Вечный слушатель

Франсиско Мануэл

Одни храпят, склонясь на край стола,

Облапив опрокинутые кубки,

Другие - рассуждают про дела.

Еще какой-то, хворый, длинный, хрупкий,

Амурную бормочет ерунду,

Пуская дым из почерневшей трубки.

Бредет по стенке пьяный, на ходу

Шатаясь, разобиженный, с досадой,

Плешивый тип клянет свою нужду,

Что, мол, отцу о смерти думать надо,

Бубнит: мол, жизнь не стоят ни гроша,

И просит дать совет насчет подряда.

Темна таверны ветхая душа,

Продымлена. И полуночный ветер

Свистит снаружи, по стеклу шурша,

Способен вызвать жалость и насмешку

Любой из тех, кто здесь печально пьет,

Кому осталось меж мирских забот

Глотать вино и слезы вперемешку.

ГРЕЗИТЕЛЬ, ИЛИ ЖЕ ЗВУК И ЦВЕТ

Эсе де Кейрошу

I

Я слушал музыку земных растений.

Я - грезитель, мудрец, каменьями побитый,

Я коротаю дни средь мысленных химер,

Покуда Океан ярит свой гнев несытый

И бог с палитрою выходит на пленэр.

Средь жизни нынешней, и чуждый, и забытый,

Брожу, как человек давно минувших эр.

О, дух иронии! Ты мне один - защитой

От возлетания в предел нездешних сфер.

Кинжал теории, мышленья тяжкий пресс,

Не в силах все-таки явить противовес

Способности и петь, и грезить на свободе...

Былой любви служить по-прежнему готов,

Повсюду я ищу звучание цветов

И позабыл число отысканных мелодий.

II

Я видел образы и формы,

Я видел разум бытия.

Бальзак

Я знаю, в мире все - одна игра ума:

Светило нас убьет, коль в нас лучи направит,

Лазурью властвует, я ведаю, чума,

А жемчуг, зародясь, моллюска тяжко давит.

Увы, Материя - моей души тюрьма.

Покуда лилия Луну собою славит

И аромат струит, - уже рождает тьма

Цветок, что плоть мою безжалостно отравит.

О, все известно мне! Но в дебрях бытия

Так побродить люблю без всякой цели я,

Растений музыку в душе своей лелея,

Мне в розах виден лик едва ли не Христа,

Мне звонкие цветы - суть чистые цвета,

И бога для меня в себе хранит лилея.

ОКНО

Когда в полночных улицах - покой,

Когда они от суеты устали

К окну иду, заглядываю в дали,

Ищу луну с тревогой и тоской.

Нагою белой тенью колдовской

Она скользит почти по вертикали

Как розан, поднимаемый в бокале,

И как греха пленительный левкой.

Чарующая ночь проходит мимо,

Меня же вдаль и ввысь неумолимо

Мистические манят купола...

Я хохочу, а ты плывешь все выше,

Всходя над гребнем черепичной крыши:

– Какой соблазн в тебе, Соцветье Зла!

ДОЖДЛИВЫЕ НОЧИ

Вот - осень, все угасло, все поблекло.

Откуда мне узнать, о милый мой,

Ты любишь ли, чтоб дождь стучал о стекла,

Закрытые сырой, тяжелой тьмой?

Я точно знаю: сладостно безмерно

Мечтать вдвоем дождливою порой:

Пусть греза и нелепа, и химерна,

Но ей пределом - кипарисный строй.

Мы воскрешаем блеск минувших лилий

И вызываем к жизни без конца

Печальные часы былых бессилий,

Навеки погребенные сердца!

В такие ночи, с ливнем или градом,

Так хорошо отбросить жребий свой

И слушать, затаясь с тобою рядом,

Как долгий дождь шуршит по мостовой.

Как сном осенним нас бы укачали,

Рождаясь, вырастая ввысь и вширь,

Чудовищные образы печали,

Немые, как дороги в монастырь!

В такие ночи - лишь мудрейшим душам

Дано на грезы наложить узду,

В такие ночи суждено кликушам

Метаться в экстатическом бреду,

В такие ночи к разуму поэта

Нисходит свыше лучшая строка,

И он ее бормочет до рассвета,

А жизнь - так далека... Так далека!

КАМИЛО ПЕСАНЬЯ

(1867-1926)

***

Ты повстречался посреди дороги

И показался чем-то мне сродни.

Я произнес: - Приятель, извини,

Отложим-ка на час-другой тревоги:

И путь далек, и так истерты ноги.

Я отдохнул - ты тоже отдохни:

Вином одним и тем же искони

Здесь путников поит трактир убогий.

Тропа трудна, - да что там, каждый шаг

Невыносим, и жжет подошвы, как

Последняя дорога крестных пыток...

По-своему толкуя об одном,

Мы пили, каждый плакал над вином

И в кружках наших был один напиток.

ФОНОГРАФ

Покойный комик произносит спич,

В партере - хохот... Возникает сильный

Загробный запах, тяжкий дух могильный

И мне анахронизма не постичь.

Сменился валик: звуки баркаролы,

Река, нимфеи на воде, луна,

Мелодия ведет в объятья сна

И уплывает в тенистые долы.

Сменился валик снова: трелью длинной

Живой и терпкий аромат жасминный

Рожден, - о, эта чистая роса...

Завод окончился, - и поневоле

Ушли в туман кларнетов голоса.

Весна. Рассвет. О, дух желтофиолей!

***

Стройнейшая встает из лона вод

И раковиной правит, взявши вожжи.

О, эта грудь желанна мне до дрожи...

И мысль о поцелуе к сердцу льнет.

Я молод, я силен, - ужели мало?

К чему же стыд? Как грудь твоя бела...

Ты Смерти бы противостать могла,

Когда б ее достойною считала.

О гидра!.. Удушу тебя... Когда

Падешь ты, мной повержена в буруны,

И потечет с твоих волос вода,

То, от любви спеша к небытию,

Я наклонюсь, как гладиатор юный,

И дам тебе познать любовь мою.