Ведьмина ночь
Шрифт:
— Не дочкой, — я окончательно поняла все. — С дочкой что-то да не сладилось. Или сама слабенькой была? Или приглядывали за ней? Внучкой. Той, в которую ты должна была поселиться, верно? Когда она появится на свет, только… Наина помешала. Сделала что-то. Что-то такое, что не позволило тебе забрать еще одну душу.
Оскал шире.
Угадала?
— Поэтому жизнь отдала… та женщина… почему Наина просто тебя не остановила?
— Потому что… сама меня немногим лучше, за что и поплатилась… видела она уже одним глазом… тьма-то слепит,
Сама не знаю.
Случай. Еще один случай.
Розалия вдруг прыгнула, сбивая меня с ног, и длинные пальцы её сомкнулись на моем горле. Колено Розалии вдавило меня в землю.
— Ты… ты… — её исказившееся лицо было так близко, и я сделала единственное, что могла — вцепилась в него. Розалия завизжала.
Тонко.
Нервно.
А я, я ерзала, пытаясь выползти, вырваться, почти задыхаясь, потому как пальцы её сжимали, сминали горло, перекрывая воздух. Легкие наполнялись жаром.
И я…
Я отпустила её лицо.
А потом обняла Розалию, сколько сил было, притянула, прижала к себе и, оттолкнувшись, покатилась туда, где блестело чернотой зеркало воды.
Мы ухнули в нее вдвоем.
Источник не подвел, раскрылся, принимая… а темная стылая вода залила глаза. И руки Розалии разомкнулись, позволяя сделать вдох.
Во второй раз тонуть было почти и не страшно.
Глава 35
Закрутило.
Завертело.
Золотые искры, вспыхивавшие то тут, то там, сложились узором, и я понять не могла, что за он. А потом… золотые змеи плясали в черноте, разгоняя тьму. И в этом свете, золотом, конечно, я видела исказившееся лицо Розалии. Ее рот, распахнутый в немом крике, её руки, которые отпустили меня, а теперь дергались, словно она пыталась то ли поплыть, то ли взлететь в этой воде.
Она двигала губами.
И…
И увидев меня потянулась скрюченными пальцами. А дотянувшись — колодец источника был узок — сдавила запястье.
— Ты… — я слышала её голос, глухой, доносящийся сквозь толщу воды. — Что… ты… сделала.
Всегда было интересно, как разговаривают русалки. Вот и пожалуйста.
— Ты хотела источник.
Странно, что вода в легких нисколько не мешала дышать, а вот говорить было неудобно.
— Я… тебя…
Она сжала запястье и с воплем убрала руку, правда, следом за ней метнулась золотая ленточка. Змейка? Она впилась в ладонь Розалии, повиснув на ней. А следом прочие змеи, выплясывавшие в колодце, замерли, повернулись и устремились к ведьме.
Первая опутала ноги.
Вторая спеленала руки.
Третья…
Я хотела отвернуться, но… не могла. Я видела, как золото проникает сквозь кожу, растекаясь там, внутри. И под нею, под кожей, расплываются новые узоры, руслами сосудов.
Это больно.
Наверняка больно.
И она кричит, а я…
я падаю.Я падаю и пропускаю момент, когда исчезает вода.
Пещера.
Сундуки. И наговор во второй раз сам слетает с губ. Золота не стало меньше, как и не стало больше. Я иду. Я уже знаю дорогу.
Розалия…
Её здесь нет. А вот шуршит по древним монетам чешуя, и золотая змейка привычно обвивает щиколотку. Кажется, она несколько потяжелела.
Кажется.
А вот и изба.
И в ней ничего-то не изменилось, разве что дева на лавке бледна и выглядит неживой. Воды же в ведре ни капли.
— Извини, — я знаю, что она меня слышит. И сажусь рядом, беру за руку. — Я не хотела тебя беспокоить. И не собиралась. Просто… вышло, как вышло.
Розалия…
Что с нею стало?
И главное, для чего она так стремилась сюда? Воды целебной испить? Сомневаюсь. Тогда… силы? Она могла бы взять у меня. Нет, что-то иное ей было надо и настолько, что она готова была рискнуть.
Раскрыться.
Семью семь лет.
Это сорок девять.
Сколько Розалии? Во сколько она заключила договор? Там, на востоке, рано выдают замуж… нет, мало данных. И все же если предположить, что срок подходил к концу или даже вышел, что Розалия отдала душу тому, кого сама же пробудила…
Не вяжется.
Снова.
Что я за бестолковая такая, что ничего-то у меня ровно не выходит.
— Ты меня слышишь? — спрашиваю, но отчего-то шепотом. — Воды нет, но…
Есть кое-что, что способно её заменить. И я поднимаюсь, беру со стола нож. Старый. Наверняка тронутый ржавчиной, пусть даже не видна она глазом. И негигиенично это.
Совершенно.
Но я режу запястье.
Кровь, она тоже в своем роде вода. И пусть течет не от сердца мира, но в любой крови сила сокрыта, та, богами данная, бессмертной души.
Душу я не отдам.
А кровью вот поделюсь. И первая капля падает в приоткрытые губы девицы, а следом и вторая, и третья. Я сижу и смотрю, как она течет, еще думаю, что не стоило бы…
А на лицо ведьмы возвращаются краски.
И щеки розовеют.
И губы.
Вздрагивают веки, открываясь. И губы растягиваются в улыбке.
— Доволи, — она сама поднимает руку, и теплые пальцы касаются моего запястья. — Благодарю за ценный дар, та, которую нарекли Любомирой.
Края раны смыкаются.
А потом и вовсе исчезает она, как и не было.
— Но не делай так больше, — просит Любава.
— Почему?
— Давно я тут… тяжко… а твоя кровь тепла, сладка. Велико искушение. Могу и не удержаться.
Да уж, о том стоило подумать. Но видно с думать у меня еще когда не заладилось. Не мой это процесс, определенно.
— Скажи, — прошу. — Как тебе помочь. Ему вот… как вас отпустить?
— Ведьмина ночь скоро, — она не пытается встать, да и руку уронила, как лежала та. — Земля поет. Силу копит. В ведьмину ночь приходи… открой запертую дверь.