Ведьмина печать. Ловушка для оборотня

Сар смотрел, не скрывая желания.

— Я, наверно, сплю, — тихо прошептала незнакомка. — Точно сплю.

Она растерянно продолжала бубнить, пока не заметила, как он на нее смотрит. А когда поняла, чего от нее хочет, смущенно ойкнула и облизала губы.

— Пить хочешь? — спросил Сар и, не дожидаясь ответа, протянул кожаную флягу.

Она кивнула. Пила жадно, и при каждом глотке ее грудь вздымалась. Мутным взглядом Асаар скользил по роскошному, сильному телу и уже знал, что не откажется.

«Она подойдет мне! — кивнул в такт своим мыслям. — Как раз по мне!»

Когда протянула руку, возвращая флягу, спросил:

— Как твое имя?

— Юлиана. Ана. Анка.

Прежде он не слышал такого имени, но это было и не важно.

— Не кричи, — предупредил, подходя ближе.

* * *

Что ее ищут, и незнакомец не лжет, Юлиана убедилась сама. В темноте с высоты горы были хорошо были метавшиеся в роще факелы, которыми крестьяне освещали путь. Это так испугало, что она не заметила, как мужчина скользнул к ней, накрыл рот ладонью и повалил наземь.

Анка испуганно взвизгнула, попыталась вырваться, но распластанная животом на земле ничего не могла сделать. Навалившийся незнакомец нетерпеливо шарил рукой по ее телу, возбужденно дышал в ухо. Наглец был силен, притягателен, как настоящий дикарь, и понравился ей с первого взгляда. Не портила его мускулистое красивое тело даже мешковатая одежда и подобие юбки с многочисленными украшениями, свисавшими с пояса. Если бы такой встретился в жизни, она бы, наверно, первая начала соблазнять его, забыв о гордости и обручальном кольце.

От его желания, терпкого мужского запаха, Анку неожиданно бросило в жар.

«Это же сон! А во сне можно все!» — решила, распаленная жадными, нетерпеливыми прикосновениями мужских рук. Дикарь с шумом вдыхал ее запах, сжимал ягодицы, а она инстинктивно выгибалась в ответ. Измученная долгим воздержанием Юлиана так сильно, остервенело желала его, как никого ранее.

Почувствовав, что незнакомка больше не сопротивляется, Асаар рывком перевернул ее на спину, сжал ладонью грудь и резко коленями раздвинул ей ноги. Волны сладкой боли обжигали низ живота, толкали на грубость. Он едва сдерживался.

Плотно облегавшая женское тело одежда мешала, и Сар дернул за горловину. Рубаха с треском порвалась, обнажив прозрачное тончайшее кружево, едва скрывавшее большую, соблазнительную грудь. Он смотрел, как зачарованный, и не мог отвести глаз: податливое роскошное тело дурманило разум. Сорвав ткань, жадно приник к соску губами и чувствительно прикусил. Млея от его прикосновений, незнакомка подалась навстречу, закусила от желания губу, начала извиваться и стонать, желая, чтобы он скорее овладел ею. Едва сдерживаясь, Сар вжался пахом в ее бедра и зашептал грубости на низком ахасском.

Распаленный, он потерял остатки разума. Неудовлетворенный, изголодавшийся по самке самец одержал верх над человеческой сущностью. Не в силах более терпеть, в волнении стянул с нее штаны, обнажая соблазнительный белый живот и разведенные бедра. Аккуратный треугольник волос и запах чистого, здорового женского тела довел его до исступления. Он спешно стянул штаны с себя, освобождая внушительный член, подтянул ее бедра к своим и склонился над Аной, водя крупной, влажной от желания головкой по ее разгоряченному лону, примериваясь. Однако внезапно на ее животе проступила яркая ведьмовская метка! Та же, что была в прошлый раз на записке, предлагавшей поступить на службу.

— Нет! — заскулил Сар от обиды и досады. Это было слишком коварно и жестоко. Зов крови требовал войти в манившее лоно как можно глубже, до предела, утолить жажду, но овладеть незнакомкой — означало покуситься на чужую собственность и за посягательство расплатиться свободой.

От злости он зарычал. Ярость толкала к безумству, но за короткий соблазн Асаар не готов был расплачиваться пожизненной кабалой. Он не хотел быть рабом.

Навалившись на спутницу со злости всем весом, начал помогать себе рукой. Рядом с изнемогающей от желания женщиной, подходящей ему во всем — это было безжалостное издевательство, но он слишком любил свободу и чувствовал опасность.

Доведя себя до пика, захрипел от удовольствия, забрызгал ее живот молочной влагой, а потом обессилено прижался к незнакомке, затихшей под ним.

Отдышавшись, медленно встал, поправил одежду и процедил:

— Там дальше деревня. В ней староста. Спустишься, попросишь работу.

— А ты? Ты куда? — спросила она осторожно дрожащим голосом. Он не видел лица и не хотел. Сар желал скорее избавиться от нее, опасаясь, что не сдержится.

— Дальше, в путь. Извини, но ты не понравилась мне. Прощай.

Анка от обиды и оскорбления потеряла дар речи. Так ее еще никто не унижал. А когда пришла в себя, незнакомец был уже далеко.

Глава 3

Заплаканная Анка с опаской брела по ночной роще. Оставаться на месте и ждать рассвета боялась, ведь разозленные крестьяне шли по следам. Кроме того, вокруг кричала, пищала и издавала всевозможные звуки голодная ночная живность, и воображение красочно рисовало свирепых тварей, таившихся под каждым кустом и желавших полакомиться ею. Но, кроме испуга, сердце терзала обида, нанесенная гадким дикарем. Мало того, что утащил неизвестно куда, бросил на полпути, еще и оскорбил так, что она его вовек не забудет.

— И приснился же, сволочь! — страдала Анка, придерживая разодранную кофточку на груди, но первые зародившиеся подозрения, что происходящее отнюдь не сон, укреплялись с каждым часом. Покусанные мошкарой руки нестерпимо чесались, одежда по желанию не становилась целой и сильно пахла спермой, а в волосах запутались веточки и листья, достававшиеся только с волосками…

— А если это наяву, что делать? — остановилась, обернулась кругом и запуталась, в какую сторону шла. Несколько раз упала, запнувшись в темноте, потому колени, руки, локти покрывали ссадины. После того, как налетев на ствол, расшибла лоб, стала двигаться совсем медленно, вытянув одну руку вперед, другой прикрывая глаза.

Стопы ныли от усталости, но идти босиком не отважилась, опасаясь змей, пауков, сороконожек. Если бы при ней осталась шуба, возможно, присела бы передохнуть, но негодяй ее выбросил. Было очень обидно. Еще Анка переживала, что в деревне ее примут за развратную девку и выгонят, ведь вид у нее не ахти благодаря тому же засранцу.

«Если бы получил свое, было бы еще обиднее! — утешала она себя. — Да и мало ли, чем веселье с ним аукнулось бы позже!»

К рассвету Юлиана уже примирилась с подозрениями, что непривычный мир является в какой-то мере реальным, потому что усталость и голод были как настоящие. Конфеты давно закончились, и теперь живот настойчиво урчал, требуя подкинуть чего-нибудь еще.