Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни

– Я люблю тебя, не уходи больше, – выдохнула девочка, совсем-совсем тихо, но Глафнег услышал её.

Повисла пауза, из которой Алма поняла, что он не может этого обещать. Небо уже совсем почернело, и полил сырой снег. Пауза ещё охватила это место на минуту, а потом маг так же тихо ответил.

– Я тебя тоже люблю…

Комментарий к Адны, Линзы, набор Икилоймы и Evendence. Извините, пожалуйста, если встретить ошибки (что обязательно случится). У меня не хватает времени и писать, и проверять, а бета меня бросила. Новую пока не могу найти, но работаю над этим.

====== Воля случая ======

Комментарий к Воля случая Извините, пожалуйста, если встретить ошибки (что обязательно случится). У меня не хватает времени и писать, и проверять, а бета меня бросила. Новую пока не могу найти, но работаю над этим. Она проснулась слишком быстро и рано. С лёгким чувством того, что действие адны ещё не прошло, после её использования, и всё, что произошло вчера вечером, уже не имело для неё большого значения. Повернув голову, она встретилась с небом, эта ночь выдалась без луны. Пытаясь заснуть, Алма сжалась, притянула к себе ноги, лёжа на боку, в пустых попытках согреть саму себя, она похолодела изнутри. Вскочила она с кровати от того, что в стороне двери таинственно зазвенело, как на ксилофоне, и этот же предмет давал мягкий, мертвящий свет. На секунду Алме показалось, что там с воздуха сыпется жемчуг, но это оказалось лишь принятие желаемого за действительное, это была не Кальек Бейра. Одна бледно-оранжевая точка света, зависла перед дверью в комнате, и девочка решила подойти ближе. На удивление самой себе, она не боялась, хотя, она сильно вздрогнула, когда точка резко увеличилась, вытянулась и приняла форму плицы. Теперь это было светящееся каждым пёрышком тело гарпии, его голубые глаза сильно выделялись на бледном теле состоящим из сплошного света. Девочку что-то звало вперёд, она прониклась музыкой, которую раньше не слышала, без слов, только внутри неё, и только из массы голосов. Одни безумно долго тянули ноты, другие шептали звуки, и, как казалось, эту музыку создавала птица. Пахнуло сильным запахом соли, йода, и Алма была просто под гипнозом всего происходящего, и когда птица сорвалась с места, ничего не оставалось, кроме как послушаться сознание, толкающее вперёд! Птица бесшумно пересекала коридоры, Алма такой же тенью преследовала её. Гарпия иногда присаживалась на люстры, что бы девочка ни отстала, она показывала путь, дорогу куда-то. Ещё один поворот, и птица пропала. Алма повернула голову в направлении конца длинной анфилады, там была приоткрыта дверь, где доносились свет и голоса. Сердцё в последний раз ударило, толкнув хозяйку к просвету, потом остановилось и упало, пока Алма вслушивалась в голоса. Она услышала два голоса, Доэлнора и Глафнега.

– …и мне пришлось устранять это, – говорил маг очень серьёзно, но с какой-то мольбой в голосе, – лорд Доэлнор, она научится.

– Я не спорю, она станет изумительной и сильной магиней, но дело в том, чего нам, эльфам, не слишком волшебному народу, будет стоить ей восхождение к контролю?

– Знаю, очень многого. Но она же сможет помочь в надвигающейся войне против магов!

– Я люблю её, и не хочу подвергать опасности, хоть после всех наших даров, мой народ не будет так пугаться её, но они никак не смогут не заметить роста и неконтролируемость сил. Я не хочу, что бы Алму все боялась, что бы она осталась одна, – Алма вжалась в стену от этих слов, и подумала, неужели дядя действительно настолько дорожит ею, но тут же она решила, что он прав, эти люди уже никогда не привыкнут к ней целиком.

– И что же вы предлагаете, владыка? – спорил маг, тут девочка замерла, Доэлнор, казалось, тоже.

– Ей нужно найти место, где она могла уже что-то сделать, а не так, как получилось здесь, она вышла в люди не помня себя, и многие её до сих пор так никем и считают.

– Они не знают её! Что вообще они могут про неё сказать?

– Что она безумно сильна во всех смыслах, что повиливает сознанием людей и их действиями одним взглядом, что она дышит под водой и летает в небе! Люди всё это знают, но никак не догадываются о том, что это – не она, не вся она.

– После её выступления, думаю, они что-то поняли из слов песни.

– Я и не сомневаюсь, но, Глафнег, подумай сам, разве до встречи с ней, ты считал её хорошей? Ты не хотел вообще видеть её, даже не зная настоящую Алму.

– Я совершал ошибку, и теперь она для меня значит столько, сколько никто не может вообразить! – Алма поняла, что Глафнег встал и подошёл к Доэлнору.

– Ты не сможешь вечно быть рядом с ней, чтобы дать ей возможность «вырасти», она должна сама найти тех, кто поддержит, не из семьи, и я прекрасно понимаю, что мы, горные эльфы, не для неё.

– О чём вы говорите, лорд Доэлнор?

– О том, что Алме будет лучше вне стен этого города.

– Выгоняете её?

– Ни в коем случае, Глафнег. Я никогда не сделаю Алме плохо, хочу уберечь её от надвигающейся войны, дать возможность завести друзей, знакомых, и она должна тренироваться не в городе.

– Я так понимаю, что такое место уже подобрано.

– Конечно. Дворец Эотеля Грекнивер, по-моему, у водных эльфов ей будет хорошо. Леди Титания рядом, я постараюсь забирать её сюда так часто, насколько это будет возможно.

– Она любит воду… – задумчиво произнёс Глафнег, – но позвольте узнать главную причину её отъезда, ведь самую суть вы так и не назвали.

Повисла тишина, Алма отставила ноги и упёрлась спиной с холодную стену, она дышала прерывисто и долго, старалась сделать это как можно медленнее, но от этого дыхание стало настолько дёрганным и шумных, будто она пробежала тридцать тысяч раз вокруг города. Вдох, она задержала дыхание и продолжила слушать паузу. Через миг, та пропала, снова зазвучал голос Доэлнора.

– Йов находится ближе к нам, нежели к леди Грекнивер. Ты же знаешь, что если он узнает об Алме Вашингктон, то не захочет надолго откладывать встречу с ней, исход которой будет неизвестен до самого конца.

– Да, я понял. Это уже решено?

– Других вариантов нет, я не хочу, что бы она погибла.

– Любой, кто знает её, не хочет. Когда вы скажете ей?

– Послезавтра, Новый год она встретит уже в семье Грекнивер.

– И сколько она там проведёт времени? Она найдёт друзей, знакомых, и что? Потом вернётся сюда и всё по новой.

– Она поступит так, как захочет сама, я не буду заставлять. И, Глафнег, если будет возможность, приезжай к ней не только для обучения.

– Это не обсуждается, – ответил маг вместо «да».

– Хорошо, с её временами неконтролируемой силой понятно, а что было до этого? Из-за чего это? – не слишком удачно перевёл тему Доэлнор.

– Она сказала, что видела Бейру.

– Что?

– Бейра была с ней, стояла рядом.

– Ты это видел?

– Я это понял. Так и было. Но я не знаю, как она это сделала, это невозможно!

– Возможно, – едва произнёс владыка Доэлнор, как поняла девочка, в этот момент он не смотрел на мага, – если она спела ту песню, которую Бейра считала своим, как она сама говорила, вторым именем.

Ты помнишь? Песня соответствовала её имени, которое она взяла на себя как клеймо, и именно под ним она вошла в историю.

– То есть, Алма сможет сколько угодно видеть мать? – тут Алма, и так не дышавшая, впервые почувствовала, что от этого вот-вот упадёт в обморок, останавливало только одно «Надо дослушать! Самое важное! Стоять!!!».

– Нет, только раз в три недели, и время тоже ограничено, не дольше, чем длится песня, и, если она прервётся до того, как кончится текст, то Кальек Бейра начнёт исчезать раньше, и повторить можно только через три недели…

Дальше девочка не слушала, она побежала назад. Её легчайшие шаги слышались девочке оглушительным гулом по всему замку, а относительно громкие слова разговора, оставшегося позади, отошли на задний план её слуха и утонули в нём. Она не понимала, почему Доэлнор знал это и молчал? Не рассказал ей о том, что она может поговорить с мамой, дотронуться до неё? Вернувшись к себе она почувствовала, как что-то кольнуло внутри два раза, ещё третий, она вдохнула. Противное чувство испортилось. Она никак не могла понять, почему за день она меняется по несколько раз? Каждый хороший день в настоящем рано или поздно будет запятнан прошлым, и той же настоящей ложью… «Нет! Не смей так думать! Он не врал, да, не досказал, но не врал!» Она опустила глаза, увидела белую ночнушку, и просто вложила все силы в то, что бы не думать об этом. Легла в кровать, в попытках как можно крепче запутаться в одеяле осознала, что снова замёрзла, грея о себя холодные ноги, Алма почувствовала, что свернулась в колачик. Всё было точно так же, как и тогда, когда к ней пришёл гарпий, только голова была не настолько тяжёло и загруженной, и Алма была готова не спать оставшуюся ночь. Но тренировки с Глафнегом напомнили о себе, она погрузилась в хороший, нежный сон, впервые за два месяца. Ей снилась мама, эта песня, и уже во сне девочка поняла, что готова к любым переменам, только бы мама всегда была рядом, а она и так всегда с ней. Она была готова на всё, но даже она понимала, что спит, и умудрялась мучить себя ночью вопросом «Как это диалог мог так отразиться на ней? От него местами было немного больно, но одновременно прекрасно, радостно и безразлично». Каждая фраза в нём давала какое-то чувство, и они делились на три равные группы, так что, к концу сна, Алма решила просто оставаться равнодушной, или хотя бы спокойной к тому, что слышала ночью, и обраться со вниманием к гарпии, показавшей ей это. То ли птица хотела причинить боль и поэтому показала, а может наоборот, но что это вообще была за птица, она же светилась, а сперва была клубком света. Ей разбудил голос Глафнега, возвещающий о том, что пора на тренировку. И она поддалась ему, хотя безумно не хотелось бросать размышления, а мышцы предательски завибрировали, когда она встала, как обычно отговаривая её, не смотря на то, что она давно привыкла к нагрузкам.