Век кино. Дом с дракончиком

— Хорошо. Сегодня я как раз занимаюсь установлением алиби. Меня интересует окружение Вани.

— Но я же говорил. Сидел дома и ждал делового звонка.

— Дождались?

— Нет.

— А сами не позвонили?

— Куда?

— Вот я и интересуюсь: куда? От кого звонка-то ждали?

— От одного знакомого.

— Это не ответ.

Наступила пауза. Глазки старика беспокойно перебегали с меня на Танюшу. Да что я все: старик, старик… ему пятидесяти нет.

— Смелее, — подбодрила его подружка. — Николаю Васильевичу можно доверять.

— Я доверяю, но…

— Ну так я скажу.

— Танюша! — взмолился странный тип. — Ладно, я просто сидел и смотрел на доллары.

— На что? — удивился я, больная пояснила:

— Время от времени ему необходима такая вот психологическая поддержка.

— Чего ж он ее в богоугодных молитвах не находит? — ядовито осведомился я.

— Застарелый синдром Скупого Рыцаря. Но рецидивы случаются все реже.

— Николай Васильевич! — воскликнул бомж пламенно. — Только вы никому!

— Боится, как бы тайник его не обнаружили.

— Вы не в сейфе деньги храните?

— В сейфе, в сейфе, в тайном, потаенном.

— Положите в банк и успокойтесь.

— Христос с вами, Николай Васильевич! Кто ж потом отдаст? Грядет Апокалипсис.

— Да зачем вам тогда доллары будут нужны? В День Гнева защитит только то, что безвозмездно отдано.

— Это я понимаю, я ж фигурально выразился: Апокалипсис — биржи рухнут. Вот-вот! А до настоящего Судного дня еще надо дотянуть (сроки же неизвестны). Вот тут и пригодится валюта.

— «Страсти по доллару», — вспомнил я субботнюю премьеру в «Художественном».

— Впрочем, — добавил Савельич животрепещуще, — и доллар ненадежен. В настоящее время я обдумываю план обращения «зелененьких» в валюту вечную — золото.

— В вечности, по идее, и вечная не поможет. Если вы, конечно, верите в вечность.

— Верую. А «Фараон» действительно лопнул.

— Вы что-нибудь слыхали о его владельце?

— Специально навел справки: весной он перенес инфаркт, но вообще человек сильный, жестокий, нормальный.

— В каком смысле?

— Любит женщин, имел связи.

— Вот как! Обычно эти любвеобильные чрезвычайно подозрительны и щепетильны по отношению к собственным дочерям. Что еще?

— Уже порядочный, то есть состояние давно «отмыл». Я вот думаю и думаю: кому мог помешать мальчик?

— Только в связи с матерью, — сказала Танюша сурово, в синих глазах вспыхнула искра. — Но ведь он… А если он убит раньше сестры?

— Убит? — переспросил Савельич и задрожал мелкой дрожью; какие-то все кругом припадочные. — Раньше? Тело найдено?

— Да не найдено, — с досадой отмахнулся я. — У детей действительно было свидание в субботу. Леля из сада видела Ваню за компьютером…

— Я ж говорил, а вы не верили!

— Вдруг экран погас.

— Правильно! Некорректное выключение.

— Но вилку выдернул не Ваня. Он сидел неподвижно.

— Пресвятая Богородица, помилуй нас!

— Вот и все, в сущности, что она мне рассказала.

Танюша спросила:

— А почему она не вошла в дом, не узнала, что случилось?

— Темный пункт. Твердит: чего-то испугалась. Хотя девчонка не из пугливых, в папочку своего. Словом, ее свидетельство, даже если правдиво, слишком расплывчато… Может, мальчик был просто оглушен ударом, потом очнулся и уехал в Москву.

Савельич возмутился:

— Но зачем так варварски обращаться с вполне приличным, девяносто шестого выпуска, прибором?

— А ведь он прав, Николай Васильевич, — вставила Танюша. — Ударил, оглушил при свете… так бы все и оставил.

— Да о ком вы? Кто этот варвар?

— Леля как будто не рассмотрела, — ответил я. — Значит, он хотел удалиться впотьмах.

— Вот вам и свидетельство смерти, — сказала она тихонько. — А почему девочка умолчала об этом при первой вашей встрече?

— Боялась отца. Действительно серьезный дядя, даже чересчур. Папа с пистолетом. Ну а когда я уж дознался про свидание… Разговор был при нем. Он меня быстренько выпроводил, но мне удалось подслушать под дверью их нервные реплики: «Вон, потаскушка!» — взревел благородный отец. А она в ответ: «Смотри, пожалеешь!» Потом позвала меня из кустов и рассказала.

— Разве вы не видите связь…

— Вижу, а толку-то? — перебил я Танюшу. — Илья Григорьевич в районе двенадцати, но его словам, приехал сюда из Москвы. Допустим, она обнаружила присутствие отца на даче у Любавских по каким-то приметам: машина, силуэт в окне… И сейчас пригрозила. Темперамент у папаши бешеный, в то же время и хладнокровия не занимать, Ваню он искренне ненавидит, а тот еще, может, спровоцировал… Ну а дальше что? Куда делась Виктория, которую я доставил на Плющиху в половине третьего? Предположить, что ее убил муж, а Ваню банкир… Ни в какие ворота! Толкучка какая-то. Между тем это двойное убийство тонко спланировано и организовано, что подтверждает бесследное исчезновение трупов.

— Бесследное исчезновение, — повторил Савельич; мы посмотрели на него выжидающе, но он отстраненно и бессмысленно уставился в окно, в душные золотистые сумерки.

Больная прервала паузу:

— У вас еще данные на Самсона?

Савельич очнулся и завопил:

— На отца? Тарас Бульба — персонаж искусственный, придуманный!

— Вот вам из жизни: Иван Грозный, Петр Великий…

— Они сумасшедшие! Нормальный отец, не алкоголик, не может убить сына.

— Моего сына. Ваня — мой сын.

— И вы уступили… отдали этому неприятному типу самое дорогое — свое дитя?

— Самое дорогое для вас — доллары, — отрезал я и тут же раскаялся. — Никита Савельевич, я не знал про Ваню, вот Танюша мне вчера рассказала.

— Какая трагедия! Как замолить, как искупить смерть близких?.. — Его причитания внезапно оборвались, он спросил с любопытством: — А Самсон Дмитриевич знал?

— Возможно, узнал в прошлую среду от Вики, они крупно поссорились. И с горя он завел себе подругу — журналистку Кристину Каминскую. У которой и провел ночь с шестого на седьмое июня. Каминская призналась, что следила за Викой и мной в клубе «Артистико» и донесла Самсону: мы отбыли вместе. Представляете, какое это произвело впечатление на мужа после ссоры. Журналистка якобы во сне слышала некий голос.

— Голос? — прошептал Савельич. — Внутренний или извне?

— Может, Самсон по телефону с кем-то говорил. Вы, случаем, сценариста раньше не знали?

— Только от покойного Ванечки про него слыхал.

Эпитет «покойный» меня уколол, я докончил угрюмо:

— В общем, она спала и будто бы не знает, во сколько возлюбленный ее покинул.

— Потихоньку смылся?

— Да. В Молчановку, но я не исключаю, что на Плющиху.

— И его собственная любовница была с вами так откровенна?