Ведун
Шрифт:
Минователи трапезную, прошли коридором мимо нескольких дверей, за которыми комнаты для постояльцев побогаче, не желающих ночевать в общем зале. У одной такой двери остановились.
За незапертой дверью оказалась небольшая клеть с узким оконцем и разворошенным ложем саженной ширины. На ложе дрыхла девка.
— Нравится? — спросил Дедко.
Бурый присмотрелся. Да, девка понравилась. Не сказать, что молодая: годов двадцати, но ликом бела, губками ала. Власы белокурые по ложу разбросаны, рубаха исподняя задрана выше колен.
Бурому даже неловко стало.
— Дочка его, —
Тот сразу перестал хмуриться, проворчал:
— Сказал бы сразу, что ему. Это ж другое дело…
— Не особо, — возразил Дедко. — Не гляди, что юн, то мой ученик. — И уже Бурому: — Ты ее бери ласково, не зверей. Баба хорошая, пригодится еще.
— Как это — не зверей? — воскликнул хозяин. — Он что с ней делать станет?
— Что с бабами делают, то и станет, — успокоил Дедко. — Молодой же, игривый.
— Ну тоды пускай, — успокоился хозяин. — Она ж кровная мне.
— У тебя таких кровных от каждой дворовой холопки, — Дедко хлопнул хозяина двора по спине. — Пойдем, человече, меду мне нальешь да расскажешь, кто в городе хворями бедует…
Дверь закрылась. Бурый присел на ложе, погладил девку по голой коленке. Коленка была гладкая и прохладная.
Девка открыла глаза и сразу заулыбалась:
— Ты кто такой хорошенький? — Она села, подобрав ноги, взяла Бурого ладошками за щеки. — Какие у тебя глазки забавные! Дай-ко поцелую!
И клюнула Бурого в губы.
Изо рта у девки пахло как у волчицы из пасти, но Бурому было все равно. Он ее хотел.
— Любить меня будешь? Тогда погоди! — Девка вывернулась, спрыгнула на пол, вытянула из-под ложа ночной горшок, присела. Густо завоняло мочой. И тут же в Буром что-то переменилось. Вонь в клети перестала быть вонью. То был хороший запах. Запах самки.
В горле сам собой родился тихий рык.
Девка накрыла горшок деревянной крышкой, задвинула под ложе, показала ровные белые зубки:
— Так меня хочешь, милый?
Бурый слова услышал, но не понял. Улыбку он тоже принял иначе, не по-человечьи. Как вызов или угрозу.
Дальше получилось само. Бурый схватил девку, швырнул ее на ложе, навис над ней.
Она пискнула: испугалась, Личико сделалось милое и беззащитное.
Бурый опомнился. Увидел, как покраснела белая кожа там, где он схватил. Смутился.
— Какой ты быстрый… — пробормотала девка. — Быстрый…
Ее пальчики тем временем ловко расстегнули ремень, потом развязали гашник портков, нашли, что искали…
— О-о-о… — только и успела сказать девка.
Бурый приподнял ее, задирая подол рубахи, собрал в ладони мокрое мохнатое лоно…
Зверь внутри опять заворочался, заворчал, просясь наружу, но Бурый не пустил. Сегодня не как в Мертвом доме, сегодня все по его воле будет…
— Хорошо кричит, стараются, — одобрительно проворчал Дедко, осушая шестую чашку меда. — Аж самому захотелось.
— Позвать кого? — предложил хозяин. — Холопка у меня новая, во такая! — Он развел руки аршина на полтора. Тебе понравится.
— Может и позвать, — Дедко набулькал новую чашку,
оглядел пустую трапезную, вздохнул: никого. Сейчас бы задрался кто, так некому. Даже купчики ушли. Самому за питье-яства-девок платить не хотелось. То есть можно было и не дать ничего, этот стерпел бы. Но так неправильно. Дедко Покону следовал строго, а по нему за дар отдариваться должно. Иначе нельзя. Сила слабнет. Госпожа серчает.— Сам-то здоров? — спросил Дедко. — По мужеску делу как?
— Не жалуюсь, — коротко ответил хозяин.
— А бабы твои?
Смольнянин глянул искоса, с опаской…
— Не боись, — успокоил Дедко. — Мы ж с тобой друзья. Друзьям — токмо хорошее. Друзья же?
— Друзья, друзья! — поспешно заверил хозяин двора. И будто угадав: — Ты уж меня не обижай, это все… — кивок на стол, — … и остальное, ну, угощение, — денег не возьму, даже и не думай!
Дедко кивнул, дождался нового женского вопля, полез в кошель и достал оттуда кусочек кости длиной полвершка. — Держи, друг! Это морского клыкача кость. Особая, из уда его. А знаки на ней не я, ученик резал. Он у меня не одной лишь Госпоже близок, еще и Волоху вашему. Хоть ты и не жалуешься, а этого дела много не бывает.
Хозяин двора осторожно взял косточку.
— Вот же диво какое! — восхитился он. — Соромная кость. Скажи другой кто — не поверил бы.
— То-то.
Дедко был доволен. И отдарился щедрей щедрого, и слух теперь пойдет, что есть у него этакое средство. Этот язык за зубами держать не будет, всем разболтает. И другие кусочки Дедко уже на золото по весу менять станет. А золото это после Госпоже принесет. Недолго ему осталось с этой стороны Кромки ходить. А с той стороны золото ой как пригодится. Оно там заместо солнца. Тепло от него. Важное дело тепло, когда вокруг один лишь стылый туман. Да и сам ты такой же.
Глава 17
Когда они подходили к волочанскому острогу, Бурый ждал: сейчас Дедко к старшему пойдет, но нет. Дедко вообще от острога свернул в посад, к подворью, которое ничем особым от семи других не отличалось.
И вел себя необычно. Встречным кланялся во ответ на приветствия. Иным смердам даже говорил что-то в ответ. Это Дедко, который на черный люд глядел как хозяин на овечье стадо. Это с пастухом он мог парой слов перекинуться, а с овцами о чем толковать?
Подворье, к воротам которого подошли, выглядело богатым.
Ну да волочан бедных не бывает. Разве ограбит кто. Да таких попробуй ограбь. В остроге непременно малая дружина стоит, да и сами волочане не только кабана на рогатину взять умеют. А как иначе? Живут на виду, при реке. А по рекам всякие ходят. Иной раз купца от разбойника не отличить. Хотя иные купцы хуже разбойников. Когда видят, что в беде-нужде человек, ссужают иной раз с тройным возвратом. А не вернет, сразу похолопят.
Бурый задумался и едва не вступил в свежее дерьмо, лежавшее прямо в воротах. А за воротами низенький мужичок распрягал воловью упряжку из четырех голов. Такими по волокам корабли тягают. Волов на подворье было много. Десятка полтора. Стояли у яслей, кормясь свежей, судя по виду и запаху, только что скошенной травой.