Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни
Шрифт:
– Доброе утро, мистер Вольфрам, – поздоровалась Алма заходя в его кабинет, который, к стати, ничем не отличался от интерьера всей школы, такой же грязно-зелёный камень на стенах, полу, потолке, металлические чёрные двери и широкий алый ковёр ведущий от входа к столу директора. Друзья как раз по нему и прошли.
– Здравствуйте, сэр, – так же вежливо, как и всегда, поздоровался Ник.
– А, – протянул директор, поднимая яркие, жёлтые глаза от составляемого на будущий год расписания уроков, – доброе утро Алма, Николас.
– Мы пришли заполнить анкеты, – начал Ник.
– Что-то вы задержались… – задумчиво подметил Вольфрам, открыв выдвижной ящик своего стола.
– Извините, времени… не хватало, – оправдалась Алма, хотя сама прекрасно понимала, что с самого
– Вот, – сказал мистер Эдвард, и протянул две стопки листов, одну Алме, другую Николасу.
– Это всё надо заполнить?! – истерическим шёпотом заныла девочка, радуясь, что Вольфрам всё же не услышал этого. Но, действительно, возня с этими не заполненными стопочками не строила перспективы полно счастья дня, – мы можем пойди, и заполнить их в квартире? Или на улице? – вежливо поинтересовалась она.
– Только не в лесу, – с улыбкой ответил он, и друзья сразу поняли, что он тоже вспомнил день, когда они вечером вернулись с «ресурсами». Девочка быстро сдержала смешок и поджав губы взяла со стола свою стопку, одновременно сказав «спасибо». Ник тоже поблагодарил директора и вышел с папкой.
Друзья сидели на скамейке в небольшом садике, оба стараясь вместиться на маленькую плоскость скамьи, куда падала тень от дерева. Алма с удивлением заметила, что Николас вообще не любит солнце. Даже просто идя по улицы закрывается от него папкой, и вжимается в скамью так, словно от небольшой дозы витамина D у него гипервитаминоз начнётся с рахитом.
– Ник, ты чего так солнца то боишься? – безобидно спросила девочка невзначай.
– Что? – тихо прошептал тот, и даже оторвал глаза от злополучной папки.
– Ты не любишь солнце.
– Люблю.
– Нет, это был не вопрос! – она улыбнулась, встала и отошла от скамьи на несколько шагов, – иди сюда…
– Зачем? – в глазах читался ужас.
– Просто, иди, судя по твоим словам – ты любишь солнце.
– Ладно, я его не люблю.
– Даже выйти на него не можешь?
– Я его очень сильно не люблю! – с этими словами он снова опустил тёмно-карие глаза на многочисленные строчки.
– Не любить и бояться – разные вещи, – прошептала девочка, вновь приземляясь в тени, но на этот раз не на скамью, а на колкую траву прямо под деревом, где темноты хватало.
– Я не боюсь, но честно – ужасно не люблю, – он подошёл и сил рядом на одно колено, Алма откинулась и распласталась на газоне.
– Ник, – шепнула она не поднимаясь, – может расскажешь почему?
– Я не знаю, – уверенно ответил он, из чего стало понятно, что он начинает злится.
– Не сердись, мне просто интересно, но тебе это не нравится. Значит я больше не буду тебя пытать – ухмыльнувшись она подняла глаза на небо.
Алма любила смотреть ввысь, и вспоминать свою прежнюю жизнь. А небо напоминало ей о её первом друге – Лансе. Весной светло-зелёные почки ив, такого холодного оттенка, напоминали ей цвет глаз Ланса у самого зрачка, а летнее небо с фиолетовыми отливами – по краям его глаз. Иногда она сама поражалась тому, что пару раз в месяц вспоминает его, хотя всё реже, и не так зацикливается на этом воспоминании, но всё же…
– Ладно! – резко сказала она, одновременно поднимаясь и садясь на траве
скрестив ноги, она положила перед собой листки с ручкой, – чем быстрее заполним, тем лучше.Ник согласился, по не прошло пяти минут, как они снова заговорили.
– Я просто не понимаю, зачем здесь столько вопросов?! – тихо негодовала Алма, – зачем, к примеру, вписывать показатели IQ?
– Для того, что бы лучше понять твои склонности в каких-то предметах, – не отрываясь процедил Николас.
– А зачем помечать уроки, которые я хотела бы изучать, если по любому буду посещать их все?
– Потому, что на помеченных уроках будет сделан особый акцент, – также равнодушно отвечал мальчик.
– Да откуда ты всё это берёшь? – чуть ли не сорвалась Алма, и вся ненависть к данной стопке вышла в ледяной тон.
– Тётя Лерил рассказывала…
– Ник? – вдруг растерянно позвала она.
– Что?
– А что писать строках про родителей? – её колос к концу сошёл на нет, они замолчала и отвернулась, делая вид, что задумалась над собственным вопросом.
– Не знаю, если честно, я не написал ни чего.
– Хорошо, я тогда тоже.
– Тебе вообще их можно выдумать, а про настоящих не писать…
– А какая разница, что я придумаю их, и что точно так же насочиняю, и просто скажу, что вспомнила, и так и так – просто мои догадки и фантазия.
– Понимаю, – сказал Ник после паузы.
– Я знаю.
Алма подняла руку, и, как часто это делала, ободряя друга, слегка разлохматила, а потом пригладила его непослушные золотые волосы. Остальное время они работали без разговоров, и дело пошло быстрее. Однако всё равно, закончили они достаточно поздно, и девочка не могла не заметить то, как долго её друг сидел над вопросом «Укажите свои возможные не вирусные заболевания». Девочка удивлённо приподняла бровь, когда увидела, что так долго размышляя над этим, он всё равно решил ничего не писать. Ник вызвался отнести их анкеты в кабинет Лерил, а Алма осталась одна, не зная, что делать. Вечер выдался ещё душнее, чем день из-за отсутствия ветра, и девочка поднявшись с земли вошла в здание, решив в очередной раз прогуляться по коридорам школы. Они были пустыми, в первые дни лета это казалось странным и пугающим, но теперь она привыкла и скорее с радостью принимала это одиночество. В зеленоватых стенах со сводчатыми потолками, красных ковровых покрытиях на полах, интересных окнах и местами колоннах, выступающих из стен в виде декораций, а не несущих элементов, Алма чувствовала себя очень хорошо. И любила ходить среди всего этого, выискивая в безукоризненном готическом стиле какие-то едва заметные отклонения, однако, их практически не было. Девочка замерла, когда услышала грохот из класса в конце коридора, и, придя в себя, быстро зашагала туда. Она пробежала через цилиндрический зал пересекающий коридор посередине, и продолжала двигаться под красиво коваными люстрами из чёрного металла. И вот добралась до тёмного конца, где была приоткрыта дверь в класс. Толкнув дверь, она наткнулась на Оливера Гелиа – учителя астрономии.
– Добрый день, – поздоровалась девочка, – что у вас здесь случилось?
Она окинула взглядом множество рулонов с картами, которые профессор держал в руках, по одной закидывая в маленькую комнату за учительским столом.
– О, доброе утро Лина, – отозвался он, и закинув последние карты повернулся к ней, – просто разбирался с рулонами.
– Можно спросить? – она медленно скользила по классу в обратном направлении от профессора, однако, говоря что-то, поворачивалась к нему, – зачем нам нужны карты, если сейчас всё можно посмотреть наглядно?
С этими словами девочка склонилась над обширным прямоугольным столом в конце класса, и вгляделась в синий, почти чёрный туман, лежащий на нём. Сквозь него мелькали многочисленные уменьшенные звёздочки, и планеты, по размерам не больше, Алминой ладони.
– Такие макеты галактик – кончено шедевры, и новшества, но, во-первых – карты можно раздать всем, во-вторых, расчёты окажутся вернее, чем устанавливаемое на макете положение планет, оно будет слишком приблизительном, и в-третьих – на картах имеются пунктирные пометки, которые, к стати, помогают ученикам.