Велик

— Да, — голос Узэмика дрогнул от нетерпения.

— И про его знакомого, молодого белого шамана?

— Да.

— И давно ли они знакомы?

— Да!

— И о чем они разговаривают? — голос матроны поднялся на тон, и нехорошие резкие нотки незаметно вплелись в его звучание.

— Да!!! — обрадованный пониманием и не замечавший надвигающегося шторма, подтвердил жрец.

— И для этого ты пришел ко мне ночью, разбудил меня, разбередил женскую душу, наобещал любовь и дружбу…

— Да… то есть, нет, конечно! Я же сказал — ты приглянулась мне еще на корабле… И про любовь я ничего не говорил!

— Это читалось между строк!

— И не писал!

— Короче, ты пришел ко мне со сладкими словами, только чтобы узнать про этих шептунов!!!

Агафон, судя по голосу, ухмылявшийся от уха до уха, ткнул ничего не понимающего, но встревоженного атлана локтем в бок и шепнул: «Во дает, тетка!»

— А я тебе говорю, глупая ты женщина…

— Ах, теперь я тебе не милая, а глупая женщина?!

— Ты неправильно меня…

— Убери руки, старый пень!

— Да как ты смеешь…

Уточнить, что конкретно Оламайд смела и каким именно образом, он не успел, потому что голос его внезапно сорвался, тень закрыла тусклый свет лампы в окне, над головами подслушивавшего Совета пролетело нечто массивное и с глухим шмяком, треском и вскриком обрушилось в кусты метрах в трех от них.

— И чтобы ноги твоей больше около меня не было, лживый выкидыш лишайной каракатицы! — прорычало в ночи.

В кустах яростно зашуршало под аккомпанемент проклятий и стихло. Почти не слышные на сухой земле, прочь заспешили неровные шаги.

— Оламайд?.. — не в силах более терпеть неизвестность, Анчар вскочил, сунул голову в окно… и свет померк перед его очами.

— …я же подумала, что вернулся тот старый бабуин! — страдальческий шепот прошелестел где-то недалеко от него.

— А это был новый бабуин, — гыгыкнул также шепотом другой человек.

— Сам ты — макак! — в мгновение ока[26] страдания трансформировались в гнев.

Атлан нахмурился, пытаясь сообразить, кто и о ком — или о чем — разговаривал. Под чьей-то ногой хрустнуло стекло, и холодная влажная ткань шапкой легла ему на голову.

— А я его не убила?..

— Ола…майд?.. — Анчар шевельнулся, и взволнованный голос шепнул:

— Живой! Полотенце мокрое помогло!

— Ты… не подскажешь… как пройти в библиотеку?

Его собственные слова — каждое в отдельности, а потом все вместе — взорвались под черепной коробкой как корзина петард, атлан замычал от боли, попытался встать — и свалился на пол, обнаружив таким образом, что лежал на узкой кровати.

Второй человек — конечно же, Агафон — ухватил его под мышки и усадил обратно:

— Тс-с-с, не стучи! Оламайд всё уже объяснила. Если плохо себя чувствуешь, я один пойду.

— Нормально… — мотнул головой атлан и охнул — по макушке словно огрели раскаленной сковородой.

— Извини, белый шам… Анчар! Я подумала…

— Бывало хуже, — мужественно прикусил он губу. — А… Оламайд… Если можно… поинтересоваться…

— Ну да, можно, интересуйся, конечно! — быстро, пытаясь загладить вину, согласилась матрона. — О чем?

— Что ты такого сделала… что Узэмик… так сиганул… от тебя?

— Сиганул?.. — недоуменно переспросила торговка и почти тут же хихикнула: — Он не сиганул! Это… это я его выбросила.

— Выбросила?!

Атлан услышал, как Агафон забормотал нечто про женщин, имеющихся в узамбарских селеньях, которые слона на скаку остановят и хобот ему оторвут. Оламайд услышала тоже.

— Обращайся, если черный слон тебе вдруг дорогу перейдет[27], - по голосу было слышно, как она улыбнулась.

— А еще ты хорошо с обидой придумала! — одобрительно шепнул ей Агафон.

— Что с обидой придумала? С какой обидой? На кого? — озадаченно нахмурился Анчар.

Матрона неожиданно засмущалась и начала объяснять невпопад, но непрерывно:

— А что мне еще оставалось делать, если он про вас спрашивал, давно ли знакомы и про что говорите, и кто такие, и всякое такое прочее, а я не могла же ему про вас рассказывать, даже если бы знала, и в честь чего это я про вас ему рассказывать буду, если ему прямо так уж интересно — пусть у вас и спрашивает, вы про себя ему лучше расскажете, чем я, чего у меня про вас спрашивать, тоже мне, нашел рассказчицу, а только не пошел почему-то к вам, а ко мне пошел, будто ему тут кто-то рад был и ждал его тут, сейчас, как же, да скорее я крокодилу обрадовалась бы под кроватью или скорпиону в тапке, а что он не просто так приперся, а с какой-то целью, я сразу поняла, как только его с вином и цветами увидела, и у меня аж сердце екнуло, так и подумала, неспроста, а тут он еще со своими намеками полез, соирский шакал ему друг, так бы руки и вымыла, и я подумала, что если просто так откажусь рассказывать, то он одно подумает, гадость, каракурт сушеный, до сих пор меня трясет, а если я притворюсь, что обиделась, будто он только из-за вас ко мне пришел, то совсем другое, и… и…

Анчар, с больной головой даже не пытаясь выловить подробности сказанного, ибо и со здоровой этого ему не удалось еще ни разу, понял лишь, что Оламайд посетила удачная мысль, и что Узэмик забудет теперь к ней дорогу и будет шпионить за ними каким-нибудь иным образом.

— М-молодец. Спасибо. Нам пора, — экономя слова, проговорил он, шагнул к окну и остановился, задумавшись на секунду. — А можно… я полотенце пока оставлю?..

Через несколько минут в задние двери храма проскользнули две темные личности, одна из которых щеголяла в мокром дерюжном тюрбане. Разувшись на пороге — но не из почтения, как можно было подумать, а исключительно ради неслышного перемещения, они рассовали сандалии по карманам и отправились дальше, еле слышно шлепая босыми ногами по плитам.

Поднявшись на третий, последний этаж, заговорщики свернули направо и на ощупь нашли единственную дверь на левой стороне коридора. Атлан вскинул ладони и, не прикасаясь к филенчатой поверхности, украшенной резьбой, принялся водить ими сверху вниз, бормоча что-то нараспев.

— Ну?.. — нетерпеливо прошептал Агафон.

— Заклинания преграды. Как Оламайд и говорила, — через несколько секунд маг осторожно опустил руки и выдохнул. — Вход только по артефакту — ну если ключа не знаешь, конечно… Значит, как планировали. Я захожу первый, осматриваюсь, бросаю амулет тебе, ты — за мной.

— А если не получится?

Анчар недоуменно нахмурился:

— То есть… хочешь сказать… что неодушевленный предмет может не преодолеть барьер без одушевленного носителя?

— То есть, если без него там нельзя оставаться. Что-то в голову пришло. Пока сюда шли, — чуть нервно пояснил Мельников. — Кто их знает, этих узамбарцев, на что они способны… От людей, которые лишают свое население открытого доступа к знаниям, можно ожидать чего угодно.

— Не думаю, что здесь всё так сложно… Хотя возможно. Но тогда ты останешься здесь, а я зайду, — решил атлан.