Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
Он спрыгнул с подоконника, представ босым, в штанах и жилете. Она еще помнила, каким внимательным и общительным он может быть. Какими приятными могут быть его прикосновения… А сейчас Сар смотрел пренебрежительно, и ей хотелось крикнуть:
«Это не то, что ты думаешь!» — но вовремя спохватилась, что оправдание будет нелепым и подозрительным. Вместо этого тихо спросила:
— Как залез сюда?
Он склонил голову и поцедил сквозь зубы отчужденно, холодно:
— Ты влезла в чужое дело.
Нужно было сказать: «Уходи! Убирайся!», но у Юлианы не поворачивался язык. Они смотрели друг на друга и молчали. Больше между ними не было тепла, заботы. Теперь они снова были соперниками,
— Как невеста поживает? — уколола Анка, стараясь скрыть горечь. Развернулась, подошла к постели и скинула с плеч одеяло. Она все еще надеялась, что волнует его.
— Хорошо, что все так. Думаю: мне тоже следует завести поклонницу.
— Спустись вниз, постучи в рыжую дверь и спроси Жильду. Она не откажет, — равнодушно ответила она, хотя сердце бешено билось.
Сар отвернулся, неспешно подошел к окну и выпрыгнул. Анка бросилась за ним, высунулась по пояс, но он словно испарился. С нее схлынули дерзость и бравада, и, закусив губу, она закрыла окно и бросилась на кровать. А потом долго плакала, накрывшись одеялом.
Асаар грустил.
«Ну, завой, как шелудивый пес, огласи округу истошным воплем, чтобы все знали о твоих страданиях, — издевался он над собой. — Здоровенный оборотень, а раскис, как мальчишка!»
Доводы помогали лишь на время, а потом снова одолевала тоска. Но хотя бы тетушка и Аола не задавали вопросов и не пытались утешить, а его переселение на чердак восприняли, как само собой разумеющееся дело.
Он стыдился проявлений слабости, но находиться в той комнате, где жил с Аной, не мог. Там, где все пахло ею, особо тяготили одиночество и безысходность. Аола и тетушка были его семьей, но Ана, уйдя, забрала частичку его души с собой.
«Странное дело, сокровища остались, а ощущение, что унесли все, даже стены. Словно дом лишился чего-то… — удивился он. — Да, от большой женщины большая радость, но и горькая печаль — всего вдвойне».
С пропажей «язвительной ловушки» Асаар чувствовал себя обокраденным, обделенным и, чтобы не думать о ней, ночами слонялся по городу. Предстояла дорога в Борель, и он надеялся, что в пути развеется.
— Как она могла уйти, не оставив даже записки? — возмущалась Аола, сжимая от гнева кулачки. — Не думала, что она такая черствая.
— Это бы ничего не изменило, — вздохнула тетушка, расчесывая дочери волосы. — Но подозреваю, что скоро они увидятся. Сама посуди: для него не поленились подобрать и перенести иномирянку, к которой он привязался. Теперь ее забрали, и он мучается. А, представь, что будет, если Сар увидит ее с другим?
— Мне его так жалко!
— И мне. Нужно отвлечь его. Самое время взяться за поиски «слезного камня». Мы с ним уже говорили, но тогда я еще не получила ответа и не была уверена, стоит ли ехать.
— Куда?
Две морщины пролегли на переносице матери, и Аола догадалась: речь пойдет о чем-то серьезном.
— Прошу: не делай выводов сразу. Сначала выслушай, — Оули от волнения стиснула пальцами расческу. — В Брефе у одного лавочника я нашла вадемекум и узнала, что одним из камней владеют Лефы. Это на юге, далеко, но я поспрашивала о нем и выяснила, что ныне фай Фран ищет наставника для сына, чтобы обучить его основам магии. Никто не берется за это дело, потому что у его отпрыска нет дара. И я подумала: пусть так, но у нас будет время, чтобы узнать их лучше и выяснить, где они прячут камень.
— Он так нужен нам?
— Считается, что это слеза солнца, защищая от наложенных заклятий. Поэтому я и написала письмо.
— Ты хочешь этот камень?
— Да. Однако чтобы он действовал в полную силу, нужно, чтобы
владелец добровольно подарил его. Если украсть, он будет слабее, но это тоже выход, — Оули склонила голову. — Поэтому я написала ему и сообщила, что готова взяться за обучение.Аола вздохнула.
— И что он ответил? Тот человек?
— Он из тех людей, которые считают, что обладание магией решает многие проблемы. В переписке мне показалось: он догадывается, что у сына нет дара, и подумывает женить его… — увидев растерянный взгляд дочери, Оули сбилась. — Я никогда не заставлю тебя выйти замуж за того, кто тебе не по душе, но, прошу, давай сделаем вид, что мы согласны?! — ее глаза заблестели от подступающих слез. — А потом сбежим и будем жить, как жили. Прости, что уговариваю сделать это. Но я так хочу, чтобы ты была здорова, — она поджала губы, но не смогла сдержаться, и слезы потекли по щекам. — Это звучит ужасно, будто я предаю тебя… — всхлипнула, — но это только для обмана. Чтобы найти тайник. Камень отвергает любую магию. И на нем не будет оберега.
Аола не хотела, чтобы матушка унижалась перед кем-то, обучая бездаря. Но и видеть, как она страдает, глядя на ее больные ноги, было выше сил. Прильнув матери, она, тоже плача, прошептала:
— Но если не выйдет, не плачь. Все забудем и будем жить, как прежде…
Оули готова была рискнуть, тем более, что Сар ухватился за возможность и теперь только и раздумывал, как лучше подойти к делу. Не желая задерживаться в городе, в котором был счастлив, торопливо собрал вещи, нанял подводу и двинулся в путь. Без проливных дождей дорога была на удивление легкой, и, вспоминая, как Ана следовала за ним по грязи, его переполнял жгучий стыд. Почему-то она помнилась ему беззащитной, улыбающейся, податливой, и он теперь сам не понимал былого глупого упрямства, из-за которого был груб с ней.
Едва задумывался о Ане, охватывала тоска, но он боялся новой встречи, нутром чувствуя, что ничего хорошего их не ожидает.
«Не поддался бы соблазну — не было бы так больно. Но и не узнал бы, чего теряю…» — размышлял, шагая по сухой дороге.
Несмотря на конец осени, снег не выпал, но темные низкие тучи сулили в скором времени белый пух. Порывы ветра трепали одежду, однако укутанная Аола с удовольствием разглядывала крохотные домики на сваях вдоль реки, деревянные мосты, перевитые толстыми канатами, плоские лодочки с блеклыми, выцветшими на солнце парусами, гористую местность и дикие вечнозеленые кустарники… Все казалось диковинным, удивляло, но сосредоточенные, угрюмые лица жителей провинции ей не нравились.
— Сар, а почему они такие?
— Смуглые?
— Нет, злые.
— Время налоговых сборов. Улыбнешься — подумают, что не все выгребли. Я бы тоже ходил хмурым. Особенно, если год неурожайный был.
— Откуда ты все знаешь?
— Да об этом только и говорят. Между братьями Лефами неприязнь, но в увлечениях они схожи: оба с легкостью спускают деньги.
— Сар, скажи честно, может, не стоит ехать? — не выдержала тетушка. — Волнуюсь я.
— Когда приедем, наведаюсь в замок и потом скажу, как обстоят дела. А пока не стоит волноваться.
Оули кивнула. Дальше ехали в молчании.
Асаар думал, что пока добирались до Бореля, научился за улыбками скрывать кислую мину, но, то и дело ловя на себе сочувствующие взгляды Аолы и тетушки, понял: их не провести.
«Неужели я так жалок?!» — сомкнул зубы и отвернулся.
Они, возможно, поверили бы, что Сар вновь стал беззаботным, если бы по вечерам не замечали, как он задумчиво сидит, теребя пряди косы, как ночами носится по округе и возвращается под утро, исхлестанный ветвями, исцарапанный, немного спит и снова рвется в путь.