Век Авалона
Шрифт:
– Вы, все-таки, дошли, - задумчиво проговорил Ричард, обернувшись.
***
– Вы оказались чрезвычайно настойчивы. Чего же Вы от меня хотите, Вестник?
– Прежде всего, Джон Корн, - спокойно сказал Вестник, произнеся имя и фамилию с особым ударением, - я хочу, чтобы Вы вспомнили, кто Вы и где на самом деле находитесь. Ваше тело лежит в глубокой коме в отдельной палате психиатрической больницы тюремного типа в Даблвуде, штат Мэриленд, куда Вы помещены по решению суда...
Ричард поднял руку, останавливая его, и, кивая, продолжил за Вестником.
– ... помещен по решению суда за убийство, совершенное в состоянии неконтролируемого
Многоименный повернул к Вестнику мужественное красивое лицо.
– Все верно, доктор Харт? Так Вы, все-таки, применили методику глубокого включения? Вроде бы, раньше, Вы к ней весьма скептически относились. Хотя, конечно - с нашего последнего разговора много времени прошло.
Вестник пожал плечами.
– Вы все вспомнили, Джон? Очень хорошо.
Король Ричард покачал головой.
– Я всегда это помнил. Ну, почти всегда. Я довольно быстро понял, куда попал. Вы не представляете, что значит для человека в моем положении - всю жизнь вынужденного скрывать и сдерживать свою истинную натуру, оказаться там, где можно всё! В Авалоне я мог реализовать любую самую отвратительную и изощренную фантазию, не боясь ни наказания, ни того, что я причиню вред настоящему живому человеку.
– Но теперь Ваш кошмарный сон подошел к концу, - сурово проговорил Вестник, - Пора в реальный мир. Вы помните - Вас там ждут.
Ричард сделал предупреждающий жест рукой в перчатке.
– Подождите, док!
– Ричард печально улыбнулся, - Когда я очнусь - все это исчезнет? Все эти прекрасные города, эти люди с их жизнями, судьбами, мечтами?
Вестник пожал плечами.
– Вы отлично знаете, что всего этого и нет на самом деле.
– Но это есть в моем сознании. Я не думаю, что это просто моя фантазия. Раньше мне так казалось - теперь уже нет. Эти люди думают моими мозгами. Так в чем разница? Они реально любят, радуются, страдают. Все на самом деле.
Вестник рассмеялся.
– Не могу поверить, Джон! Вы хотите меня убедить, что стали испытывать жалость к людям?
– Не знаю, поймете ли Вы, док, - подбирая слова, медленно начал Ричард, - Там - в моей прошлой жизни до Авалона, я был страшно, абсолютно одинок. Мне приходилось скрывать свою истинную сущность. Родители не любили меня, я стал для них предметом вечного ужаса и позора, свидетельством их непоправимого жизненного поражения. Они разлучили меня с единственным существом, относившимся ко мне хоть с каким-то участием - моей сестрой Мэри.
Вестник кивнул.
– Мисс Корн регулярно звонит в лечебницу, спрашивает о Вашем состоянии. Она любит Вас, несмотря ни на что. И ждет Вашего пробуждения.
– У меня не было и не могло быть друзей, - жарко продолжал Ричард, - Я не завел семью, я знал, что у меня ее никогда не будет. Мне не за что было любить кого бы то ни было. Я ни за кого не отвечал, ни о ком не заботился.
Он замолчал.
– Когда я завоевывал Авалон, мне просто доставляла удовольствие возможность убивать и отправлять на смерть, причинять боль, заставлять людей испытывать муки, наслаждаться безраздельной властью над ними. Так продолжалось долго -
десятилетия. Но постепенно...Ричард опять повернулся к окну - и протянул руку вперед.
– Посмотрите, Харт - что Вы там видите?
Вестник подошел к окну.
– Я вижу воображаемый сад перед воображаемым королевским дворцом - мультяшный Версаль. В нем - тысячи Ваших фантомов, вышедших из повиновения. Они ненавидят Темного бога и пришли увидеть его мучения и смерть. Этот мир больше не Ваш. Я уже отнял его у Вас. Все кончено, Джон. Пора домой.
Ричард отрицательно покрутил головой.
– Вы не видите, не понимаете. Там - мой народ, которым я правил почти столетие. Сначала я был для него палачом и мучителем. Но потом среди безликой толпы для меня начали появляться живые лица. Поймите, здесь ко мне стали относиться по-человечески. Пусть это отношение объяснялось страхом, корыстью, желанием приспособиться, выжить или нажиться. Но когда тебя долго воспринимают как короля, ты и сам начинаешь думать как король.
Многоименный покачал головой.
– Знаете, Харт, когда-то многих из них я сочинил подлыми жестокими мерзавцами - мне нужны были помощники в моих бесчинствах. Но гораздо больше я придумал честными, добрыми, сострадательными и испытывающими боль от зрелищ несправедливости и несчастий ближних.
Лицо Ричарда скривилось от печальной болезненной улыбки.
– Иначе не интересно было бы их мучить и терзать. Но моя фантазия сыграла со мной злую шутку. Я создал их заслуживающими любви, и, заигравшись, не заметил, как полюбил сам.
Ричард схватил Вестника за обе руки.
– И я захотел помочь своим людям. Моей целью стало улучшение их тяжелой жизни. К сожалению, я уже не мог пересочинить этот мир в царство благоденствия. Он пророс сквозь этих людей миллионом связей и воспоминаний. Пересоздать его, пусть и намного лучше прежнего - значило уничтожить их.
Но я начал строить дороги и плотины, очищать торговые пути от разбойников, смирять алчность чиновников и жестокость законов. Их ненависть ко мне - воспоминание о моих прошлых злодействах. Когда-нибудь они поймут и простят меня. Но для этого нужно время, чтобы хоть что-то исправить, искупить...
Вестник сокрушенно покачал головой.
– Ах, Джон, Джон.... Мне искренне жаль Вас разочаровывать. Но этот мир не настоящий. Я вижу, что Вы уже признали это. Сейчас я хлопну в ладоши и Вы проснетесь.
– Еще секунду, док!
Ричард взял в руки арбалет.
– Смотрите, какая красивая штука. Начальная скорость болта - 70 метров в секунду. Пробивает железный доспех на пятидесяти метрах. При выстреле в упор разносит голову вдребезги.
– Не старайтесь, Джон, - Вестник вяло махнул рукой, - Вы, ведь, уже поняли, что со мной Вам этими средствами не справиться. Я же не фантом - как и Вы.
Ричард мотнул головой из стороны в сторону.
– Нет, док, Вы не поняли. Вы мне доказали, что я не могу помешать Вам прийти ко мне, но почему бы мне не попробовать уйти от Вас? Я не уверен в результате, но вдруг получится?
Многоименный король ткнул арбалетом себе под нижнюю челюсть и нажал рычаг.
***
– Доктор Харт!
Главный врач специального учреждения в Даблвуде оторвался от планшета. В открытое окно кабинета бил яркий дневной свет. Рядом с планшетом качалась тень стоящих на подоконнике цветов, просвечиваемых насквозь, от чего сине-зеленые ажурные пятна на столе сияли как бы сами по себе. В кабинет вошла сестра Квин.