Велики амбиции, да мала амуниция
Шрифт:
– Значит, вы всё-таки принимаете мои услуги? – уточнил Александр Карлович.
– Да, хотя, Аллах свидетель, труды ваши напрасны…
– Скажите, княжна, у вас есть какие-нибудь жалобы на то, как вас здесь содержат? Пожелания какие-нибудь?
– Нет… – ответила Омар-бек. – Когда-то я жила во дворце, мои ноги привыкли ступать по коврам, а руки не знали труда… Но с тех пор утекло очень много воды. Я узнала и холод, и голод… Я спала на улице, я не имела ни крошки во рту по нескольку дней… Здесь есть крыша над головой, есть вода, чтобы умыть лицо, есть пища, чтобы
– У вас есть родственники или друзья? Может быть, нужно поставить их в известность о вашем положении?
– Друзья – есть… Но их не нужно ставить в известность… И без того нам хватило позора. Это – я испью одна. Без них… Это – мой лишь позор. Мне и искупать его… А не им! Желаю лишь, чтобы они никогда о нём не узнали…
– Может быть, вам нужны какие-нибудь вещи? Не холодно ли вам здесь?
– Мне не холодно, – ответила Омар-бек. – Мне только не хватает воздуху… Иногда по ночам мне кажется, что кто-то душит меня, что я вот-вот задохнусь…
– В таком случае, вам нужно позвать врача…
– Врач мне не нужен. Врачи не помогут… Я справлюсь сама…
– Расскажите, княжна, что произошло в тот роковой день?
– Я ничего не знаю… Меня не было дома…
– Как так? А где же вы были?
– Я гуляла.
– Где?
– По улице.
– В одиночестве?
– Разумеется.
Гинц поправил пенсне и спросил:
– Когда вы ушли, чем был занят Михаил Осипович?
– Он ожидал чьего-то прихода… Я потому и ушла. Михаил Осипович не хотел, чтобы я присутствовала при их разговоре.
– И вы не знаете, кто должен был прийти к нему?
– Нет, не знаю… К Мише разные люди ходили… И он иногда просил меня уйти куда-нибудь на время…
– Не опасался ли Михаил Осипович чего-либо в последнее время?
– Он, вообще, ничего и никогда не опасался. Точнее, если и опасался, то не подавал виду. Он был очень скрытный человек…
– Господин Лаврович был застрелен из собственного пистолета. Вы знаете, где находился пистолет в то утро?
– Знаю. Пистолет лежал в прихожей на полке…
– В прихожей?! – поразился Александр Карлович. – Заряженный револьвер?! Да почему же он лежал в прихожей?
– Я его туда положила, уходя, – ответила Омар-бек с абсолютным равнодушием.
– Как?.. Зачем?
– В комнату возвращаться не хотела и с собой брать не хотела… Бросила в прихожей… Сгоряча. Мне очень не нравилось, когда Миша просил меня уйти…
– Значит, пистолет был у вас? И дворник говорил правду о том, что вы угрожали им покойному накануне убийства?
– Он был не заряжен, милостивый государь. Миша знал… Поэтому и не боялся и не воспринимал всерьёз моей угрозы…
– То есть, когда вы оставили пистолет, он был не заряжен?
– Именно.
– Хорошо… Что же было дальше? Я имею ввиду, после того, как вы вернулись с вашей прогулки?
– Я вошла в комнату и увидела Мишу… Он был весь в крови… Я так испугалась! Даже, когда предательски убили моего отца, я так не боялась…
– А пистолет?
– Пистолет был
в прихожей… Я взяла его, чтобы отнести Мише… А его убили…– Так-так-так… И у вас нет ни малейших подозрений, кто бы мог это сделать?
– Я Мишиных друзей не знала.
– К Михаилу Осиповичу часто приходил молодой человек в белом бурнусе. Вы видели его когда-нибудь?
– Нет, не видела…
– В тот день вы вышли и вернулись через чёрный ход?
– Да…
– Княжна, вспомните, пожалуйста, говорил ли Михаил Осипович когда-либо о своём завещании?
– Не припомню…
– Но как вы полагаете, оно у него было?
– Миша был состоятельным человеком. Наверное, было. Но я ничего об этом не знаю… Простите, Александр Карлович, я очень устала…
– Последний вопрос: неужели вы даже приблизительно не помните, куда ходили в тот день? Неужели не заходили в какие-нибудь лавки?
– Я не люблю ходить по лавкам. Я просто бродила по улицам. Вот и всё.
– Что же, спасибо, княжна. Я сделаю всё возможное, чтобы…
– Скажите, Александр Карлович, зачем вы взялись защищать меня? – перебила Омар-бек адвоката. – Только не говорите о справедливости. У вас много несправедливо осужденных в тюрьмах сидят…
– Я не знаю, что вам ответить на этот вопрос, княжна…
– Я знаю, – тихо вздохнула Омар-бек. – Прошу вас не приходите ко мне больше. Я всё равно ничего не скажу кроме уже сказанного. А лучше и вовсе позабудьте обо мне. Прощайте, милостивый государь!
Княжна резко отвернулась к окну, и сбитый с толку Гинц оставил её.
После беседы с Омар-бек Александр Карлович прямиком отправился к следователю Немировскому, которому с порога объявил:
– Заговорила! Невиновна!
Николай Степанович знаком пригласил адвоката садиться.
– Поздравляю вас, Александр Карлович. Признаться, я очень надеялся на ваше умение производить впечатление…
– Не любите вы меня, господин Немировский.
– Ну, вы не красна девица и не брат мне, чтобы вас любить. Хотя я вас в высшей степени уважаю, как профессионала в своём деле… Однако, оставим сложности наших отношений. Что вам сказала княжна?
– Надеюсь, мой устный пересказ не вызовет у вас недоверия?
– Упаси Бог!
Александр Карлович кратко пересказал следователю услышанное от княжны и, закурив, выжидательно посмотрел на него. Немировский задумчиво потёр подбородок:
– Что ж, история довольно стройная… Скажите мне, уважаемый Александр Карлович, а вы ей верите? Не по службе спрашиваю… Так, из любопытства… Верите вы в то, что эта дама – самаркандская княжна?
– Николай Степанович, мы с вами оба читали письма, написанные ей некими верными людьми…
– Которых и следа нигде нет. Вам не показалось, что эти письма как будто бы написаны под одну диктовку? С одного голоса? Уж очень всё это отдаёт театральщиной… Вы ведь театрал, я знаю…
– Мне всё равно, каково происхождение моей подзащитной.
– Однако, вы не ответили на мой вопрос. Я, скажем так, сомневаюсь в виновности княжны в убийстве. Но ещё больше я сомневаюсь в том, что она княжна.