Великие императоры времени

– Спасибо тебе, Аристид. А можешь ответить еще на вопросы?

– Могу, если знаю, что сказать по ним.

– А скажи, почему народ твой феноклами прозывался?

– Это давняя история. Когда-то был вождь у нас. Звали его так - Феноклид. Поэтому, людей так по роду его и обозвали. То время было еще Анамнехона отца правление.

– Теперь, ответь мне еще на такой вопрос. Почему ты согласился на людской уговор тогда и почему по их слову все то оставил бесследно?

– Так Богу было угодно. Он велел поступить таким образом и в первом, и во втором. Слышал я его голос внутри себя, а иногда, даже записывал слово какое, им сказанное для блага и дела общего.

– Но от тебя, как говорят, ничего не осталось?

– Не знаю я того. Что писал - то людям ведал. Правда, при жизни того не показывал. Все мои труды так и остались непрочтенными, думаю. Кому то было нужно, если каждый пекся о своем благе личном, а больше ничего не надо.

– Не винишь ли Бога самого в своей смерти ранней?
– спрашивает сам Бог.

– Нет, то сотворили люди или один из них. Бог желал лишь всем добра и славы в труда величии. Так думал я всегда и опосля с тем же остаюсь.

– Ну, что ж, прощаю тебе твои грехи ранние от чрева людского, в пороке затеянного, и возвожу на небеса, дабы мысль твоя в душе состояща там сохранялась до дня великого и благого.

– Благодарю тебя, Бог, за доброту великую. Оставляю человека того и ухожу, как и велено. Но опосля себя след в душе его оставляю и отдаю силы величие в праздности только ума.

– Хорошо, что так поступаешь. Долго не задерживайся. Время уходит и душа твоя вновь чем загрязниться может, - говорит Бог.

– Уже иду, следом за тобою ступаю. А след сам уже сотворил и часть ума своего человеку оставил. Пусть, благо им творится, и горе людское трудом великим его окупается. Прощай, человек, удаляюсь от тебя и вместе со словом божьим вверх уношусь.

Это был Аристид и в душе-теле одного содержался до времени исторической очистки его. Практически, мало что почувствовал тот человек, ибо душа чиста была и до того, и только его мыслью порочною в жизни могла немного очерниться.

– То душа светлая и мною нарочно на свет пущенная, дабы узнали вы большее и усмотрели в другом всяку ложь, - говорит сам Бог и велит переходить к оповествованию другому, которое в главе иной будет содержаться и по-иному именоваться.

Глава 3

Неисправимый Аристотель

Об Аристотеле уже говорилось и повторяться в очередной раз не будем. Но на сей раз действительно по "коридору темному" пройтись будет нужно, дабы беседа наша состоялась, и ответы мы получили.

Так и поступаем. Вниз по коридору опускаемся и к двери одной приближаемся.

Из-под нее свет яркий просачивается и в глаза наши больно бьет. То дверь в ад людской, где души те заблудшие срок свой мытают и очистить себя в годах пытаются.

Беремся отважно за ручку двери той и сразу глаза свои заслоняем от света, нам навстречу рвущегося.

Затем дверь резко открываем и также быстро уже за собой закрываем, чтоб душа какая недоочищенная наверх ранее не вырвалась.

И вот, мы уже внизу и пред рекой останавливаемся. Там ожидаем немного, а затем благодаря паромщику или лодочнику на другой брег переходим. А дальше поле большое нас встречает, и душ полным-полно там бродит вокруг.

Имя то быстро взываем и рот рукой прикрываем, чтоб пакость какая адская к нам внутрь не взошла. Появляются сразу тени светящиеся многие.

– Которая из нас?
– спрашивают.

Мы же говорим так:

– Пусть, подойдет душа того, кто вторым императором Рима звался.

Сразу отделяется одна, а другие исчезают. Им нет дела до чужих грехов. Им бы свои исправить, да на землю воочию возвернуться.

– Я тот, кого вы ищете, - говорит нам душа опасенная. Стоят подле ней два великана в одеянии желто-голубом и сверкают своими доспехами. Это охрана той души, чтоб даже очистившись во времени, она не смогла взойти в свет, а так продолжала там и дальше маяться.

Приветствуем каждый по-своему ту душу и чуть-чуть к ней приближаемся на расстояние, чтоб слышно хорошо было.

Ближе не подходим, а то вдруг она прыть какую-то проявит и вмиг в нас самих обернется.

Вдруг воины те не успеют ее схватить за ноги и утащить назад.

Начинаем вопросы ей задавать и спрашивать о времени его тунеядства большого.

– Как долго здесь?
– спрашиваем участливо, ибо жалко нам душу человеческую, в тяготе той состоящую.

 - Да уж веков больш двадцати двух состою.

 - Ну и как оно тут живется?

– А вы, что же, не видите сами?
– отвечает душа и показывает на свою охрану.

Те еще крепче ее схватывают, да так, что аж стонет она.

– Отпустите, не убегу никуда. Богом велено здесь пребывать до сроку дня нужного.

– Знаем то, - отвечает охрана, - но и твою хитрость ведаем. Сколь здесь состоишь, а все о том же помышляешь. Потому и держим так. Бог велит службу хорошо нести.

– Всё знаете, - зло говорит душа, - только вот они, дурни, мало что сами о себе знают, - это Аристотель о нас с вами говорит и пальцем своим немного крючковатым тычет. Когда-то палец тот побывал в беде великой, да так и исказился, как и почерк самого Аристотеля во время земного пребывания.

– А, что знать мы должны?
– разбирает нас интерес, и мы даже ослабляем свое внимание и чуть-чуть ближе пододвигаемся к той душе.

– А ну-ка, отодвиньтесь, - сурово говорит охрана и достает свои доспехи, чтоб в случае чего нас же уберечь от пагубности души той.

Это мы поняли и сразу, немного назад отходя, спрашиваем еще раз.

Душа видит, что дело ее не выгорело и в плач небольшой бросается, пытаясь нас разжалобить. Но мы то уже знаем о ее проделках, а потому, молча выжидаем, когда все окончится и вновь к ней обратимся с вопросом тем же

Наконец, душа соглашается с судьбою своею и, вытягиваясь во весь рост, начинает вести с нами беседу.

– Так, что вы узнать желаете?
– лебезит она перед нами, прямо заглядывая нам в глаза, от чего аж не по себе как-то становится,

– Желаем узнать, как подлог совершил ты в свое время и имя другое осквернил?

– А-а, это об том деле, - сочувственно самой себе отвечает душа, и голова понуро свисает вниз.

Аж жалко становится ее до той поры, пока она резко головой вверх не взбрасывает и свет свой из очей на нас извергает, быстро говоря.