Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни
Шрифт:
– Алма, поздравляю! – она подошла, и её объятия были такими лёгкими и тёплыми.
– Мы хотим пойти к ней в комнату, и вручить подарки разом, – сообщил Доэлнор, собираясь продолжить, но Титания и так всё поняла и быстро подошла к тумбочке, где лежал серебристый конверт и
квадратная коробочка розоватого цвета.
– Тогда идём.
Когда они вошли в комнату, в глаза Алма бросился поднос на письменном столе, от которого уже вся комната пропиталась ароматом любимого кофе, на блюдце рядом с чашкой лежали небольшие конфеты, окружавшие чизкейк. С тех пор, как у неё начались тренировки, она и думать забыла про конфеты, и изредка позволяла себе кусочек этого пирога, да и то со скрипом в сердце. И теперь она стояла замерев на месте,
– Доэлнор, это от вас? – спросила она у дяди, беря в руки узкую коробочку, и аккуратно открывая её.
– Алма, – начал Доэлнор, – помнишь, однажды вечером, ты сказала, что тебе не нравится выделяться? – она кивнула, он продолжил, – Я, конечно, знаю, что ты будешь мне утверждать обратное, если я скажу, что ты просто счастливица иметь такие редкие глаза с необыкновенным талантом. Но тебе это не нравится, и твои сверстники тоже не понимают такой удачи, поэтому, думаю, тебе это должно понравиться. Выделяться ты будешь всегда, но уже своим характером и талантами, живущими в тебе самой, а глаза… ты потом поймёшь, что тебе нужно…
– Это же!.. – она замерла приоткрыв рот, он дёргался пытаясь снова говорить, но никак. Этот подарок был выше всех похвал.
– Это эльфийские линзы, много времени пришлось потратить на то, что бы они никак не влияли на зрение, а только меняли цвет глаза, и ты так никого не сможешь загипнотизировать, сколько бы ни смотрела прямо в глаза, – прокомментировал владыка Доэлнор.
– Боже, спасибо! – она быстро подошла к дяде и обняла его, не выпуская из рук упаковку разноцветных «сокровищ».
– А это тебе от меня.
Сказал Глафнег, кинув взгляд на Титанию, Алма сразу поняла, то порядок вручения уже был запланирован. он передал ей вещи взятые из мешка, который от привёз с собой. Это была шкатулочка и бутылка с густым жёлтым содержимым.
– Это, – продолжил он, протягивая стеклянную бутылку, – масло редкого цветка, если мыть им голову раз в неделю, то они перестанут расти от воды. Но через неделю после использования эффект проходит, а если наоборот, надо снять его свойства, то все на всего помыть обычным средством. Теперь об этой вещи, – он протянул шкатулку с кремом-зельем, зеленоватый оттенок которого напоминал фисташку, а конкретно Алме, ещё и радужки Ланса, – надеюсь, что тебе и это пригодиться. Там, на внутренней стороне крышки его действие написано. Леди Титания… – он перевёл взгляд.
– Подарок лично от меня я вручу позже, – мягко произнесла она, как всегда слегка нараспев и так мелодично, – а это мы решили подарить не для исправления того, что тебе, как ты сама считаешь, не нравится другим, это не волшебное зелье, обычные духи, тебе должны понравиться.
Она открыла куб коробочки, от туда легко пахнуло приятным и завораживающим запахом. Тонкий стеклянный сосуд прямоугольной формы лежал внутри, с круглой крышечкой, и упирался всеми сторонами в каждую стенку своего тесноватого домика. Когда она всех многократно поблагодарила за подарки, которые ей действительно сильно понравились, она магией преумножила всё, что только было на подносе, и сидя на кровати в окружении семьи была настолько счастлива, что больше не хотела ничего кроме этого. Они разговаривали, отпивая нежный эспрессо. Алма спела несколько песен без музыки, хотя всем показалось, что, когда она пела последнюю из них, музыка откуда-то доносилась. И всё казалось таким замечательным, что лучше и не бывает, но девочка верила, что бывает, и с нетерпением и трепетом в сердце ждала подарка Титании.
– Ладно, – сказал Доэлнор, вставая с кресла в углу комнаты, – извините, но мне уже пора снова углубиться в дела. Ещё раз, с днём рождения, и, к сожаленю, мне придётся забрать с этого праздника тебя Глафнег, – Алма немного расстроилась, но совсем не много.
Просто, когда дедушка с дядей ушли, сам по себе выплыл страх одиночества, Титания оставалась рядом с ней, но она была очень хорошим другом, не семьёй.
– Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, –
тихо сказал женщина, она сидела вместе с Алмой на краю её широкой кровати. От этих слов девочка опустила лицо, она думала не только о леди Грекнивер, – Ты же не была сейчас счастлива до конца.– Как вы узнали это? – она старалась всё ещё говорить спокойно, но ощущения того, что женщина знает всё, что творится внутри, не давали сил на всецелое спокойствие. И постоянно она спрашивала себя, зачем держит эту маску, если Грекнивер давно известно, что под ней?
– Что случилось?
Алма встала, и подошла к двери на балкон, дотронулась до стекла, и ожидала того, что сейчас оно запотеет по форме ещё ладно, но наоборот, оно вздрогнуло и расписалось морозными узорами, девочка отпрянула от него. «Неужели я настолько испугалась этого сна?! Я правда перестаю себя контролировать, когда рядом нет Доэлнора или Глафнега»…
– Я, – начала она медленно, – с утра мне просто приснился странный сон.
– Просто странный, или страшный?
– И то и это. Он был слишком приторным и злым в моральном плане.
– И что же там было? – голос Титании зазвучал медленно и в предвкушении.
– Сначала темнота, а потом смотрю, и я сама уже сижу на старом стуле, его «руки» обвили меня, впереди стояла очередь из людей. Все они были в чёрном и сливались с данной нам бесконечностью, на каждом была такая противная белоснежная маска, и у всех она смеялась, даже, скорее, широко улыбалась. Каждый из них поочерёдно выходил, кланялся мне и снова поднимая голову показывал слепое лицо, а потом уходил в сторону и растворялся там. Больно стало от того, что мне, если честно, это напомнило то, что происходит со мной здесь. Сколько людей я вижу каждый день в городе, все приветливые, милы, я и не говорю, что они не такие, но по отношению ко мне, они действительно не ведут себя так. Я услышала месяц назад то, что они говорили обо мне, они все меня боятся, ни ненавидят, не знают меня на столько, что бы сделать выводы о том, что я плохая, а просто не хотят узнать, им мешают они сами, страх. И тогда, мне казалось тоже самое, что им всё равно на меня, на то, что со мной, им всем было всё равно, кроме одной маски. Она пошла ко мне, замерла, не кланяясь, сделала лёгкий шаг и маска упала… там была мама, она позвала меня! Титания, что это может значить?!
– Многое, но кое-что мне кажется совершенно ясным, Алма, ты не должна больше жить вот так. Что как только подружишься с кем-то, он уезжает, что Ланс, и эта группа…
– Кайл, Эт и Крайт.
– Да. Они же все уехали, а вы с ними могла бы стать хорошими друзьями.
– А что, разве есть выбор? Они там, я здесь, Ланс вообще в ещё дальше, и мне тут нравится, – казалось она начала спорить с собой, уговаривая себя в том, что тут не плохо.
– Я и не спорю, здесь замечательно, и в городе много твоих ровесников.
– Но они все такие… сложные, и странные. Я понимаю всё, кроме того, как можно целыми днями упиваться разговорами с растениями, я их не слышу, с птицами – меня не хватает больше, чем на час, а все остальные только этим и занимаются.
– Тебе больно?
– Не много, – коротко ответила Алма, скрестив руки на груди, она постояла секунды две, а оптом отошла от двери на балкон и села на кровать, не далеко от Титании.
– Думаю, что тебе это пригодится, – он протянула Алме серебристый конверт.
Там лежала вытянутая пробирка, плоская, с пробкой, а внутри лежали чёрные, блестящие палочки, длинные и тонкие, они напоминали ей грифели.
– Это – адны. Самое лучшее обезболивающее в мире, я решила подарить тебе это ещё тогда, когда Глафнег начал тренироваться с тобой, потом, когда ты сражалась, я поняла, что не ошиблась, и сейчас, снова убедилась в этом, хоть ты и говоришь, что «не много», но, тебе всё же больно.
– Да, но мне больно по-другому, эту боль они не снимут.
– Самое интересное, что снимут. Просто успокоят тебя, все не приятные моменты не сотрутся, но адны отвлекут тебя от боли.