, прямую линию. Жар, глядящий на него сквозь языки пламени. Смуглая рука с намотанными на нее четками, погрузившаяся в самое пекло, но не сгорающая… «Теперь пришло время заглянуть в огонь». А потом еще одно воспоминание, связанное с Жаром. Шок после пробуждения, зажатая в кулаке ракушка, линии на песке…

— Вы правы. Сегодня нам понадобится костер, но не для того, чтобы приготовить пищу.

Он подошел к Робинс, достал перочинный нож и разрезал веревку на ее запястьях. Сержант принялась молча растирать кисти. Она долго не могла произнести ни слова. Линн шумно вздохнула, удивленная ничуть не меньше. Сержант преодолела первое потрясение и скрестила свободные руки под грудью.

— Может ты мне и оружие дашь?

— Может и дам, но не сразу. Сперва я должен убедиться в твоей адекватности.

— Думаешь, вышибу тебе мозги?

— Думаю, ты все-таки можешь ошибиться, если речь идет о стрельбе. В моем положении нельзя рисковать чрезмерно. Иначе погибнет все.

— Что ты имеешь в виду под словом «все»?

«Как говорится, не в бровь, а в глаз».

Какое великое деяние он должен совершить в будущем? Найти Святой Грааль, победить Гренделя, спасти мир? Жар пообещал, что истина откроется, когда Странник достигнет небесного града. Но как быть здесь и сейчас? В чем уязвимость его позиции? Почему Робинс и Линн так важны для него, а Ламберт и Грей пришлось отослать прочь как чужую посылку до востребования? Какая угроза преследует его по пятам? Возможно он выяснит это сегодня ночью. В штормовом океане приходится дрейфовать между шаткой надеждой и еще более шаткой вероятностью. Килар выбрал последнее. Он мог бы продолжить путь и терпеливо ждать, когда Жар вернется. Но существовала и другая возможность: самому вызвать Жара.

И для этого сегодня ночью он зажжет здесь огонь.

— Если реальность мне улыбнется, я отвечу на твой вопрос завтра, еще до того, как взойдет Пальмира, — пообещал он, засовывая нож в карман. — Если же эта вздорная стерва по старой привычке решит показать мне фигу, нам придется еще долго прозябать в неведении. Возможно я добуду ответы из пламени, а может и нет. Таковы правила игры. Это трудно понять, но со временем привыкаешь.

— Неудача еще больше осложнит твое положение, — хмыкнула Робинс, — Не хотелось бы оказаться на твоем месте. Но кажется, я это уже говорила.

Странник кивнул.

— Надо приготовить костер, но сначала давайте поужинаем.

Несмотря на суровый, засушливый климат, мертвые растения попадались редко. Здешняя флора не отличалась разнообразием, а ее представители обладали огромным запасом живучести. Их возраст исчислялся десятками лет. Но даже эти долгожители растительного мира имели свой возрастной предел. Они гнили и умирали, развеивая мечту о вечной жизни. Увядшие кактусы лежали между камней сморщенными желтовато-бурыми столбиками. Их мякоть превращалась в труху, напоминающую на табак внутри папиросы. Ползучие растения, похожие на алое, сворачивали жесткие зубчатые листья, их стебли выгорали на солнце и никли к земле.

Линн собирала побеги змееглава и ланцетника, обрезая их и складывая на кусок брезента. Руки она обмотала тряпками. Иглы и шипы оставались острыми даже после гибели мягкой сердцевины. Робинс искала топливо для костра в двадцати ярдах к северу. Линн старалась не упускать ее из поля зрения. Она разогнула спину и вытерла со лба пот. Обрубки пальцев заныли, жгучая боль прошла через всю руку, но Линн научилась страдать молча. Она постепенно привыкала к боли, как к скверному попутчику, от которого невозможно избавиться — остается только смириться с его присутствием.

Она сильно ослабла. То и дело начинала кружиться голова, и, глядя на отдаленные скалы, Линн зачастую видела только блуждающие пятна и извилистые полосы на границе неба. Она стояла неподвижно, упорно глядя в одну точку, и через некоторое время детали рельефа приобретали свою истинную форму, как будто подкрутили объектив кинокамеры. Горы становились горами, а небо — небом. В мышцах то и дело возникали короткие спазмы. Линн бросало то в жар, то в холод. Эфинил снимет воспаление и избавит ее от лихорадки, но результат скажется самое меньшее через два дня. А пока ей приходилось крепче стискивать зубы и переносить болезнь на ногах. Она не могла позволить себе свалиться окончательно.

Линн концентрировалась на работе, но мышечные спазмы усиливались, в суставах словно пересыпалась железная стружка. Когда она подняла голову и посмотрела вдаль, равнина встала на дыбы и понеслась по кругу как пестрая карусель.

Пришлось зажмуриться и широко расставить ноги. Оторванный мизинец начал пульсировать в двухстах милях к югу, на плитах Кор-Эйланда. Привычные фантомные боли отозвались в руке раздражающей щекоткой. Линн часто ловила себя на том, что пытается почесать недостающий палец. Синапсы посылали безответные команды к отсутствующим нервным окончаниям. Рассудок Линн упорно отказывался признавать, что эта часть ее тела утрачена безвозвратно.

— Хватит? — спросила Робинс, вываливая на брезент кучу обвисших как плети сегментных стеблей. Кольца змееглава и впрямь напоминали дохлых рептилий, обвивающих друг друга. Сержант предложила Линн половину раскуренной папиросы. Та втянула в себя кисловатый дым, поморщилась и вернула папиросу Робинс.

— Куришь как «свежак», — прокомментировала сержант, делая длинную затяжку. — Может тебе завязать с этим делом?

Линн хмыкнула и взяла у нее папиросу.

— Все равно табака почти не осталось.

Робинс вздохнула:

— Увы. Не знаю, как проживу без него. Ну так что, заканчиваем?

— Килар сказал, нам понадобится много топлива, и он прав — эти растения плохо горят, но сгорают быстро, — Линн почесала правой рукой левый локоть, чтобы хоть как-то унять зуд в отстреленном пальце.

— Зачем ему все-таки понадобился костер? Добыть ответы из пламени? Звучит жутковато. Он что — колдун?

— Не думаю.

— Тогда зачем?

— Спроси у него, — Линн повела плечами, отгоняя озноб. Ее лоб похолодел, а щеки вспыхнули. Она уронила пепел под ноги.

— Он пугает меня, но уже не потому, что он — тафу, — Робинс понизила голос и заговорила быстрее, — В нем есть что-то отталкивающее, неправильное. Что-то чуждое. Будь у него нормальные вагина и сиськи, впечатление стало бы только острее. Это как… сахар в бензобаке. Ничем хорошим не кончится. Меня коробит от мысли, что придется тащиться вслед за ним неизвестно куда.

Папироса снова оказалась у Робинс. Сержант вдохнула полной грудью и выпустила несколько колечек дыма. Они поплыли в горячем воздухе, словно развеявшиеся мечты. Линн провела холодной рукой по волосам и огляделась.