Велики амбиции, да мала амуниция
Шрифт:
– Вы хотите знать, как я прожила этот месяц? Да мне и рассказать нечего. Жизнь моя была скучна и однообразна. Вы и сами знаете, что весь последний год вы были единственным, кто вносил живую струю в эту жизнь… Без вас она пропала…
– Ольга Романовна! – Вигель порывисто поднёс её руку к губам и стал целовать её тонкие пальцы. – Вы теперь сказали, что обо мне волновались. Вы представить себе не можете, как мне от того радостно стало!
– Я теперь всегда о вас волнуюсь… Что там произошло сегодня?
– Кража… Вор уже долгое время умудряется уходить от полиции…
– Неужели наша полиция уступает вору?
– Это
Ольга грустно улыбнулась:
– Пётр Андреевич, а как жили вы это время? Расскажите…
– Плохо я жил! – выдохнул Вигель. – Мне без вас жить невозможно! Я работал плохо. Я недосыпал, потому что не мог спать… Я закрывал глаза, а перед ними стояли вы. Я воскрешал в памяти всякий миг, проведённый нами вместе, каждое слово ваше, интонацию, взгляд, улыбку, жест… Я задыхался без вас, милая Ольга Романовна!
– Неужели вы совсем ничего не делали всё это время?
– Не совсем… Я старался работать. А ещё я рисовал ваш портрет…
– Покажите! – попросила Ольга.
Пётр Андреевич принёс из соседней комнаты небольшой, вставленный в раму портрет, написанный маслом. Ольга некоторое время смотрела на него и сказала:
– Вы меня слишком красивой изобразили. Разве же я такая?
– Много лучше! И, если я не смог передать всей неземной красоты вашей, то виной тому лишь недостаточное моё мастерство и то, что писать мне приходилось по памяти. Позвольте, однако же, Ольга Романовна, подарить вам этот портрет!
– Нет! – покачала головой Ольга. – Пусть лучше он останется у вас. Как память обо мне!
– Память? Но мне нужны вы сами, а не память…
– Не мучайте меня, прошу вас! Лучше скажите, чем ещё вы занимались этот месяц?
– Я сочинял стихи, Ольга Романовна.
– Стихи?
– Да, стихи.
– Прочтите, пожалуйста! Я хочу послушать.
– С радостью прочту, потому что писаны они только для вас одной, – ответил Вигель и начал читать:
Я притворяться вынужден живым
Пред всеми. Прежде прочих – пред собою.
Наполнил душу ядовитый дым,
И я погиб без славы и без боя.
Когда б вы мне позволили вздохнуть…
Но вы ушли. И воздуха не стало.
Чтоб робкую свечу мою задуть
Как мало надо было сил, как мало…
Не упрекну ни в чём и никогда!
Вы идол мой, заря моя и муза.
Я имя ваше звёздам и цветам
Дарю, уже не зная жизни вкуса.
Я вас люблю! Любви не нужен грим!
Зачем любовь бессмысленно так губят?
Я притворяться вынужден живым…
Вдохните жизнь в мои немые губы!
Когда Пётр Андреевич кончил читать, он увидел, что по лицу Ольги градом катятся слёзы.
– Боже мой, Ольга Романовна, простите меня! Я огорчил вас! – воскликнул он, бросаясь к ней и становясь на колени.
– Это вы меня простите, Пётр Андреевич… Вы… Вы… Вы самый лучший человек на свете… И я… я тоже вас люблю.
– Олинька! – не поднимаясь с колен, Вигель крепко обнял Ольгу.
Ольга опустила свою маленькую руку в его тёмно-золотые волосы:
– Милый мой, хороший мой… Что же мы с вами делаем? Ведь мы же никогда себе не простим потом…
– Что такое «потом» для нас? В это «потом» мы пойдём вместе. Я никогда не оставлю вас, Олинька, и ничто нас не разлучит! Я хочу, чтобы вы были моей женой! Я люблю вас и всё для вас сделаю!
– Молчите!
Молчите! – Ольга также опустилась на колени и загородила Петру Андреевичу рот ладонью. – Не говорите ничего! Не нужно! Это безумие какое-то…Вигель поднял Ольгу на руки и приник губами к её губам, полуоткрытым и взволнованно вздрагивающим. Она не сопротивлялась, а лишь прижалась к нему теснее и обвила хрупкими руками его шею:
– Чтобы не было впредь, мой милый, я твоя! Душой и телом твоя! Всегда твоя!
…Когда первые лучи рассвета забрезжили за окном, Ольга прильнула лицом к плечу Вигеля и прошептала:
– Что же это мы наделали, Петя? Ведь это же грех… Но ничего, ничего… Я всю жизнь молиться буду… Я отмолю… Обоих нас отмолю…
Пётр Андреевич погладил её по распущенным волосам:
– Если кто и виноват в чём-либо, то я один. Но теперь уж мы не расстанемся. Ты выйдешь за меня замуж. Мы обвенчаемся весной. И это будет самый прекрасный день. На тебе будет белое прекрасное платье, и ты ещё больше будешь похожа на небесного ангела… Небо будет синим…
– Как твои глаза…
– И солнце будет светить, и птицы – петь… И мы будем самыми счастливыми во всём свете! И потом мы тоже будем счастливы!
– Мне пора уходить… – прошептала Ольга. – Если бабушка узнает, что я не ночевала дома…
– Погоди, прошу тебя!
– Мне пора…
– Побудь ещё немного, – Вигель крепко обнял Ольгу, касаясь губами ей нежной шеи и глубокой ямочки внизу её…
– Я люблю тебя, Петя, – сказала Ольга, чувствуя, как от ласк его, где-то внутри огненным жаром разрастается счастье, от которого хотелось кричать и плакать…
Глава
III
БЕЛЫЙ БУРНУС
Последние две недели Анна Саввична почти не поднималась с постели. Она чувствовала, как жизнь медленно, по капле, уходит из её измученного недугами тела, и боялась. Разумеется, боялась не смерти, к которой приготовилась ещё лет десять назад, но из-за несчастных обстоятельств семьи всё крепилась, не уходила, цеплялась за жизнь, от которой неимоверно устала. Анна Саввична боялась за внучек, которые без её присмотра могут потеряться… Что-то будет с ними? Эта мысль не давала покоя, сидела неотступно в затуманенной голове, долбила висок, вопила… Иногда Анна Саввична впадала в какое-то забытьё, но, стоило лишь очнуться от него, тяжёлые думы возвращались…
Рождественским утром бабушка позвала Ольгу к себе. Она полулежала, положив высоко подушки, на убранной кровати, одетая, но смертельно бледная.
– Вам что-то нужно, бабушка? – спросила Ольга.
– Да… – дрожащим от слабости голосом ответила Анна Саввична. – Подойди, сядь подле меня…
Ольга послушно села на край кровати и взяла ледяную руку бабушки в свои. Анна Саввична с заметным усилием заговорила вновь:
– Олинька, ты видишь, что я уже совсем плоха. Не отрицай… Мне тяжело говорить. Поэтому просто выслушай меня… Я очень скоро умру. Мне осталось жить от силы несколько недель. Не знаю, буду ли я в сознании позже, поэтому говорю теперь… Олинька, мне очень тяжело уходить, потому что душа моя неспокойна. Я ухожу в ужасе от неведения, что будет с вами, моими девочками, для которых я, кажется, сделала всё, что было в моих силах…