Ведунья. Проклятая любовь
Шрифт:
— Даш, я должен тебе признаться. У меня одна почка.
— Хах, и это всё? — вспылила Дарина. — Ну художник и есть. Нашел, чем удивить. У меня — тоже!
Тут уж настала очередь удивиться и Валере, и Насте.
— Чё? Светлая, ты о чём?
— Я ж тебе раза три рассказывала, — пожурила подругу Дашка. — Чем ты слушаешь? У меня врожденная аплазия. В десять лет только выяснили, что я — мутант!
Валера просиял и схватил её за кисть.
— Дашенька! Дарин, это правда? А у тебя какой почки нет?
— Правой, — раздула ноздри Дашка.
— А у меня — левой, — восхищенно сказал Валера
— Он точно долбоклюй, — вздохнула Светлая и с укором посмотрела на Настю. Валера обнял возлюбленную и притянул к себе. Настя пожала плечами из серии «ну я же говорила» и принялась готовить ужин.
В этот вечер Дашка и Валера как будто не собирались разлучаться до следующего дня. После чаепития Настя сказала, что ужасно устала, и покинула ребят. Через стенку она прекрасно слышала, как они смеются и воркуют на кухне. Потом кокетливый шепоток переместился в Валерину комнату. Скрипнула кровать. Воцарилась недолгая тишина. Потом Дашка удивленно прошептала:
— Ого, какой большой!
Настя невольно покраснела, пытаясь не слышать того, чего не стоило.
— Да, — гордо шепнул в ответ Валера. — Исполосовали хорошо. Но и зарос тоже быстро. Я живучий!
Приблудова поняла, что они обсуждают шрам и выдохнула. Потом Светлая захихикала и шикнула:
— Чё, прям здесь? Ты чего, Валерка, я не могу. Вдруг Настюха не спит? Стыдно.
— Спит, у неё тихо, — радостно определил Валера. — Мы по-быстрому. Оперативно.
За стеной монотонно заскрипела старая кровать. Настя издала немного завистливый вздох и накрылась с головой одеялом. В суматохе вечера она так и забыла отдать Зорину перстень.
22. Дневники Берзарина
— Ну, и как вы думаете, я это прочитаю? — Зорин перелистал пустые страницы дневника и озадаченно посмотрел на друзей.
Счастливый до беспамятства Михаил Ильич в это время обзванивал всех знакомых профессоров и бывших сотрудниц музея, чтобы поделиться новостями о воскрешении рода Берзариных.
— Мож'т, лампа какая есть, там, ультрафиолетовая, например? — предположил Валера.
— Он сказал, что приборы тоже текст не распознали, — напомнил Серёга.
— Ага, отлично. А я, типа, Берзарин, и потому у меня особое излучение, так, что ли, nasty?
— Я знаю, что у тебя имеется? — поддразнила его Настя. — Ты же граф. Ты и должен уметь читать свои каракули.
Валера спесиво фыркнул, потом, недолго думая, вставил перстень себе в глазницу на манер монокля и смерил Настю изучающим взглядом.
— Йа йест граф, — сказал он низким голосом, и Приблудова не сдержала хохота. Какого хрена её предки столько лет берегли перстень, передавая из поколения в поколение, для того, чтобы сейчас этот придурок засунул его себе в глаз?
— Ви йест мои крэпосьтные слюги, — продолжал паясничать Валера, пока ребята покатывались с его ужимок, держась за животы. — Йа про вась сэйчас запишю... Ой.
Он замер над дневником, поднял бровь, перстень вывалился на страницу. Настя сердито сцапала его, чтобы отобрать, но Валера остановил её:
— Nasty, погоди, отдай! — и перехватил украшение.
Он был взволнован. Настя поняла — Валера что-то нашёл. Она склонилась над страницей. Зорин навел рубиновую поверхность
брюшка скарабея на бумагу, и Приблудова ахнула, увидев завитки старых чернил.— Серёж, свет включи, пожалуйста! — она махнула Баянову.
И, когда стало ярче, ребята смогли разобрать проявившиеся через рубин записи. Читать взялся Зорин.
— «30 декабря 1856 года.
Намедни тятя пожаловал мне ещё парочку духов. Весьма кстати. Старые теряют расторопность».
— Духов? — не поняла Настя. — Может, крестьянских душ?
— Настён, по-моему тут как раз о духах. Он ж был маг, — подсказал Серёга.
— Тоже так думаю, — кивнул Валера и продолжил:
«12 января 1857 года.
Sator Arepo tenet opera rotas. Замечательно, поистине замечательно и действенно. Я в восторге, да и тятенька мною горд! Ай-да Григорий.
14 января 1857 года.
Любопытно, можно ли сделать так, чтобы летать с обогревом? Виданное дело, чтобы ветру было холодно. Тяжко быть колдуном на родине зимою.
23 января 1857 года.
Заходила Марфутка Столетова. Они с тятей долго чаёвничали и вели беседу с глазу на глаз. Ха-ха! Тятя полагает, что я лыком шит, а я обернулся сверчком да подслушал из-под пола. Говорили обо мне, да о сватовстве к Аграфене. Тятя сватал. Неслыханно, чтобы отпрыск графского рода женился на крестьянке, да и не бывать свадьбе! Марфа тятеньке отказала, видите ли, Грунька тоже потомственная ведьма, и у них свои порядки наследования. Стыдоба. Гнать бы их в пекло или плетей отвесить.
17 февраля 1857 года.
Летал полями, да лесами, шалопутничал, куролесил. Разметал девкам сено из стогов. То-то было веселья! Видел Аграфену. Чудо, как хороша. И она меня приметила, хоть был ветром. Не любовь ли?
19 февраля 1857 года.
Приснился Груньке в лучшем виде. Не углядел в ней досады. Считает меня пригожим, сон — пророческим. Доволен, даже можно считать, счастлив.
20 марта 1857 года.
Тятенька отъехал в Невгород. На радостях закатил званый вечер с танцами и девками! Десятерых опосля обратил русалками-мавками — пущай у ручья живут, гостей забавляют. Выслушал пять прошений о приворотах, четыре о наведении порчи. Удовлетворил всех. Ай-да Григорий Афанасьевич!
29 марта 1857 года.
Марфутка являлась ко двору, отцу донесла о русалках. Гневался страшно. Велел разчаровать обратно. Я воспротивился, русалки гостям пришлись по нраву, крестьянками были гаже. Тятенька назвал мерзавцем и грозился обратить козлом на неделю. Пришлось покориться.
3 апреля 1857 года.
Летал к Марфе с Аграфеной. Девка хороша, что одолень-трава! Чую, влюбился. Предстал перед нею, как есть. Испугалась. Сбежала, но из-за дерев выглядывала, интересуется. Счастлив.
20 апреля 1857 года.
Полдня за мной гонялся Аграфенин женишок на коне. Силился поймать и то ли святой водой облить, то ли к чертям спровадить. Скудоумный. Завёл его в поля подальше и закрутил воронкой. Чтоб неповадно было.
25 апреля 1857 года.
Аграфена все ещё скорбит по Прохору. Наше дело — ждать. Виктория любит терпеливых!
26 апреля 1857 года.
Сотворил заговор на след. Проверить действенность, так сказать. В селении Грибово загнулись трое крестьян. Удовлетворён эффектом.