Ведьмак в теле Маркиза

Ступеньки скрипели под тяжестью каждого шага. Когда мы добрались до двери, Рурик постучал.

Через минуту оттуда послышался голос дамы. На слух ей около пятидесяти лет. Она возмущённо что-то пробурчала и повысила голос:

— А ну, брысь отсюда, проходимцы! Я сейчас позову стражников, они вам бока намнут, дармоеды безгрошевые! Отпугиваете мне только гостей…

Я усмехнулся и ответил:

— Мадам Тревис, вы решитесь выгнать маркиза из его же дома?

Внутри раздалось нервное шуршание, и дверь открылась.

— Маркиз Рэйвен?! — начала дамочка раздражённо и с явным пренебрежением. — Вы больше не живёте здесь! Желаю вам удачи на новом месте, которое вы сможете себе…

— Не боитесь? — холодно прервал я.

Женщина замолчала на мгновение, и я продолжил:

— Чтобы забрать имущество, нужно решение суда. Особенно если речь про аристократа. У вас оно есть? Конечно нет! Это же какой наглостью нужно обладать?! — сыпал я фразами, не давая ей опомниться. — Что вы о себе возомнили? Вот я и спрашиваю, страх вы уже совсем потеряли?

Мадам Тревис, нервно спотыкаясь на словах, пыталась оправдаться:

— Но… но… Я… я собиралась…

— Раз нет, — резко оборвал её, — две комнаты мои. И если вы будете препятствовать, я позову стражу и констебля. Ваши действия незаконны, особенно против маркиза. Думаю, пару десятков лет в тюрьме научат вас разбираться в том, что можно делать, а что нельзя.

Женщина замерла, и я в тишине приподнял голову, чтобы рассмотреть её. Передо мной стояла дама в возрасте с отвратно сделанным макияжем на лице. Ярко-розовые румяна на щеках крайне сильно выделялись на фоне тонкого слоя белил, который создавал эффект фарфоровой маски, еле скрывающей морщины.

Губы криво обведены ярко-красной помадой, которая уже начала растекаться в уголках рта. Тени, наложенные тяжёлым слоем на веки, делали её глаза запавшими и уставшими, а резко очерченные брови создавали впечатление постоянного удивления. Все эти попытки скрыть возраст лишь подчёркивали его, делая её облик нелепым.

Дамочка явно не ожидала от меня такой прыти и связанности слов. На это я и делал ставку. Она отошла, когда я приказал работягам:

— Занесите меня внутрь. — Повернувшись к Рурику, добавил: — Укажи им путь.

Напоследок снова посмотрел на мадам Тревис и спокойно сказал:

— Жду вас через час. Нам есть о чём поговорить. Не придёте, и я подам на вас в суд. Посмотрим, на чьей он будет стороне и как быстро на вас наденут кандалы.

Женщина выпучила глаза и зашаталась. Тут же рядом с ней появились служанки, конюх и повариха — понял по одеждам. Все с любопытством смотрели на то, как меня несли в мою комнату.

Для пущего эффекта повысил голос и недовольно заворчал:

— Пойти против аристократа… Это же хватило ума! Не думал, что Гринхолл окажется рассадником беззакония!

Несколько гостей выглянули на мои крики.

Я вздохнул, вспомнив о библиотеке моей семьи, где хранились исторические романы про рыцарей. Айри любила их читать и потом пересказывать мне по ночам. Она удивлялась, почему те аристократы и рыцари были людьми чести, а наша семья нет… Так что у меня существовало кое-какое понимание того, как вести себя и что делать.

Оказался в первой комнате, проходной. Тесное помещение с маленьким шкафом и жалкой кроватью с продавленным матрасом, который давно пора сменить. Всё дышало бедностью и запустением. Судя по убогому виду, это место для слуги…

Меня перенесли в следующую комнату. Она чуть больше, но тоже унылая. Единственный плюс: мои хоромы на первом этаже, и у меня есть выход на задний двор, который скоро мне понадобится.

Окно, через которое виднелся выход, было занавешено плотными, тёмными шторами, словно здесь жил кто-то, боящийся света. Кровать стояла в углу, заправленная помятым грязным покрывалом, а вокруг валялись вещи: одежда, бумажки, какие-то мелочи. Всё же стоить провести ревизию. Вдруг что-то ценное осталось.

В центре комнаты стоял старый стол на кривых ножках, а рядом шкаф, который, похоже, давно никто не открывал.

— Положите меня туда, — кивком указал на пол, не желая пачкать постель.

Работяги аккуратно опустили меня на деревянный настил. Он был грязным, усеянным пылью и крошками. Я ощутил шероховатость под собой. Н-да уж… Ещё большой вопрос, где хуже: в тюрьме или в этом живописном месте?

— Заплати им и дай несколько пенни на чай, — велел я слуге.

Рурик достал из поношенного кошелька несколько монет и передал их мужчинам. Те сразу заулыбались и закланялись:

— Спасибо, сэр!

— Большое спасибо, сэр!

Когда они ушли, я обратился к старику:

— План такой. Нужно найти всё, что есть ценного в этой комнате: документы, деньги, драгоценности… Всё, что может пригодиться.

Старик замялся, заметно растерявшись:

— Но, милорд… Я не могу лазить по вашим вещам.

Я натянуто улыбнулся и как можно спокойнее ответил:

— Очень прошу тебя, дружище. Сейчас это необходимо.

Пока Рурик скидывал вещи на кровать: одежду, шкатулки, письма, бумаги и прочие мелочи, я наблюдал. Старик обходил меня, периодически бросая тревожные взгляды, словно не мог поверить, что его господин оказался в таком положении, а он вынужден рыться в его вещах.

В комнате висела напряжённая тишина, нарушаемая лишь шелестом бумаги и тихим скрипом открываемых ящиков. В какой-то момент Рурик не выдержал:

— Я вас не узнаю, господин. — Он остановился и посмотрел на меня. — Обычно вы не вели себя так…

Я прищурил глаза, пытаясь уловить, что он хочет сказать:

— Как?

Рурик замялся и стал снова говорить осторожно и подбирая слова:

— Как маркиз… Я с вами последние пять лет, и вы были более…

Я поднял бровь, догадываясь, к чему он ведёт.

— Нежным? Слабым? Трусливым?

Слуга сразу заметно побледнел.

— Что вы, господин! Я не это хотел сказать…

Махнул рукой, прерывая его оправдания:

— Ничего. Это правда. Но после моей смерти и возрождения что-то во мне переключилось. Страха больше нет.

Рурик растерянно заморгал:

— Это… Это…

Улыбнулся, не дав ему запутаться в объяснениях:

— Плохо?

— Что вы, господин, — поспешил заверить меня Рурик, теперь уже с искренним волнением в голосе. — Я не это хотел сказать… Просто вы мне напомнили в какой-то момент вашего батюшку. Он всегда знал, чего хотел от жизни, и никогда не склонял головы. И когда я вас увидел таким, на миг перед моими глазами словно возник он, и — я растерялся.