Велики амбиции, да мала амуниция
Шрифт:
– Шурыга-мурыга! Ваше благородие, нешто ж я помню? Я много у кого чего заимствовал… У кого часы, у кого кошелёк… Вы сами знаете!
– Эти часы были сняты с застреленного у себя на квартире ростовщика, – пояснил Николай Степанович. – Вы, кажется, подобными делами не промышляли, а, между тем, часы оказались у вас. Каким образом?
Кочегар нахмурился:
– Да, уж это вы мне не шейте… Здесь не моя специальность. Покажите-ка часы поближе. Может, я припомню.
Василь Васильич подал Рахманову часы. Тот посмотрел на них, подумал несколько секунд и кивнул:
– Вспомнил, шурыга-мурыга… «Пиковая дама», ехидна простуженная, притащил мне
– А теперь рассказывай всё подробно! Что за «Пиковая дама»?
– Так, хлыщ один… Приходил играть к нам на «мельницу». Естественно, проиграл. Слинять хотел, но мои ребята его быстро срисовали. Я ему срок дал, чтобы долг вернул, под угрозой расправы… Думал, если честно, что не найдёт он таких денег. А тут с месяц тому назад является, красавец, разодетый в пух и прах, приносит мне ценные бумаги на нужную сумму и часы эти, в зачёт набежавших за это время процентов. Сказал, что наследство получил…
– И ты поверил?
– А мне не всё ли равно было? Главное, деньги принёс… Я на них потом у Шипова такой пир закатил!
– Что вам известно об этом человеке? – спросил Немировский. – Имя? Адрес? И почему вы его «Пиковой дамой» зовёте?
– Душа у него чёрная, хотя лицом бел, что девица… Шибко он на бабу смахивал! Смазливый, хлявенький… Соплёй такого перешибить можно. Из студентов.
– Имя?
– Господин следователь, да нешто ж мы, шурыга-мурыга, на «мельнице» имена да фамилии спрашивали? Первый раз явился он к нам со своим другом. Тот истинный барин был! Князь! Царь! Я его даже обмануть не посмел. А, главное, гордый человек. Смелый и сильный. Уважаю таких… А этот рядом с ним, что шакал был… И сразу я приметил, какая зависть у него к другу-то… Тщеславен, труслив и подл… Такие любят возле могучих натур отираться. Клопы… Давить бы их! А другу своему он, что обезьяна, подражал… Даже и пальто, как у него, пошил! На «наследство»-то!
– Какое пальто? – уточнил Немировский, уже не сомневаясь в ответе.
– Белое такое, широкое.
– Всё ясно, «белый бурнус», – резюмировал Василь Васильич. – Ты сказал, что он от вас слинять хотел, а твои ребята его нашли? Значит, адрес его ты знаешь?
– Варварка, 16… – ответил Рахманов. – Он там квартировал прежде. Может, уж и съехал.
– Мы это проверим, – кивнул Немировский.
– А всё-таки не мог я так ошибиться, шурыга-мурыга… – задумчиво сказал Кочегар. – У этого лакузы кишка тонка человека укокать… Не посмел бы он… А там чёрт знает: может, страх за свою шкуру смелости добавил…
– Скажите, Рахманов, для чего вам понадобилась крест у архиерея красть? Величайший ведь риск…
– Зато какая слава! – осклабился Кочегар, лязгнув зубами. – Все газеты прописали, шурыга-мурыга! Ну, у кого бы ещё таланта хватило снять крест с архиерея, чтобы тот ничего не заметил?!
– Да талант у вас большой, Рахманов. Жаль, что столь своеобразный…
– Вот, интересно, господин следователь, а такой талант, как мой, тоже от Господа Бога даётся?
– Я к вам больше вопросов пока не имею, – сказал Немировский.
Романенко открыл дверь, грянул зычно:
– Увести подследственного!
Когда Рахманова увели, Николай Степанович лукаво посмотрел на Василь Васильича:
– А что, не наведаться ли нам прямо сейчас на Варварку? Если уж
не застанем там «белый бурнус», так, может, хоть что-то узнаем о нём.– Согласен, – кивнул Романенко.
– Ты, Василь Васильич, из полиции уходить не раздумал ли?
– По правде говоря, раздумал, Николай Степанович. Я ведь ничего, кроме этой службы, не знаю. Подохну я без неё, аки пёс!
– Вот, и правильно, что раздумал, – одобрил Немировский, улыбнувшись.
Николай Степанович и Романенко спустились вниз и вышли на улицу. Внезапно к ним подошла молодая девушка с бледным, печальным лицом.
– Господин Немировский? – неуверенно спросила она, дрожа не то от волнения, не то от холода.
– Так точно… Чем могу быть вам полезен, сударыня?
– Я только хотела узнать… Я слышала, что Пётр Андреевич… Что он был ранен… Я пришла справиться о его здоровье…
– Ах, вот, оно что! Рад вас успокоить, жизни его ничего не угрожает. Он был ранен в плечо, и теперь уже поправляется. Он теперь временно живёт у нас с сестрой, так что, если хотите, я могу вас подвезти…
– Нет, благодарю вас, не нужно. Я только хотела узнать… Спасибо вам!
– А вы, простите, кто ему?
– Никто… Просто мы живём в одном доме… И я беспокоилась… Я рада, что ему ничего не угрожает… Прощайте!
– Может быть, передать что-нибудь Петру Андреевичу?
– Нет, ничего не нужно… И не говорите ему, пожалуйста, что я приходила…
– Вы, кажется, замёрзли, – заметил Немировский. – Вы давно ждёте здесь?
– Почти час… Но это неважно.
– Быть может, вас всё-таки подвезти куда-нибудь?
– Нет, господин Немировский! Не надо! Спасибо вам за всё! Прощайте! – девушка повернулась и быстро пошла по улице, сгибаясь от порывов ветра, ударяющих ей в лицо снежной пылью.
Николай Степанович пожал плечами и обернулся к Романенко.
– Эта девушка несколько дней назад предпочла нашему Петру Андреевичу какого-то богатого старца… – сказал Василь Васильич мрачно.
– Неужели?
– Вигель сам рассказывал мне об этом… Я тогда встретил его, и он был в огромном огорчении…
– Вот, значит, как, – вздохнул Немировский. – Кажется, она тоже очень страдает… Жаль их обоих…
– Да, жаль… Однако же, мы едем?
– Да-да, разумеется…
В доме 16 на Варварке удалось застать хозяйку, которая весьма насторожённо отнеслась к гостям из полиции.
– Сударыня, – учтиво обратился к ней Николай Степанович. – Мы разыскиваем молодого человека, весьма приятной наружности. Студента. Тонок, изящен, темноволос, бледен… Модно и со вкусом одевается…
– Так ведь это Анатоль! – воскликнула хозяйка.
– Анатоль?
– Да, сударь! Он снимал у меня квартиру… Точнее говоря, чердак… Вы знаете, я очень удивлялась… Ведь студенты – люди бедные. Большинство в Латинском квартале живут, комнаты дешёвые снимает. А этот – квартиру! И всё-то так дорого одевался, дорогим парфюмом пользовался… А за квартиру никогда вовремя не платил. Всё в долг жил!
– Как же вы ему разрешали не платить?
– Ах, господин следователь… – хозяйка потупилась. – Я много раз хотела его с квартиры попросить, а он придёт, умоляет, на колени становится, плачет даже, клянётся заплатить… «Куда же, – говорит, – я пойду от вас, Василиса Егоровна? Смилостивитесь, не гоните!» А собой-то он так хорош, так хорош… Прямо херувим, хоть теперь писать! И жалко мне его до слёз становилось… Неженка он был, ранимый такой, чувствительный… Рука не поднималась прогнать. Уж как я себя ругала за это, но…