Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
— И кому она должна? А покажете, как изысканно топать по грязи?
Женщина замолчала, пораженная Аола хлопала глазами, а Анка нахально влезла в повозку, удобно уселась, совсем не как фа, и принялась жевать яблоко. Когда поймала взгляд Сара, перевела взгляд за телегу, намекая, как тащилась за ними по грязи, и он пристыженный отвернулся.
Она понимала, что следует уметь вести себя достойно и воспитанно, но обида на Асаара была сильнее здравого смысла. Понимал ли он причину ее вредности — не знала, но больше к ней с советами и наставлениями не лезли. Однако уже через пару
В ночлежном доме Сар больше не отсылал ее в дальние комнаты, а селился с ней поблизости от ведьм.
Обиды за перенесенные унижения Анка не забыла, но подкупало его на удивление хорошее, почти безукоризненное отношение. И постепенно его присутствие перестало тяготить. Вот только каждый вечер он рано укладывал ее спать, напоив ненавистным зельем.
Зато у него она всегда могла спросить, почему в городе окна красные, зачем чиновники носят на груди смешные, блестящие пластины, почему у некоторых на поясе болтаются какие-то хвосты, и зачем он положил в карман мешок с камнями? На любые вопросы, даже самые глупые терпеливо отвечал, а потом Юлиана заметила, что болтая с ним, дорога кажется интересной и совсем не трудной.
Еще через неделю пути они остановились в Брусе, и Сар снял дом. На окраине, неприметный, всего с двумя этажами и тремя комнатами, но места хватило всем.
Соседство с тетушкой Анку больше не напрягало. Она привыкла к ней, оценила ее выдержанность и даже извинилась за грубость, когда они вместе сидели на кухне и лепили пироги. А на Аолу старалась не обращать внимания. Сар так же с ней возился, но теперь Юлиана понимала, что каждая из них занимает в его сердце свое место. Осознавала это и Аола, но они все равно друг друга не любили.
Сар и Оули видели, что между ними неприязнь, но считали, что со временем разногласия улягутся. А Анка, прислушиваясь
к тишине, с грустью раздумывала: а есть ли у нее это время? Пусть Талаза не отзывалась, она знала, что о ней не позабыли, и когда придет время, дернут за нитку и причинят боль и ей, и ему. Иногда во взгляде Асаара читала ту же грусть, но они не разговаривали об этом. Понимала, что надо бы, но не знала, что сказать.
Осознание, что затишье временное, что грядут неприятности или разлука — отравляло жизнь им обоим.
«Будь, как будет», — смирилась Анка и решила наслаждаться каждым спокойным днем.
Тетушка, наблюдая за ними, поджимала губы и вздыхала, не в силах ничем помочь.
— Пусть миг радости краток, но он будет согревать тебя долгими, одинокими ночами, — как-то утешила она Сара, когда они остались одни.
— Я ночами не мерзну, — буркнул Асаар, старясь скрыть расстройство.
Оули печально улыбнулась и опустила ладонь на его плечо.
— Мне было легче, потому что у меня были Аола и ты.
— Я справлюсь, — он ободряюще похлопал по ее руке.
— Как бы ты ни поступил — это будет твой выбор, который я пойму, — тетушка говорила спокойно, немного задумчиво, но
на ее лице проступали скорбные морщины. И с каждым ее словом Сару становилось горче.— Мне и Ану жалко — она тоже страдает, — вздохнула женщина. — Я все раздумываю…
— И? — Сар чувствовал, что тетушка хочет что-то сказать, но не решается.
— Ты описывал печать Аны, как зубастое чудовище, грызущее свою лапу. Но звериная лапа…
— На мне, и это символ Атины.
— Да, — они посмотрели друг на друга.
— Почему?
— Я не знаю Сар.
— Магами и колдунами занималась Флиза и ее сподручные.
— А если только кто-то ненавидит оборотней?
— Или Атину и ее творения?
Оули кивнула.
— Я устал над этим думать. Как замкнутый круг.
— Иди к Ане. Наслаждайся каждым мигом.
— Когда она улыбается, разговаривает, сердится — это одно, а когда спит, мне отвратно и тоскливо. Я чувствую себя хуже, чем животным.
Оули провела рукой по его волосам мягко, с жалостью.
— Как бы она не хотела казаться проще, она тоже чувствует твою грусть.
Асаар вздохнул.
— Иди спать.
Ана спала. Сар лег рядом, положил руку под голову и долго смотрел на ее безмятежное, спокойное лицо, казавшееся ему невероятно красивым. Коснулся ее мягкой руки, провел по нежной коже пальцем.
Похоть была удовлетворена, но ему хотелось быть желанным, любимым, чтобы она чувствовала его прикосновения, прикасалась к нему сама… Однако Асаар радовался, что хоть Ана и держала в уме обиды, постепенно оттаивала, стала разговаривать, улыбаться.
«Возможно, будь ее воля, она бы осталась со мной», — подумал, и на душе стало легче.
Утром его разбудила Ана.
— Асаар! Аса-ар! — толкала ногой. — Купи мне чего-нибудь красивое! Ты обещал!
Сонный Сар удивился ее неожиданно настойчивой просьбе, но и не думал отказываться.
— Что хочешь? Платье?
— Нет! Хочу что-нибудь такое, чтобы всегда было со мной. И когда ты в следующий раз надумаешь заставить меня идти пешком, я эту штучку суну тебе под нос и воззову к твоей совести!
— Да не будешь ты ходить пешком! — возмутился он. От обиды сонливость, как рукой сняло.
— Это ты сейчас так говоришь, — хитро улыбнулась Ана, — но у нас тобой все не как у людей. Мало ли, чем завтрашний день обернется.
— Что-то чувствуешь?
— Тревогу. Каждый день просыпаюсь и думаю: сегодня что случится? Я устала от неизвестности, от ожидания неприятностей.
— Можешь пойти с нами и выбрать.
— Нет, хочу, чтобы ты выбрал сам. Так будет интереснее, — она загадочно улыбнулась и перекатилась на живот.
Он положил руку на ее поясницу, провел по ягодицам.
— Опять?! — нахмурилась она, но по глазам было видно, что не сердится.
— Когда ты спишь — не то.
— Понимаю. А я вообще ничего не чувствую, — Юлиана сладко зевнула и потянулась, совершенно не стесняясь наготы. — Поэтому порадуй меня хотя бы подарком. Пока не угодишь, пить зелье не буду!
— Это шантаж, — улыбнулся Сар.
— Маленький! Но у тебя есть целый день, чтобы порадовать меня!
— Я думал: ты злишься.