Вечный юноша

К берегам родной Итаки Ты вернешься ль, Одиссей?

Еще, и в особенности, потеря Родины (…) одним из трагических моментов своей жизни, когда теряешь все свои привычные физические силы, чтобы преодолеть (…) беду, (…) испытание и с честью (…).

Потому вынужденный отрыв от родины, от (…) своего пути особенно глубоко и (…) ощущается человеком, лишенном своей родины.

А о любви этой органической в человеке, о ней я хорошо знаю и читал стихи Пушкина:

Два чувства дивно близки, нам, В них обретает сердце пищу — Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам.

9.

(Снова газетная вырезка о награждении орденами СССР разведывательной организации, работавшей под руководством Р.Зорге: Макса Клаузена и Бранко Вукелича (посмертно) — Н.Ч.).

«Чудны дела твои, господи!»

Ведь, это следствие только того факта, что французскому режиссеру пришло в голову создать фильм «Кто вы, доктор Зорге?» Через двадцать лет после гибели Зорге! А, ведь, не появись этот фильм, не обойди он экраны всего мира — нет сомнения, что и Зорге, и его награждение 20 лет спустя, и его соратники, все это было бы погребено в «засекреченных деяниях».

Очень уж осторожное у нас отношение к гласности, очень еще сильна склонность к засекречиванию.

10.

(Газетная вырезка «Последний из могикан», к кончине Уинстона Черчилля Эрнста Генри — Н.Ч.).

(Карикатурный рисунок из журнала: выступление какого-то веселого чернобородого человека с рукой в кармане брюк, а вокруг толстяки-зрители, и вырезка со стихами Виктора Мамченко (Париж): «О Родине, о Жизни, о Борьбе», — Н.Ч.).

Родина

…смотрю в Тебя! О, как чудесны дали В глазах Твоих от этого огня, И как они от ноши не устали — Глаза Твои, — от мира и меня! Летит широко сердце голубое В таких, знакомых близких небесах, Что кажется — желание любое Отмерено на солнечных весах. Ты кажешься, суровой и холодной Для недругов Твоей любви большой… Да будет так, и будешь Ты свободной С моей к Тебе прикованной душой.

Человека убили И ночь была, и звезд предсветный знак, и лебеди летели и трубили, на все смотрел я, но не видел — как убийцы человека вдруг убили. Когда узнал, рассвет мне на земле повторным показался тем рассветом, когда о правде грезили в семье, когда расстрел наутро был ответом. Настойчивая память иногда сжимает время, время — неподвижно… Я помню, да: военная беда людей сжигает, вот кричат, вот слышно — вот слышен в темноте предсветный шаг облавы на людей, которым нужны свобода, равенство и где душа с другой душой живет, и души дружны! Но для беды так быть никак нельзя: среди людей, среди их трудной дружбы, глупейшей провокацией скользя, все та же мерзость в мире ищет службы. Она — вот здесь, она — и там опять, свое сует, каналья, первородство, — откормленная девка, чтоб «гулять», чтоб сжечь и юность проклятым, уродством… Убили человека. Средь врагов с гвоздикою стоял, с улыбкой! И дрогнул мир аттических богов: всплеснуло сердце Золотою Рыбкой.

(«Поэт Виктор Андреевич Мамченко родился в 1901 году. Его перу принадлежит шесть книжек стихов, изданных в Париже. Первый сборник под названием «Тяжелые птицы» увидел свет в 1936 году, последний — шестой — «Воспитание сердца» в 1964 году.

Виктор Мамченко, бесспорно, зрелый стихотворец. Поэтические произведения его реалистичны. Разумеется, являясь эмигрантом и живя среди них, он много стихов посвятил именно этой близкой ему теме.

Большое количество стихотворений поэт написал о борьбе с фашизмом, о мире, о людях доброй воли. Поэт любит свою Родину, верит в ее настоящее и будущее.

Ниже публикуем стихи из последней книги В.А.Мамченко» — предисловие к публикации, — Н.Ч.).

Журнал «Родина», № 5, сентябрь-октябрь 1964 г. Издание советского комитета по культурным связям с соотечественниками за рубежом.

Брамс — «Венгерский танец № 5»

Лежит на пляже кверху пузом Полу-фашист, полу-эсэр, Герой Советского Союза Гемаль Абдель на всех Насер.

Остроумная эпиграмма, которая ходит у нас по городу.

11.

(Открытка с гончей собакой «На охоте» и поздравлением с днем рождения от Люды К. — Н.Ч.).

20/II. Суббота.

Любопытно, вспомнила об этой дате только Катюша, она убежала на школьный вечер, но сказала матери: «Не забудь!» Наталья Федоровна пришла поздравить и принесла очень вкусные горячие пирожки.

Прибежал Гриша, принес журналы. Я ему сказал, что открою один секрет, если он никому об этом не скажет: сегодня мой день рождения! Гришка очень огорчился.

— А я думал 23-го!

Мы с ним закусили и выпили по рюмке домашней вишневки. Он все горевал:

— Ах, как нехорошо вышло!

Зашел Вова Ким.

У меня была уверенность, что никто из семьи, ни Игорь, ни Ник. Ник. эту дату не заметят. Так оно и есть, конечно.

Хотел было пойти к соседям, к Маруее и Ване, купил бутылку вина и сладости для детей, но потом раздумал. Вова ушел в десятом часу. Поздно. Ребята уже, видимо, легли.

Неожиданно опять замолчало радио. Где-то в сети. В квартире полное безмолвие. Чок лежит, у порога, положив голову на вытянутые лапы. Мурка за спиной на чемодане. Стоит ей перелезть ко мне на колени, как Чок начинает устраивать бурные сцены ревности.

Еще один год прожит.

Обойдемся без итогов.

«День прошел и слава богу!»

Пытаюсь продолжить статью «О литературе и об авторах» для «Р.Н.».

Впрочем, никакого энтузиазма. Усталость, боль в ногах.

Тянет в кровать и взяться за Ключевского. Перечитываю его Московскую Русь.

«История! Податливый судья!»

Строчка из моих забытых стихов 30-х годов Кончались они: «Но где-то на предельной глубине / Пугающее слово: невозможно».

О том, как трудно человеческой совести принять (простить и оправдать) прежде всего насилие в человеческой жизни.

Припомнил — читая — блестящие страницы Ключевского о том, с какой подлостью и низостью московские скопидомы (в «сундуках приданое копили и тебя невестою растили…» М.Волошин) делали свое положительное историческое дело, «Собирали землю русскую». Сколачивали русское государство.

Толстой нападал на bicn publique, которым оправдывались все злодеяния и гнусности человеческие, но ведь и государство, эта гнуснейшая штуковина, во имя которого совершено столько преступлений, одна из личин того же bicn publique.