Ведьмы.Ру
Шрифт:
— А ты, Тараканова, зануда редкостная. Я просто проверял. Я знаешь, что понял? — Данила позволял пламени гулять по телу. Выглядело жутковато, честно говоря. — Я понял, что первые признаки нестабильности появились ещё до клуба! И выходит, что Стас здесь не при чём.
— Якутин?
— Он самый.
— Ну да, скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
— И кто я?
— Придурок.
— Вот… придумай что-то другое. Или у такой зануды и фантазия барахлит.
— Кстати, как он? — следом за пониманием, что погибать в муках Мелецкий не собирается, пришло и облегчение.
— Хреново, — Данила разом как-то подпогас, что ли. — В лечебнице… и между прочим, ты виновата!
— Я?!
— Ты мне там, у центра, чего пожелала?
— Чего?
Ульяна искренне попыталась припомнить, но как-то выходило не очень. Нет, она что-то там желала, определённо, про невесту ещё…
— Чтоб у меня рядом с невестой получалось! И не уточнила, что именно! Вот дар рядом с тобой и слушается, а стоит отойти и всё.
— Нет.
— Да, Тараканова, да…
Нет, нет, нет и нет! Она не могла так… не могла… ладно мыши. И центр торговый. Про мышей она ляпнула, хотя всё равно оно недоказуемо… но вот, вот…
— Смотри, — шаг к ней, и пламя расползается тонкою плёнкой. Ещё один и огненный комок собирается в руке, вытягиваясь длинным стеблем. А на конце его распускается до боли знакомый огненный цветок. — Держи, невестушка…
Данила протянул розу широким жестом. И главное, рожа донельзя довольная, прям слишком даже. Ульяна руки за спину спрятала.
— Спасибо. Я уже одну взяла.
— Да… ладно… извини… я так-то… по-дурацки пошутил. Признаю. Это от чистого сердца и в знак добрых намерений… и…
Он сделал ещё шаг. И пламя окончательно впиталась в кожу. А Ульяна поняла, что, может, самому Мелецкому его огонь и не навредил, но вот об одежде этого не скажешь.
— Эм… — она поняла, что краснеет, безудержно и густо. — Мелецкий… я не поняла… ты сейчас меня соблазнить пытаешься или просто товар лицом показываешь? Чтоб не было там недоговорённостей…
Он опустил взгляд.
И видеть, как краснеет Мелецкий, было, пожалуй, куда приятнее, чем получить цветок.
От отката слегка шумело в ушах, но это ничего. Это ерунда, если так-то. Главное, сила никуда не делась. И даже больше её стало. Третий? Да Данила в себе чувствовал, что и пятый возьмёт, и на десятый поднимется.
Хотелось петь, танцевать или подвиг совершить.
Впрочем, с эйфорией, рождённой огнём, Данила справился быстро. Значит, прав он. Не в таблетке дело, а в Таракановой, которая его прокляла.
Ведьма.
Как есть ведьма.
Но волнуется вон. Когда он полыхнул, бросилась, хотя не с её куцыми силёнками огонь тушить. Но приятно же, что волнуется. А ещё он чётко ощущает, что чем ближе к ней, тем лучше контроль.
Невеста.
Тили-тили-тесто.
Нет, с эйфорией он чуть поспешил. Всё-таки сил прибыло… и главное тоже, чем к Таракановой ближе, тем их больше, подвластных. А Даниле казалось, что у него старый резерв хорош.
Сейчас он не то, что шторм, он огненную бурю сотворить способен. По ощущениям. Но не будет. Потому что ощущениям верить нельзя. Надо успокоиться, раздышаться и подумать.
Хорошо.
Сознание
прояснялось. Мысли мелькали разные. И первая — отправиться к Савельеву, прихватив с собой дорогую невестушку. Пусть проведет замеры и справку новую выпишет.Вторая — не выпишет. Савельев ещё тот зануда. Скорее запрёт их с Таракановой в отдельно взятой палате и будет изучать до посинения.
Или вовсе спецам каким из имперской разведки передаст. Тому же особому отделу.
А оно надо?
Не надо.
Что надо?
Надо через месяц заявиться с Таракановой. Пусть посидит в коридорчике, пока Данилу замерять будут, а там, глядишь, другую справку выправят или так-то так. А ещё лучше, если она своё проклятье снимет. А для этого что? Для этого нужно заручиться расположением.
Симпатией.
Мысль показалась довольно здравой, да и сила перекипела, а потому Данила создал цветок и протянул. Правда, Тараканова шарахнулась, спрятавши руки за спину.
Это да… неудачная мысль.
По привычке. Но не рассказывать же ей о привычках, как и о том, откуда они взялись.
— Да… ладно… извини… я так-то… по-дурацки пошутил. Признаю. Это от чистого сердца и в знак добрых намерений… и… — надо бы сказать что-то задорное и глубоко оптимистичное, но в голову лезла всякая фигня.
Ульяна же вдруг покраснела. Сперва кончик носа, потом уши и следом вся залилась краской. И взгляд её был направлен совсем не на цветок. Правда, словно опомнившись, она посмотрела в глаза и сказала этак, с насмешечкой:
— Эм… Мелецкий… я не поняла… ты сейчас меня соблазнить пытаешься или просто товар лицом показываешь? Чтоб не было там недоговорённостей…
А потом он понял.
Понял и… и если бы можно было провалиться под землю, то провалился бы.
Вот почему с другими нормально всё выходит, а с Таракановой — через задницу? И главное, додумать мысль ему не дали, поскольку раздалось басовитое:
— А это что за разврат среди бела дня и в общественном месте?
Чтоб вас всех.
К счастью, огонь отозвался сразу и полыхнул, растекаясь по коже дрожащею плёнкой.
— И огненные трусы вас не спасут, — сказал уже знакомый старик. — Я всё видел!
— И я! — донеслось со стороны домов. — Я тоже всё видела!
Навстречу, подхватив юбки, спешила дама того опасно-неопределенного возраста, о котором вслух лучше не спрашивать.
— Всё-всё видела! — выдохнула она.
— Вы ж далеко были! — возразил ей старик. — И давече жаловались, что зрение вас подводит…
— Подводит, Пётр Васильевич…
— А тут видели.
— Видела!
— Всё?
— Совершенно всё!
— И как, позволите узнать?
— Через бинокль!
— Отступаем, — Тараканова осторожно взяла за руку. — Сейчас они опять разругаются, и тогда надо бежать…
Не хватало Даниле от стариков бегать.
— То есть, вы подсматривали, тем самым нагло вторгаясь в личное пространство?!
— А можно подумать, вы не вторгаетесь…
— Я только в общественное!
— Идём, — Тараканова дёрнула.
— Стоять! — рявкнул Пётр Васильевич. — Я требую объяснений. Что это было?