Велики амбиции, да мала амуниция
Шрифт:
– Да ведь она же на днях приняла в тюрьме крещение… – заметил Гинц.
– Вот, это-то меня и беспокоит. Обмануть закон – это теперь дело обычное. Но – Бога? Тут ведь иной совсем счёт получается… К слову, что вы теперь намерены предпринять?
– Слишком вы много спрашиваете, господин Немировский! – чуть улыбнулся Александр Карлович. – Был бы на вашем месте кто другой, я бы не ответил. Но вам, будучи уверенным в том, что вы мне палки в колёса втыкать не будете, скажу: для начала попытаюсь отыскать людей, которые могли бы видеть княжну во время её прогулки в тот день.
– Нелёгкая эта задача, – покачал головой следователь. – Впрочем,
– Же ву ремерси тре бьен14, Николай Степанович! – отозвался Гинц и, раскланявшись, покинул кабинет следователя.
В последние дни в Москву пришла редкая для декабря оттепель. Александр Карлович запахнул элегантный ольстер, поправил поярковую шляпу и, поигрывая изящной тростью, сел в коляску с опущенным фордеком.
– На Неглинную, к Дюссо! – велел он.
Заведение Дюссо было одним из самых известных и дорогих в Москве. Гинц, живший неподалёку от него, обедал там почти каждый день. Оставив пальто в гардеробе, Александр Карлович занял своё излюбленное место возле окна и подозвал официанта.
– Добрый день, господин Гинц! – тотчас подлетел тот. – Чем вас попотчевать? Как всегда-с?
– Да-да, бутылку марсалы, котлеты а-ля Жардиньяр… В общем, ты всё прекрасно знаешь.
– Сей момент-с всё будет!
Александр Карлович закурил. Из головы его не выходил образ княжны Омар-бек. Никогда ещё за все свои сорок с лишним лет жизни не чувствовал Гинц ничего подобного… Да и было ли время чувствовать? Никто и не подозревал, что скрывалось за обликом успешного, лощёного, уверенного в себе адвоката. А скрывалось самоубийство отца и тяжёлая болезнь любимой матери, приведшая её, некогда красивую и весёлую женщину, к совершенному безумию… Никто не догадывался, что привычка держать себя обособленно, не впуская ни в свой дом, ни в свою душу никого, была не следствием гордыни, а всего лишь обереганием доброго имени матери… Долгие годы Гинц жил на окраине Москвы, снимая целый дом и держа лишь двух старых слуг, мужа и жену, которые ухаживали за его матерью, на выздоровление которой он надеялся до последнего. Ни друзей, ни женщин Александр Карлович никогда не приводил к себе, да и не было их у него, поглощённого своими заботами.
Рассудок Эльзы Ивановны повредился после самоубийства её мужа, и Гинц никак не мог понять и простить отцу этого поступка. Он всеми силами выдумывал ему оправдания, и фактически именно отец стал его первым подзащитным. Только этот суд вершился в душе Александра Карловича. Позже уже для своих клиентов Гинц точно так же изыскивал оправдания. Самые невероятные подчас.
Когда скончался старый слуга Гинцев, Александру Карловичу стало ясно, что старуха-служанка уже не справится со своей полоумной госпожой, и Эльза Ивановна была водворена в Преображенскую больницу, где находилась по сей день. Гинц часто навещал её, следя, чтобы за его матерью был достойный уход, и эти посещения всякий раз были для него огромной мукой.
В последний год Александр Карлович поселился в просторной квартире на Неглинной, но уклад жизни оставался прежним, и всем хозяйством заправляла та же старая служанка по имени Акулина…
Пообедав у Дюссо, Гинц наведался в несколько мест по делам своих подзащитных и лишь к вечеру вернулся домой. Навстречу ему вышла, шаркая ногами, Акулина:
– Что же это мне за мука до ночи тебя, батюшка, ждать, – покачала она головой.
Александр Карлович чмокнул старуху в сморщенную щёку:
– Не
сердись, Акулина. Дел много.– Всё-то дела у тебя, дела… Ты бы о себе лучше подумал.
– Что ты имеешь ввиду?
– Жена тебе нужна, вот что. Чтобы детишки по дому… Ведь ты же совсем один… Сердце разрывается… Куда, в самом деле, годится? Вот, помру я, как жить станешь?
– Так не помирай, Акулина, – попытался отшутиться Гинц, уходя от неприятного разговора. – Ужинать я не буду. Так что можешь ложиться спать.
– Я у матушки твоей нонеча была, – сказала Акулина. – Совсем она нехороша… Видно, не долго ей осталось… Да и то сказать, хоть и грех, да скорее бы уж Господь прибрал её… Там хоть отдохнёт её душенька… Ты бы навестил её…
– Навещу, – пообещал Гинц. – Я очень устал сегодня. Спокойной ночи!
Александр Карлович скрылся в своей комнате. Несколько минут слышались ещё шаркающие шаги Акулины, её вздохи и бормотания, потом всё стихло. Гинц сменил сюртук на халат, прилёг на диван-оттоманку, закурил… Спать ему не хотелось, а хотелось думать о таинственной княжне Омар-бек. Александру Карловичу вдруг пришло в голову, что, если бы его жена была похожа на неё, он был бы самым счастливым человеком. И тотчас припомнились последние слова княжны:
– Я знаю. Прошу вас не приходите ко мне больше. А лучше и вовсе позабудьте обо мне. Прощайте, милостивый государь!
Неужели и впрямь узнала, поняла, разгадала?..
***
Извозчик остановился в Газетном переулке. Николай Степанович легко спрыгнул на землю и направился к крайнему дому. Ему не составило труда узнать, в каком номере проживает Людмила Михайловна Арепьева, и через несколько минут он уже представлялся юной белокурой девушке с немного испуганными глазами:
– Статский советник Немировский, Николай Степанович. Следователь.
– Проходите… – растерянно произнесла Людочка.
Николай Степанович вошёл в светлую, чистую комнату, свидетельствующей своим видом об аккуратности хозяйки.
– Людмила Михайловна, я должен вам сообщить весьма прискорбную весть, за что заранее приношу свои извинения…
– Я вас слушаю, – Людочка опустилась на край стула и взглянула на следователя.
– Месяц тому назад в своём доме был застрелен Михаил Осипович Лаврович.
Людочка тихо вскрикнула и закрыла лицо руками.
– Это ведь ваш отец, я не ошибаюсь? – уточнил Немировский.
Девушка кивнула.
– Примите мои соболезнования… Я расследую дело об убийстве вашего отца, и мне необходимо задать вам несколько вопросов.
Людочка утёрла платком глаза и сказала приглушённым голосом:
– Задавайте…
– Давно ли вы познакомились с вашим отцом?
– Полгода назад… Он приехал в Москву год назад, чтобы найти меня. Вначале он не решился прийти сам и посылал мне деньги и подарки… А потом уже пришёл сам…
– Вы часто виделись с ним?
– Нет… У отца было много работы… Но мы бывали с ним в балаганах, в ресторациях, даже в театре однажды…
– Он бывал у вас здесь?
– Нет… Он подвозил меня, но никогда не заходил. Говорил, что это могут неверно истолковать… Ведь никто же не знает, что он мой отец…
– А кто же снял для вас этот номер? Кто помог устроиться? Ведь вы очень молоды…
– Друг отца. Очень добрый и хороший человек. Из порядочных…
– Как его имя?
– Георгий. А фамилии не знаю…