Ведьмина доля

– Негоже трусити, коли мертвий, - сухо отозвался призрак из кухни и красноречиво зашелестел газетой: - Уль, а шо есть - "самая длинная сторона прямоугольного треугольника, противоположная прямому углу"? Десять букв.

– Гипотенуза, - я взяла ключи и отобрала у Кирюши сотовый.
– Закройся.

Спускаясь - для разнообразия пешком - я позвонила и извинилась за сорванную встречу. Форс-мажор, да, и весьма неожиданный. И снова намечать встречу отказалась. Мало ли. Сунула в карман джинсов телефон и запрыгала через ступеньку, глупо улыбаясь. Мне было хорошо. Отлаженная "трясинная" жизнь на глазах ломалась и комкалась, а я смотрела на это со стороны и ловила кайф.

Сумбур и неожиданности для меня - как свежая кровь для акулы. Это азарт, экстрим и эйфория от движения. В распланированной жизни ты идешь пешком, от одной метки в еженедельнике к другой. Лишь опасность и неизвестность заставляют не бежать - лететь вперед. И дышать жизнью. И пусть осенний ветер чужих обострений и дальше ломает планы - впервые за пять лет я наконец снова чувствую себя живой. И летящей. Как на метле - на скорости двести километров в час, когда неважно, что впереди падение. И неважно, уцелеешь ли. Важно лишь ощущение движения. Непрерывного. Безоглядного. Свободного.

Арчибальд Дормидонтович, глава городской общины "пауков", сидел на скамейке и наслаждался свежим воздухом. Невысокий сухонький старичок - божий одуванчик. Темные брюки, светлая рубашка, серый пиджак, щегольские остроносые туфли, очки в тонкой оправе, шляпа, седая шевелюра и усики с бородкой в стиле французских мушкетеров. И не скажешь, что это хитрая и безжалостная нечисть. А на непропорционально длинные руки и заостренные желто-черные ногти кто ж внимание обратит?

– Ульяна Андреевна, - он встал и вежливо снял шляпу.
– Прошу простить мой поздний визит, но я готов объясниться.

Я села на скамейку и опустила полог тишины. Темный осенний воздух замерцал и потеплел. "Паук" остался на ногах, и первым делом я предъявила ему вещественное доказательство слежки - тапку с пятном прибитого членистоногого.

– Объясняйтесь. Ваше?

– Не серчайте, - он кротко улыбнулся.
– Я только хотел быть в курсе всех возможных... интриг.

– Это я-то плету интриги?..

– Простите за грубость, но того, кто имеет совесть, всегда имеют те, кто ее не имеет, - мой собеседник мягко и извиняюще улыбнулся.
– Вы, Ульяна Андреевна, - добрейшая ведьма, душа нараспашку, но вот тетя ваша...
– он на мгновение прикрыл глаза и мечтательно цокнул языком: - Какая женщина...
– и очнулся: - ...весьма непроста. И через вас на всех влияет. В том числе и на нас. Я, так сказать, предохранялся и...

– ...еще "предохранители" имеете?
– спросила сурово.

– Не нашли - значит, нет, - "паук" обезоруживающе улыбнулся.

– Ах вы... нечисть, - протянула уважительно.
– Ах вы, гнусный... хитрец, Арчибальд Дормидонтович.

Он небрежно поклонился.

– Ладно, к делу, - я положила тапку на скамейку.
– Ребята ваши? И сядьте уже, артист...

– Ребята не мои, - заговорил он деловито и сухо.
– Вы правы насчет амулетов - трое моих парней их лишились вчера ночью. Напились в каком-то баре - где и с кем, разумеется, не помнят. Не помнят и того, как дома оказались. И скрыли от меня потерю патентных амулетов - самостоятельно найти надеялись, остолопы...
– и оскалился, а его щеки задергались, зарябили веками многочисленных желтых глаз.
– И через амулеты-то пришлые и получили доступ к делам общины. И слежки.

– А останки?..

– Убились по всем правилам - не поднять, - Арчибальд вздохнул.
– Машину нашли, но там ничего особенного. И амулеты сгорели вместе с тайной. Кто, зачем?..
– посмотрел на меня искоса: - Провокация?

– Может быть, - я смотрела перед собой.
– Может, кто-то подставляет городскую нечисть, прикрываясь вами. А может, - и прямо посмотрела на своего собеседника, - вы темните, уважаемый.

– Не больше, чем вы, Ульяна Андреевна, - отозвался "паук" доброжелательно.

– Без толку же на вас нападать да сети ставить, даже пришлым. Жизнь-то всем мила, а от Круга пощады не жди.

Мы замолчали. Никто не хотел раскрываться первым.

– Пора мне, пожалуй, - он встал и оправил пиджак.

– Стойте, - я серьезно посмотрела на него снизу вверх.
– Вы же понимаете, что не имею права спускать это дело на тормозах. При всем моем к вам уважении, но... я обязана сообщить Верховной.

– Понимаю, Ульяна Андреевна, прекрасно понимаю, - Арчибальд склонил голову.
– И свою ответственность понимаю. Виноват. И готов к наказанию.

– Наказание определит Верховная, - я поколебалась, но честно добавила: - Подстава это, точно подстава. Я замолвлю за вас словечко, но...

– Ваш иммунитет кончается, - заметил он.
– Давайте обновлю.

Я сняла курку и закатала рукав водолазки. "Паук" задумчиво провел когтем по моему левому предплечью:

– Вероятно, только вы нам и верите...

– И, надеюсь, не зря.

Мой собеседник с минуту молчал, только смотрел в упор. Желтые нечеловеческие глаза слабо мерцали в темноте, скрывая мысли, острый коготь царапал кожу, вырисовывая паучий узор. Стремительный укол - темнота - и сиплый шепот на ухо: "Девочка - ключ. Ключ от древней, темной и страшной истории. От смертельно опасной истории. А мы жить хотим. Очень. А ребятки пришлые вашими, местными, купленные. Среди своих ищите. Доброй ночи, Ульяна Андреевна. Сладких снов".

Когда я очнулась и проморгалась, он уже ушел. Невысокий, прихрамывающий и сутулый старичок - умная и опасная нечисть, едва ли не сильнейшая в городе.

Я встала, подобрала тапку и вздрогнула. Сотовый из кармана джинсов завопил так надрывно, что я сразу поняла, кто обо мне "вдруг" вспомнил. Не прошло и года.

– Ульяна!
– рассерженный бас.
– Где тебя черти носят? Живо домой, ты мне нужна!

Здрастье, приплыли...

– Вообще-то это ты мне нужна, - проворчала сварливо.
– И с утра...

– Домой!
– рявкнуло на весь квартал, и тетя Фиса бросила трубку.

Слушаюсь и повинуюсь, о, моя госпожа...

У Верховной был шикарный оперный голос, и по его диапазону мы наловчились определять, с какой целью нас хотят. Если она пела сопрано, значит, настроена мирно, если тяжелым низким контральто - злилась и готовилась задать перцу, а уж если орала басом... То все серьезно.

Наверх я взлетела за минуту. Открыла дверь, вошла и сразу же попала под прицел золотисто-карих глаз, смотрящих из зеркала. Тете Фисе на вид - не больше сорока лет, а ее реальный возраст точно не знал никто. Но ста пятидесяти вроде нет. После этой сакраментальной даты ведьма начинает стремительно дряхлеть, усыхать и умирает от малейшего сквозняка в страшных мучениях. Так гласят легенды. В реальности же нам не хватало живучести и спокойствия в мире, дабы опровергнуть слух или подтвердить. В настоящее время. А стародавние ведьмы, говорят, доживали.

– Привет, теть, - я закрыла дверь и сняла куртку.

На людях я, конечно, величала ее Анфисой Никифоровной, с подобающим уважением и подобострастием, как положено по уставу и регламенту. Но дом есть дом.

– Рассказывай, - она оперлась локтями о туалетный столик и закурила электронную сигарету.

Я чуть слюной не подавилась. Нет, я бросила... Многоточие. Я собралась с мыслями. Зойка спит, Жорик по-прежнему шуршит газетами (и слишком уж громко и возбужденно шуршит...), Кирюша поддерживает нижнюю челюсть и усердно делает вид, что его нет. Передвинув пуфик, я села напротив зеркала и рассказала. Всё, начиная с утра и заканчивая разговором с Арчибальдом.