Ведун
Шрифт:
— Мы к тебе, ведун, с почтением…
— Еще бы вы ко мне без почтения, — проворчал Дедко.
Дружинник сказанное им пустил мимо ушей, продолжил спокойно:
— Я тебе, ведающий человек…
— Я не человек, — перебил Дедко.
И дружинник опять его «не услышал»:
— Я тебе расскажу, как было, а ты уж сам решай: твое дело, не твое. Коли решишь, что не твое, так мы тот же час сядем на коней и уедем.
— Не уедете, — сказал Дедко. — Куда вам — на ночь глядя. И коням вашим передых требуется. Кони у вас добрые. Заморите — обидно будет. Потому ночевать
— Может лучше овса им задать? — предложил первый дружинник. — У тебя тут волчьими следами все окрест испятнано.
— Ясно, что испятнано, — подтвердил Дедко. — Зря что ли меня Волчьим Пастырем кличут? Слыхали, небось?
Оба гостя кивнули.
— За коников не бойтесь. Сегодня волчки мои сюда не придут. Травка нынче сочная, пусть порадуются животинки. А овес с утра им зададите, когда в обратный путь отправитесь.
— А ты? — спросил первый дружинник. — Ты — с нами?
— А это уж как мне ваш рассказ зайдет, — отозвался Дедко. — Вот разберетесь с конями, в озере ополоснетесь, поснедаем… Медовуха есть у вас?
— Пиво есть, — сказал первый дружинник. — У меня пол-баклажки в суме.
— У меня тоже, — добавил второй. — Не скажу, что много, но горло смочить хватит.
— Вот это дело! — оживился Дедко. — Под хмельное любая повесть веселей станет. Младший, добуть-ка нам пару уточек.
— Мож лебедя? — предложил Бурый. — Оне нынче за старицей…
— Уточек, — твердо сказал Дедко. — У лебедя мяско жесткое, а у меня зубы, чай, не твои, стар уже! — И ухмыльнулся, показав два безупречных ряда.
Ну уточек, так уточек. Еще проще.
Бурый снял со стены лук, прихватил колчан со срезами и пошел со двора. Проходя мимо дружинниковых жеребцов, ненароком похлопал ближнего по храпу, когда тот сунулся к нему.
И остановился. Положил лук с колчаном наземь, взял жеребца за заднюю ногу…
Оба дружинника так и застыли, открыв рты. Тронуть боевого коня чужому…
Бурый их изумления не видел. Зато он заметил, что коню неловко и хотел узнать, почему. Узнал. Колючка. Ранка невелика, но уже нагноилась, начала беспокоить…
Бурый вытянул колючку, нажал, чтобы спустить гной…
Жеребец всхрапнул, но и только. Ногу не отнял.
Бурый оглядел ранку, решил: так заживет, без мази. Поднял лук с колчаном и вышел.
— Ну как так-то? — проговорил первый дружинник, чьего коня только что обиходил ученик ведуна. — Гнев же только меня одного признает.
— Отдариться не забудь, — деловито произнес Дедко. — Младший твоему коню ногу спас.
Дружинник только головой помотал. И полез в кошель.
— Не мне, — остановил его Дедко. — Ему. Когда вернется. Зовут вас как?
— Честан, — сказал первый.
— Войнята, — назвался второй. — Гридень князя пильского Лудслава.
— Меня можете Пастырем звать, — разрешил Дедко.
Бурому пива не досталось. Выдули, пока он уток бил. Нет, управился он быстро, но Дедко — еще быстрее. Похоже и дружинникам пильским тоже не особо перепало.
— Мож за бочонком сходить? — тихонько
поинтересовался Бурый.Мед этот он сам ставил. На сильных травах. Любопытно, что получилось.
Дедко сердито мотнул головой. Угощать гостей не любил. Любил, когда гости его угощали.
А как поужинали, Войнята рассказал печальную историю лехитского рыцаря.
Звали рыцаря Винценцием. И был не лехитского рода, а саксон. Оттуда и имя такое, что не выговоришь. Даже у Войняты только с третьего раза получилось. Приехал сей воин не просто так, а посланцем от лехитского великого князя — брать Пильск Залесский под великокняжью руку.
Лудслав, насколько ведомо было Войняте, под лехитскую руку идти не особо хотел. Пильское княжество невеликое. С десяток деревень, два городка и сам Пильск. Зато вольный.
Тут у Дедки и Войняты завязался дюже интересный разговор о землях, что лежат на заходе солнца, о людях тамошних, о владыках. О том, как знамено распятого бога Христа эти самые рыцари ставят там, где прежде капища тамошних богов стояли. О богах, идолов коих рыцари христовы рубили да сжигали совместно с теми, кто их защищал…
Слушал Бурый и удивлялся поначалу: откуда Дедке все это ведомо? А потом вспомнил, кто он есть, Дедко, и стал удивляться только тому, о чем говорили.
— … Сначала заорал, потом сам выскочил, голый. Орал, будто его шершень в уд укусил!
— Так и укусил же!
Дружинники переглянулись, ухмыльнулись одинаково.
«А не любят они этого Венценция», — подумалось Бурому.
— Укусил, — согласился Войнята. — Только не шершень. Мы-то сперва подумали: кровь это девицына. Лыцари этот мудя свои в жменьку зажал и воет. Откуда кровь — угадай спробуй. Только когда сомлел, разобрались. Будто тварюшка его за уд тяпнула. Мелкая, навроде крыски.
— Ага, — согласился Честан. — Была б покрупней, отхватила бы начисто, а эта так, понадкусала.
Оба заржали.
— Ублажил, значит, ваш князюшка гостя дорогого, — хихикнул Дедко. — Не помог ему его Христос.
— Христос ему эту пакость и устроил, — возразил Войнята. — В свите у саксона жрец его, ворона черная, так он так и сказал: наказал их бог грешника за грехи его. Так вот и сказал, все слышали.
— И все поняли? — засомневался Дедко.
— Так ворона эта не из немцев. По-нашему, по-словенски говорит, — пояснил Войнята.
— А что же дочка князя вашего? — спросил Дедко. — Что-то не верится мне, что у ней в нутре крыса живет.
— Не дочка, — уточнил Честан. — Не признал же ее Лудслав.
— И то. У него таких ублюдков дюжины три, — вставил Честан.
— Он в этом деле — могута! — с гордостью подтвердил Войнята.
— Хорошие вы мужи, — сказал Дедко. — Только вот не уразумею я все-таки: почти князь вас за мной послал?
— Так не вылечится никак Винцец… Винценс… тьфу, лыцари этот! — воскликнул Честан. — Порча ж на нем! А он знает: ты такое убрать можешь.
— Можешь же? — спросил Войнята.
— Мочь-то могу, да ведь не от наших богов порча. От Христа. Что ж жрец его рыцаря своего не излечил? Не захотел?