Вегетация

Потом раздался истошный вопль Алёны:

— Ко-остик!.. Ко-остичек!..

И сразу за Алёной заорал Матушкин:

— Натаха!..

На перроне зажглись ручные фонари. Бригада посыпалась с платформы на пути. Алёна полезла в мотолыгу, нелепо ворочая круглым толстым задом.

Очумелый Костик сидел на грязном дне десантного отсека. Егор Лексеич велел ему принести ещё одну бутылку, Костик забрался в мотолыгу и сунулся в коробку, и тут его отшвырнуло так, что он крепко звезданулся башкой обо что-то очень железное. Алёна накинулась на сына со страстью: принялась жадно ощупывать его руки, плечи и голову. У Костика из носа текла кровь.

— Ай, блядь!.. — дёрнулся он, когда Алёна коснулась его затылка. — Больно же, мам!.. Чё там вообще ёбнуло-то?..

Матушкин с фонарём бегал вокруг мотолыги и заполошно светил куда попало. Он искал Талку, которая пошла за своим свитером… Матушкин увидел её в канаве между путями. Скорчившись, Талка лежала в сорняках и не двигалась. Матушкин упал возле неё на колени. Талка плакала, кусая губы.

— Наталья, ты как? — затормошил её Матушкин.

— Живот, Витенька… — простонала Талка. — В животе что-то…

А Егор Лексеич мгновенно забыл о разодравшихся братьях. Он даже о причине взрыва не подумал — только о мотолыге. Это, конечно, было глупо, но Егор Лексеич втайне любил её. Хищным и технологичным харвером он гордился, а старую и неуклюжую мотолыгу любил. Всё-таки — его первая по-настоящему бригадирская машина… Он спас её из металлолома, починил, отладил, переоборудовал. Немерено рубляней в неё всадил, тыщ тридцать… Митрий, дурачок, посчитал, сколько бригадиры зарабатывают на «вожаках», но не учёл, сколько они тратят на технику, вооружение, боеприпасы и взятки… И доверить мотолыгу Егор Лексеич мог только надёжному работнику.

— Фонарь мне дайте! — крикнул Егор Лексеич. — Живо!

Фудин тотчас протянул ему фонарь.

Как и показалось поначалу, неизвестный заряд взорвался у мотолыги под капотом, снаружи. Взрыв вогнул и разорвал броневую плиту. Капот с одного угла разворотило: листы брони разошлись, как приоткрытый утиный клюв. Крыло вздыбило, фару снесло, крышку моторного отсека вышибло напрочь… Но, в общем, и всё. Ведущие колёса уцелели. Насос в моторном отсеке, ясное дело, уничтожен, однако бризол можно качать ручной помпой, да что там помпой — можно просто черпать ведром из болота, процеживать и заливать в бак через воронку… Двигатель мотолыги не пострадал. Он находился далеко от места взрыва, за водительским креслом. Мотолыге повезло: взрыв не убил её, а только покарябал морду.

Егор Лексеич присел на корточки, высвечивая пробоину. А ведь это не граната из базуки здесь жахнула… Пробоина слишком большая для гранаты… Под капотом взорвалась мина!.. И кто же тогда её сюда подцепил?

Из мотолыги через борт перебралась Алёна, грузно спрыгнула на землю и протянула руки, принимая сверху Костика.

— Да отстань, мам! — заругался тот. — Я чё, калека, что ли?

Поодаль возле Талки возились Маринка и Матушкин.

Егор Лексеич распрямился и обвёл лучом фонаря тех, кто стоял рядом, — Алёну, Костика, Фудина с автоматом в руках, Калдея и Вильму.

— Ты зачем оружие взял? — спросил Егор Лексеич у Фудина.

— Так, шеф, нападение же! — искренне ответил тот.

— Отдай мне!

Егор Лексеич отобрал у Фудина автомат и отщёлкнул предохранитель.

Егора Лексеича распирало от ненависти. Ему всё было понятно. Фудин — шпион Алабая! Потому он и тёрся всё время возле бригадира, потому и не стрелял в пленника… Фудину — пулю в лоб!.. Егор Лексеич жаждал мести.

— Сдохни, падла! — выдохнул Егор Лексеич Фудину в лицо.

— Шеф, ты чего? — жутко побледнел Фудин.

— На том свете Алабаю своему отсоси!

— Шеф, я не шпион! — тонко крикнул Фудин и попятился. — Это не я!..

Егор Лексеич поднял ствол автомата.

— Чё, Фудин шпион, что ли? — удивился Костик. — Нихуясе дело!..

Алёна в изумлении прикрыла рот ладонью. Вильма смотрела спокойно — всё шло по плану, а если бригадир убьёт Фудина — ну да и ладно.

Однако на автоматный ствол вдруг легла огромная лапа Калдея.

— Не он стукач, — прогудел Калдей. — Она.

Калдей ткнул толстым пальцем в сторону Вильмы.

Егор Лексеич медлил, держа Фудина под прицелом. Морда у Фудина прыгала, будто убегала, пока сам Фудин застыл столбом. В мыслях у Егора Лексеича словно что-то переключалось, как с одной передачи на другую.

Фудин ведь разбирается в технике. Он должен соображать: если нужно угробить мотолыгу, то мину следует ставить на двигатель или на трак, чтобы порвать гусеницу. А мину подвесили куда попало. По-бабски глупо. Глупая баба и подвесила… Кто её, Вильму, заподозрит? Тихая, всегда в стороне от бригады, всегда безропотная, незаметная… Мокрица, а не человек!..

— Она звонила кому-то много, — добавил Калдей. — Я видел.

Егор Лексеич ещё не поверил в его слова до конца; Вильма замерла перед ним бестрепетно — то ли не боялась, то ли до неё не дошло; но Алёна вдруг завыла, метнулась к Вильме, вцепилась ей в волосы и повалила на рельсы.

— Кончу сучку!.. — надрывалась она. — Сына моего!..

Алёна оседлала упавшую Вильму и била её затылком о гравий. За Костика Алёна хоть кого разорвала бы в клочья. Вильма молчала и не сопротивлялась. Егор Лексеич опустил автомат, шагнул к Алёне и схватил её за короткую косу, оттаскивая от Вильмы. Вильма — не Фудин, у Егора Лексеича она вызывала только брезгливость, и расправа не принесла бы ему удовлетворения.

Митя не видел того, что творится возле мотолыги. Драка с Серёгой как-то истощила его, он еле залез на перрон, и его начало тошнить. Накатила дурнота, и в глазах колыхались чёрно-зелёно-бурые волны. Мите казалось, что он изнемогает от этих людей, от этого мира, где всё сворачивает на мордобой.

А Серёга сбежал.

Он ломанулся куда-то в кусты, и там обнаружилась тропинка. Она вела вниз — и привела к ручью, в котором блестела тёмная вода. Серёга встал на колени в прибрежную мокрую грязь и принялся умываться — и вдруг неумело зарыдал, словно вода скрывала его слёзы и можно дать себе волю. Серёга не думал о дозе облучения, о взрыве мотолыги, о Типалове, даже о Митяе не думал. Его душу скручивала отчаянная нежность и жалость к Маринке. Серёга хотел быть рядом с ней — но не для себя, а для неё, будто она без него пропадёт. Серёга был готов сделать для неё что угодно, лишь бы у неё всё было хорошо. Никто не сможет оберегать её лучше, чем он. Но Маринка этого не понимала.

Серёга ещё долго сидел у ручья, пока душа не утихла в горечи. Он должен что-то сделать для Маринки… что-то особенное… чтобы теперь уже Маринка боялась за него, а не наоборот… Но что? Серёга пока не знал. Он поднялся, отряхнул зад и побрёл обратно на станцию Пихта.

На станции Маринка и Матушкин осторожно затащили раненую Талку на перрон и уложили поверх спального мешка. Маринка расстегнула мокрую рубашку Талки, задрала окровавленную майку — и ничего не поняла: круглый дрожащий живот был залит кровью и её разводья ещё расползались.