Велетская слава
Шрифт:
Карл вскинул меч, оглядываясь на своих воинов.
– Вперед! Врагам Христа – смерть!
Стук копыт, топот множества ног и воинственные крики на миг заглушили остальные звуки, когда войско Карла, конное и пешее, устремилось к Зверинской крепости. Карл не зря заставил своих воинов рубить лес всю ночь – сейчас озеро устлало такое количество дерева, что даже дождь и ветер не могли помешать переправе. Кто-то падал, поскользнувшись, или сраженный стрелами со стен крепости, но основная масса продолжала неумолимо двигаться вперед. Вот копыта первых коней ударили о землю и всадники тут же хлынули в сторону, устремляясь вдоль берега и пропуская вперед пешцев. Первыми вышли воины, тащившие срубленные в лесу, наскоро обтесанные, бревна – и вскоре первый таран с грохотом ударил в ворота крепости. Другие бежали с наспех связанными лестницами, забрасывали на стены веревки с крючьями. В ответ летели
Войско Карла и Дражко обрушилось на Зверинскую крепость в трех местах – там, где под сторожевыми башнями находились ворота. Те, над которыми развевался стяг с Белым Конем, атаковали тюринги и алеманны. Вел их граф Рандульф – рослый и крепкий, несмотря на возраст, мужчина с седеющей черной гривой и яростными синими глазами, зычным голосом подбадривал своих воинов, самолично сражаясь впереди. Подбадриваемые его примером, атакующие упорно лезли на стены, одновременно тараня жалобно скрипевшие ворота.
– Смелее, воины Христа! – кричал Рандульф, - не бойтесь – тот из вас, кто падет здесь, попадет в рай, а тех, кого убьете вы – поглотит ад! За Господа и короля Карла!
Воодушевленные его словами, христиане удвоили натиск, навалившись на таран, уже не обращая внимания на потоки кипятка, к тому же быстро охлаждаемого проливным дождем. Однако следом со стен покатились бревна и камни, круша щиты и раздавливая прикрывающимися ими воинов. Оставшиеся в живых уже не могли удерживать тяжелое бревно и отступили, провожаемые градом стрел и копий. Однако, хоть ворота и выдержали, другие воины лезли на стены, сходясь в рукопашной со светловолосыми саксы. Среди последних лишь один из десяти носил хоть какие-то доспехи – тела остальных прикрывали, в лучшем случае, жесткие войлочные куртки, а то и простые рубахи. Но, несмотря на это саксы сражались с ожесточением обреченных, хорошо зная как скор на расправу Карл, особенно с теми, кого он считает отступниками. Призывая Водана и Сакснота-Тюра, саксы, даже утратив или сломав оружие, с голыми руками бросались на воинов Рандульфа, порой насаживаясь на копье или меч, но все равно пытаясь дотянуться зубами до шеи врага. Иным это удавалось – и исколотые, чуть ли не изрубленные на куски люди, тем не менее, испускали дух, лишь вместе с загрызенным ими противником.
Рандульф взобрался на стену среди первых, каждым ударом меча сражая одного сакса. Он уже готов был ворваться в башню, когда перед ним вдруг вырос рыжебородый мужчина в чешуйчатой кольчуге. На шее воина болтался, выбившейся из-за пазухи серебряный валькнут. Столь же голубые, как и у самого Рандульфа, глаза сакса точно также полыхали жаждой крови и религиозным фанатизмом.
– Иди сюда, раб Распятого, - проревел он, вскидывая данскую секиру, - пусть Один с небес возрадуется, увидев какого цвета христианские потроха.
– Убирайся к Дьяволу, проклятый язычник! – Рандульф взмахнул мечом, стремясь одним ударом срубить с шеи врага проклятый амулет и вонзить меч ему под подбородок. Бросок графа был стремительным, неуловимым человеческим глазом, но язычник все же оказался быстрее – проворный, будто ящерица, он скользнул в сторону и тут же обрушил секиру на полководца франков. Смертоносное лезвие разом отсекло руку с мечом, а следующим выпадом, Орм из Мерсии срубил графу голову и, подняв ее за бороду, выставил на всеобщее обозрение. Завидев смерть вражеского полководца, саксы завыли словно волки: впав в кровожадное безумие они остервенело ринулись на христиан. Тюринги и алеманы, обескураженные гибелью Рандульфа, не выдержали этого свирепого натиска и откатились от стен крепости, провожаемые издевательскими выкриками саксов.
Не менее жестокий бой кипел и у врат осененных кроваво-красным стягом Сварожича. Здесь осажденных возглавил сам Драговит – облаченный в ладно сделанную кольчугу, седобородый князь, сражался так, что перед ним пасовали многие молодые воины. Орудуя одновременно мечом и булавой, он рубил, колол и мозжил головы, громогласно призывая Радогоста и Морану, Яровита и Чернобога обрушить свой гнев на врагов. Схожие выкрики слышались и со стороны вражеского войска – в пылу боя ободриты не вспоминали о крещении своего князя. Да и Дражко не тратил времени на то, чтобы попрекать их вероотступничеством – сражавшийся в первых рядах своего войска, он сеял смерть направо и налево, не сводя ненавидящего взгляда с бьющегося на стене Драговита. Вокруг князей творилось кровавое безумие – славяне, распаленные вековой враждой между племенами, поминая всех богов, в горячке боя разрывали одежды, сражаясь голыми, пока в
обнаженную грудь не врубался меч или топор. Казалось, струи лупящего с неба дождя окрашивались кровью, еще до того как проливались на землю. Вместе с дождем со стен сыпался град стрел и копий – возле массивного тарана выросла гора трупов, но все новые воины, прорываясь к увязшему в кровавой грязи бревну, вскидывали его на плечи, чтобы снова обрушить орудие на жалобно трещавшие ворота.Дражко, сброшенный со стены, в очередной отчаянной попытке прорваться к Драговиту, разъяренный неудачами, дикой кошкой запрыгнул на таран. Пробежав по скользкому дереву, он отчаянно прыгнул, цепляясь за гладко отесанные бревна. Перед ним выросла чья-то усатая харя, над головой князя взлетел топор, но опуститься не успел – удар меча надвое разрубил бритую голову. Оттолкнувшись от падающего на него тела, Дражко взлетел на стену, оказавшись совсем рядом с хохочущим, сеющим вокруг себя смерть Драговитом. Два удара меча – и старый и молодой князь оказались лицом к лицу. Велетский владыка сразу узнал нового врага, оскалившись в злобной улыбке.
– Ободритский щенок захотел получить то, чем я раньше попотчевал старого пса?
– рассмеялся Драговит, - приготовься к встрече с отцом, Дражко!
– Душа его возрадуется, когда я выпью на пиру из чаши, которой станет твой череп, старик! – с этим возгласом Дражко схлестнулся сДраговитом. Выкрикивая проклятья, оба славянских владыки обменивались жестокими ударами, с трудом удерживаясь на скользкой стене и не обращая внимания на все, что происходит вокруг. Вот Драговит, пригнувшись над свистнувшим над его головой мечом, срезавшим седую прядь, ударил – словно атакующая змея стрельнула раздвоенным жалом. Дражко отскочил, но недостаточно быстро – и его рука с мечом бессильно повисла, хлеща кровью из глубокой раны в плече. Драговит, хохоча, вскинул меч, готовясь одним сокрушительным ударом покончить с молодым князем. Однако, в горячке боя, он перестал смотреть себе под ноги, за что и поплатился – его сапог поскользнулся на мокром дереве и князь зашатался, пытаясь сохранить равновесие. Дражко тут же воспользовался представившейся возможностью – выхватив здоровой рукой кинжал, он с отчаянным криком вонзил его в грудь владыки велетов. Разошедшиеся кольца кольчуги поддались и нож, пронзив одежду, мясо и кости, нашел сердце старого князя. Драговит, покачнувшись, расхохотался в последний раз и рухнул в кровавую грязь во внутреннем дворе крепости.
Увидев смерть своего князя, велеты горестно закричали, тогда как союзные им варны и вовсе дрогнули, смешав ряды. Ободриты же громкими криками приветствуя месть Дражко, с новыми силами обрушились на врага. Вот затрещали и рухнули ворота и осаждавшие вломились в крепость. Сам Дражко, выхватив из рук знаменосца знамя с Соколом, метнулся к сторожевой башне. В следующий миг кровавое знамя Сварожича рухнуло в грязь, а на его месте, как встарь, взлетел стяг ободритов.
– Зверин наш, братья! – вскричал Дражко, спрыгивая внутрь крепости. В следующий миг он уже отбивался от накинувшихся на него велетов. Ободриты ринулись на помощь князю и кровавая бойня закипела на узких улочках между возведенными в крепости домами.
Над головой Карла реяло треххвостое алое знамя с изображением шести сине-красно-жёлтых роз, пока он сражался в первых рядах войска из франков, саксов и фризов. Все они отчаянно штурмовали ворота под стягом с великаншей Хеорота. За их спинами метали камни и бревна осадные орудия, но даже они, осыпая стены крепости, не могли ослабить сопротивления северных язычников. Снова и снова войско франков шло на приступ, молотя тараном в ворота, карабкаясь на стены, чтобы схлестнуться с врагом – но каждый раз оказывались отброшены данами. Те же рубились как одержимые бесами, куда больше Карла страшась собственного предводителя, сейчас как никогда напоминавшего тех чудовищ, от которых он, якобы, вел свой род. Рыча и грызя окованный железом щит, Старкад, обуянный бешенством берсерка, с одинаковой свирепостью обрушивал свою секиру, как на врагов, так и на собственных воинов, вздумавших проявить малодушие. Каждый его удар разрубал человека пополам – казалось, неистовому ярлу неважно, сколько воинов нападают на него – все равно все они в считанные мгновения превращались в груду изуродованной плоти. Гора окровавленных трупов под стенами крепости почти сравнялась с земляным валом и франки, ошеломленные свирепостью датчанина, отпрянули, уверенные, что сражаются с самим Сатаной.
– Трусы, маловеры!
– крикнул Карл, - неужели вы позволите язычнику и дальше глумиться над воинством Христовым? Кто из вас посмеет не пойти за своим королем?!
Голубые глаза гневно окинули опустивших лица франков и саксов, после чего Карл, презрительно сплюнув, сам двинулся к крепости. Оруженосца, осмелившегося ухватить его за руку, король в ярости чуть не зарубил, опомнившись в последний миг, он лишь презрительно отшвырнул его в сторону и зашагал к воротам. В двадцати шагах от крепости он остановился, пристально всматриваясь в стоявших на стенах данов.