Ведун

А вот сам череп прокусить не сумели.

А лицо и вовсе не тронули: залитые сплошной чернотой глаза глядели на Бурого.

И в них плескалась сила!

Проклятый не ушел!

Он был здесь.

Он ждал.

Бурый замер. Вспомнил, как высасывала его злая необоримая сила. С какой легкостью она обратала даже того, кто внутри.

Показалось вдруг: сейчас вылетит из погрызенной плоти сизый жгут, пронзит, оплетет…

Бурый попятился.

Он не готов.

Он слишком слаб, чтобы схватиться с нечистью еще раз. Один на один. Без Дедки. Верная же гибель. Силы осталось — чуть. Нечисть проглотит его, как серый — мышонка.

— Что? — напряженно спросила Рода.

Тоже почувствовала недоброе.

— Он не сдох.

Слова выходили трудно.

— И мне с ним не совладать.

— Тогда давай я, — Воительница потянула меч из ножен.

— Нет! — Бурый изо всех оставшихся сил вцепился ей в руку. — Не подходи к нему! Нельзя!

— Как скажешь, — охотно согласилась Рада.

Страха она не знала. Но это не страх. Это — жуть.

— А что тогда? — спросила воительница. — Может сжечь его?

Бурый задумался. Может… Нет, не может. Ныне нечисть привязан к останкам. А если сжечь, освободится. И за Кромку он не утечет. Нет посмертия для такого. Значит что? Значит, освободившись, он попытается одержать Бурого. Или Роду.

Будь Дедко жив и в силе, он бы совладал. Ему б хватило: расточить.

Сила, сила…

Бурый задавил тревогу. Думать. Просто думать. И вспоминать.

Что говорил Дедко? Когда за Кромку уходит наставник-ведун, его земная сила переходит к Младшему. Сам Дедко такую не получил. Теперь понятно, почему. Этот — не сдох. Верней, сдох, но неправильно. А теперь Дедко свою силу тож не передал. Или передал, но не Бурому?

«Морда!» — вспомнил Бурый.

Она теперь — его. Или нет?

Надо найти Дедкин посох и узнать. Вот только если не подчинится, что тогда? Бурому сейчас и с Мордой не совладать.

Но надо попробовать.

Голова болела. Мысли путались. Хотелось упасть на траву, уткнуться лбом в землю и не шевелиться. А еще больше хотелось — сбежать.

Но нельзя. Здесь дом его. Теперь — его. И здесь нечисть, который ждать не станет. Бурый чуял: сейчас ворогу тоже несладко. Может еще хуже, чем Бурому. Ждать нельзя! И Бурый это знал доподлинно.

— Рода! Найди посох наставника, — попросил он. — Должен где-то недалеко быть.

— Как скажешь.

Рода аккуратно усадила его наземь.

— Только ты это… Как найдешь, не разглядывай, сразу ко мне неси.

Воительница кивнула.

— И к этому близко не подходи!

— Поняла уже. А! Вон лежит!

Посох был цел. А вот навья — неизвестно. Бурый ее не ощущал. Чтобы понять, тут она или ушла за Кромку, надо ему самому — в Навь. Но вот беда — сил осталось чуть. Шагнет за грань и обратно, может, уже никак.

Хотя что он теряет? Там, в Нави, его хоть этот не сожрет. А выдернуть Бурого из-за Кромки, как Дедку давеча, нечисти ныне силы не хватит.

Самому бы — хватило. Кромка силу жрет, как сухой песок — воду.

— Рода, слушай меня. Я сейчас уйду из явного мира. Так надо.

— Как скажешь.

— И если я не вернусь…

— Как это — не вернешься? — вскинулась воительница.

— Так. Останусь в Нави. А здесь умру.

— Еще чего удумал! — возмутилась Рода. — Для чего я тебя спасала тогда? Зря, получается?

— Не зря спасала. Сарайчик тут недалеко, ну ты найдешь. Там, под левым углом, снаружи, бочонок закопан. В нем — серебро. Много. Умру — оно твое.

— Да ну твое серебро! — возмутилась Рода. — Я по чести с тобой, а ты…

— Не обижайся, ладо! Верь! Надо мне отойти. Иначе оба сгинем.

— Сгинем?

— Не объяснить. Просто верь. И сделай, как сказал, если что. И к этому не приближайся. Забери серебро и беги! Поклянись! — потребовал Бурый. — Богиней своей поклянись! Сейчас!

Рода вздохнула… И смирилась.

— Сделаю. Клянусь крыльями Фрейи. Только ты все же… возвращайся.

— Да, — Бурый сжал покрепче посох, остановил мысли и дыхание, закрыл глаза и шагнул…

Серый туман Кромки обнял его, пронизал холодом, высасывая жалкие остатки силы. Бурый понял: не сдюжить. Не достает ему силы.

Нет силы, Кромка берет жизнь. Доделает то, что не вышло у нечисти.

Ужас оледенил душу. Умирать страшно. И очень больно. Хлад, пожирающий, грызущий, терзающий…

И тут деснице стало горячо. Очень горячо! Словно в огонь ее вложил. И огонь этот потек, наполняя душу. И хлад отступил.

А сила все текла и текла в Бурого.

Навья. Это навья с ним делилась. Морда.

Значит все-таки она осталась и теперь его?

И тут Бурый прошел сквозь Кромку.

Серый туман рассеялся. Бурый был в Нави.

И напротив него стоял… Дедко.

Или кто-то на него похожий? Молодой, высоченный, черноволосый.

— Что, Ходящий, выдюжил? — спросил красавец-нивей.

'Это я — Ходящий, — подумал Бурый.

«Ходящий сквозь Кромку», пришло к нему.

Новое явное имя. Вместо Младшего.

Значит все же Дедко перед ним. Будто многопудовый груз с плеч свалился. Сразу стало легко. Даже Навь давить перестала.

— Хочешь спросить, где обещанная сила? — На лице помолодевшего Дедки появилось знакомое ехидное выражение. — Там она, с той стороны. Пойди и возьми. И силу и землю. Только дело сперва доделай.

— Мне его не расточить, — сказал Бурый и понял, что сказал правду.

Не совладать ему с нечистью. Это ведь не забытый мелкий божок, вроде Лешего. Это — сама тьма.

— И не надо тебе его расточать, — сказал молодой Дедко. — Вспомни, как мы с тобой с тем жрецом обошлись?

— Так то жрец, а это…

— А прозвище у тебя новое — зря? — перебил Дедко. — Или думаешь, Хозяйка такими прозвищами поля засевает? Иди уже, орясина!

И тычком выкинул Бурого в явный мир.

… Где Бурый сразу угодил в объятья Роды:

— Вернулся, ладо мой!

— Ага! — Бурый засмеялся.

Потому что стало ему хорошо. И не потому, что боль пропала. И не потому, что сила снова с ним. А потому что понял: да, ушел Дедко за Кромку. Но и без Дедки не одинок Бурый. Есть, за кого ему встать. И кто за него встанет.