Велетская слава

– Это значит…

– Это значит нет!
– отрезал Карл, - передайте Ирине, что моя дочь не будет ее заложницей.

Священник хотел было что-то сказать еще, но Карл уже отвернулся, направив свой взгляд на лангобардов. Их предводитель – высокий, крепко сложенный юноша с каштановыми волосами, смущенно кашлянув, шагнул вперед.

– Мой отец, король Арихиз…

– Герцог Арихиз, - оборвал его Карл, - король в Италии только один – мой сын Пипин, что правит моим именем в Павии. Твой отец хочет оспорить это?

На лбу принца выступили капли пота – особенно когда он увидел, что воины франков, подходят все ближе, постепенно окружая, оказавшееся внезапно столь маленьким посольство лангобардов.

– Ты ведь, Гримоальд, верно? – юноша кивнул, - твой старший брат посетил меня в Риме перед тем, как отправился сюда. Сейчас он наслаждается гостеприимством папы.

– Если вы уже встречались с ним, то, наверное, знаете и то, что мой отец не хочет войны, - набравшись смелости, произнес Гримоальд, - мы принесли вам дары, а также заверения в мире от герцога Беневенто.

– Если он так хочет мира, - усмехнулся Карл, - почему он не явился сам?

Он испытующе посмотрел на юношу, но тот отвел взгляд.

– Я принимаю его предложение, - неожиданно сказал Карл, - но на своих условиях. Твой отец откажется от Капуи, Теано, Сора, Арче, Аквино и Арпино в пользу Его Святейшества папы Адриана. Также игерцог, и ты, и все жители Беневенто принесут мне клятву верности, а Арихиз будет выплачивать мне семь тысяч золотых солидов ежегодно. Ты же будешь моим гостем, как и твой брат, чтобы твой отец не вздумал юлить.

Он грозно уставился на юношу и тот обреченно кивнул – стоявшее рядом войско франков выглядело достаточно убедительно, чтобы понять всю бесполезность возражений.

– Вот и хорошо, - улыбнулся Карл, - пройдем в мою палатку, юный Гримоальд, освежимся вином…у тебя, поди, пересохло горло с дороги. Вы же – он обратился к остальным лангобардам, подавленно смотревшие на похищение второго сына своего герцога, - отправляйтесь к Арихизу и передайте все, что услышали здесь. Что же до греков, то пусть поторопятся в свой Город и скажут басилевсу и его почтенной матери, что Италии не нужен восточный император – скоро у всего Запада появится свой собственный.

Вторжение и мятеж

– . Иди же с миром дочь моя и больше не греши!

Круглолицая крестьянка, средних лет, неуверенно приложилась губами к руке священника и, отвесив небольшой поклон, вышла за дверь. Брат Этерльред улыбнулся, провожая саксонку взглядом – медленно, но верно проникает свет Христа в сердца самых отпетых язычников. Даже в этой дикой Нордальбингии, жители которой упорнее всего цепляются за жестокие обычаи предков, дает свои плоды кропотливая, не всегда благодарная, но столь нужная миссионерская работа. Вот уже несколько лет, с тех пор как Саксония склонилась перед Карлом, Этельред трудится в Бардовике, - крупном и зажиточном поселении, расположенном на торговых путях между франками, данами и ободритами, - и без греховной гордыни, но с уверенностью хорошо потрудившегося человека, может сказать, что старания его не пропали напрасно. Конечно, многие из обратившихся к Христу сделали это из страха перед грозным «Капитулярием», но трудами Этельреда и прочих братьев, уже сейчас среди саксов немало тех, кто принял Единого Бога, не по принуждению, но по зову сердца. Недаром скромная церковь, срубленная на месте бывшего капища, пользуется все большим вниманием саксов, обращающихся к священнику за благословением, отпущением грехов или же крещением ребенка.

От этих благостных мыслей Этельреда отвлек шум за дверью. Поначалу священник не придал ему значения – церковь стояла рядом с торжищем и площадью, где саксы часто собирались по тем или иным беспокоящим их вопросам. Однако этот шум явно отличался от того, что звучало там раньше – и вслушивавшийся в нарастающий гвалт священник все с большей тревогой различал в нем отдельные слова.

Громко хлопнула дверь и в церковь влетел Гунобальд – один из воинов франков, пришедших с Этельредом в Нордальбингию. Священник сразу отметил, что франк нацепил кольчугу и подпоясался мечом. Круглое мясистое лицо обычно добродушного вояки, сейчас отражало крайнюю тревогу.

– Беда отче, - с трудом переводя дух, произнес он.

Вышедший на площадь Этельред, был ошеломлен тем, сколько здесь собралось народу – во всем поселении не набралось столько жителей, сколько он увидел сейчас. Похоже, в Бардовик собрались жители не только самого поселения, но и всех окрестных деревень. Не ускользнуло от священника и то, что большинство собравшихся на площади смотрели на него с неприкрытой враждебностью.

Причины этого священник понял очень скоро.

– Пришло время освободиться, от оков, наложенных на нас франками!

Женский голос не был особенно громким – но странным образом он перекрывал все остальные звуки переполненной площади. Протолкавшись через толпу, Этельред увидел источник возмущений – здесь народ оставил свободное пространство внутри которого вещала, вскинув руки, молодая женщина с длинными светлыми волосами. Судя по диковинным одеждам из звериных шкур и свисавшим с них множеству амулетов – это была одна из местных жриц, строго-настрого запрещенных «Саксонским капитулярием» короля Карла. Однако, похоже, это сейчас меньше всего волновало собравшихся на площади людей.

– Не бойтесь скинуть ярмо! – продолжала жрица, - боги саксов, боги от которых вы отступилисьиз страха перед франками, боги, чьи капища разрушили, а священные рощи сожгли чужаки, все еще могут простить вас – если саксы отвернутся от Христа, вернувшись к Одину и Саксноту.

– Не слушайте ведьму! – Этельред вдруг осознал, что это говорит, стараясь перекричать толпу, он сам, выходя на площадь, - ее устами гласит Дьявол, что желает лишь погибели народу саксов. Послушав, ее вы загубите не только свои души, но и тела – за то, что противитесь королю франков. Или вы забыли, как страшен в гневе Карл, как сурово карает он предателей и отступников? Вспомните Верден!

– Верден?
– женщина резко повернулась к Этельреду и тот увидел, что один ее глаз прикрывает позолоченная повязка, - я была там, святоша! Хочешь увидеть, что сделали со мной именем твоего бога?

– С тобой плохо обошлись, дочь моя, - произнес Этельред, - но молю – не озлобляйся из-за этого на весь мир. Какой-то мерзавец поступил дурно – но не Христос, учивший лишь любви и смирению, к которому я призываю народ саксов. Не подстрекай их к тому, что принесет только боль и смерть, когда Карл узнает о новом мятеже.

– Ты забыл завет своего бога, священник, - безумный смех напоминал воронье карканье, - но я помню, чьим именем надо мной творили насилие. «Если правый глаз соблазняет тебя, вырви его!» - разве не так учит твой бог? Он одарил меня лишь болью и страданиями, но мои боги взамен наделили меня силой – как обрел ее Водан, когда он лишился глаза. Теперь же их силу узнаешь и ты.

Она сорвала повязку с глаза, уставившись на побледневшего Этельреда жутким зеленым оком с вертикальным зрачком. Потрясенному до глубины души священнику вдруг почудилось, что этот глаз – единственное, что есть настоящего в Инге, что все остальное – не более чем маска, личина, подобная той, что надевают здешние ряженые на свои богохульные празднества. И под обманчивой хрупкостью девичьей плоти скрывается холодная чешуйчатая тварь со смертоносным взглядом. Видениебогомерзкого чудовища длилось всего миг, затем брат Этельред покачнулся и рухнул замертво.