Великие императоры времени

и привык. Знать многое хотелось о себе и о других также. К Риму не сразу пробился. Грек по роду я своему. Потому, для того, чтобы достичь означенного, а с детства я в себе такую мысль обнаружил, надо было вначале мне римлянином стать. Потихоньку взрастая, я все подмечал и знал, о чем люди шепот ведут. Толковали они, что царь есть где-то ослепленный, и подле него никого нет. Помета не было никакого по роду людскому.

– Аристотель, сей лжец великий, и тут неправду молвит, - Бог сие перебивает и своею речью дальше ведет.

– Говори правду, не то взыщу больше.

– Хорошо, - отвечает, тихо сопя, та душа и ведает уже по-другому.

– Сызмальства я делу одному пристрастился. Гол ходил и часто рукою блуд свой прикрывал. От того повелось мне так завсегда делать и время от времени услад свой я получал. Заметили то родители мои приемные и наказали. Обозлился я против них и мзду свою уже по жизни взрослой сотворил. Отца того приемного ослепил и детородного органа лишил, а мать ту поверг собою и опосля жить оставил, чтоб слава о ней гадкая катилась. Историю ту я придумал по-другому и другу моему Софоклу поведал, указав имена другие и по-другому образы людские составив. Но то уже позже случилось. Тогда же я обиду стерпел и так же жить там оставался.

Повзрослев немного, прослыхал я клич, что римский император бросил. К нему в ученики и подался. Там с Софоклом и другими познакомился. Там же Дамоклида повстречал, что в моей жизни сыграл роль особую. Когда отпустили нас, то я вновь к дому прибился, но ко времени тому многое изменилось. Прикинулся я неузнанным и в дом тот пробрался. Там грех совершил тот, о котором говорил, а после вроде бы спасителем в виде другом оказался и в доме том поселился, как другой человек.

Все почести мне воздавали и в первый раз лавром увенчали. Возле родителя того, мною ослепленного, я состоял и его рукою правил. Не знал он, что то я и есть и даже думать забыл о сыне том приемном.

Долго по времени правил я так изподтишка и к родительнице приемной по прошлому хаживал, как к жене своей. Знали об том люди, но боялись слово молвить. Думали, что могу я и их казнить, как врагов тех, мною придуманных.

Спустя время, надумал я умертвить родителя того и сделал это, обустроив дело по-хитрому. Стал я тогда настоящим правителем. И хотя не был царем, но почести те получал. Захотел спустя сжить со свету и женщину ту, что подле состояла. Вскоре дело свершил и один вовсе остался. Тут-то я уже мог, как хотел, развернуться и по-своему повести.

Прознал я про закон, что чтобы римлянином стать - надо на римлянке жениться. Наметил я себе одну такую и начал обхаживать всяко да того добиваться.

Но сделать то было трудно. Хоть и распутницы все были они, но чтобы женитьбу сотворить, нужно многое свершить.

Долго побивался я в женихах и всякое в ее указание чинил. Вконец, смилостивилась она предо мною и согласилась на брак тот. Возрадовался я тому, но оказалось рано.

Воспротивился тому ее отец, царем Анамгеноном зовущийся. Дочь звалась просто - Александра. Не захотел он, чтобы она за меня замуж шла.

Прослыхал он, что я безроден и к дому тому просто так подступился. Тогда, решил я пойти на хитрость. Взял и очистил конюшни Анамгеноновы от грязи великой, реку перегородив камнями большими и грязь ту вплавь пустив.

Порадовался царь тот делу тому и повелел другое сотворить для него. Велел, чтоб дом на горе стоял, под горою река текла и вниз спадала.

Такое уж мне не под силу было. И, вспомнив про друга своего Дамоклида, я к нему обратился.

Вдвоем мы то совершили быстро, вокруг дома того землю убрав, а реку в обиход пустив, да так, что с одной стороны она в дом тот большой входила, а с другой выходила, вниз спадая и грязь всегда унося.

Так получилось, что дом вроде бы на горе стоит, а река все уносит.

Похвалил меня царь за это и даже руку пожал, как римлянину, но все ж согласия пока не давал. Велел за другое браться. То пни корчевать заставлял, то поле быками вспахивать, то колос собирать, то зерно выдавливать или выжмакивать. В общем, года три на то дело ушло.

Вместе с Дамоклидом то все делали, но царю я его не показывал. Дочь его сама ко мне иногла приходила и уговаривала прекратить домогания. Мол, отец все равно не позволит сделать это. Но я упрям был и упрямство мое все же цели достигло.

Спустя три года я добился означенного и по праву римлянином стал. Дамоклид же к императору подался. Тот его вызвал к себе.

Стал я проживать вскоре на горе в доме том. И так, и сяк старался всегда царю угодить, и всегда ему не перечил. Долго так было. Но вконец все ж терпение мое лопнуло.

Домогаясь очередной раз чего-то, царь тот как-то забылся и к краю дома того подошел. Взял я его, да и подтолкнул немного. Упал он вниз прямо на камни, да так и разбился.

Опечалилась дочь его, но на меня подозрения не пало. Сохранил я с нею хорошие отношения, да так и проживали мы вместе.

Хочу отметить, что вел я жизнь не блудную. Дома находился и все жену, как и прежде, обхаживал. Не была она особо красавицей, да все ж женой доводилась и царицей была.

Меня же пока так не величали. И решил я по-настоящему того добиться. Созвал как-то народ и указал им на город другой.

– Там, - сказал и махнул рукою, - великие ценности хранятся. Можно ими овладеть, если мудро поступить. Затем все то нам достанется и меньше работать где будем. Как в Риме заживем и себя так же величать станем. Добьюсь я места того, если меня поддержите в делах и вас я затем счастливыми сделаю.

Поддержали меня многие, да только царица в стороне осталась. Хоть римлянка была и отец ее, но все же не поддерживали нравов тех и жили по-другому.

Но перечить мне не смогла, да так же, как и отец, на камни те бросилась, не в силах противостоять и видеть все то.

Обрадовался я, и люди тому обрадовались. Хотели и они достичь блага того, что в Риме, а потому, сразу же мы в поход и отправились.

Достигли города того и ночью напали. Никто не ожидал этого, и победа легко досталась. Набрали мы всякого много и увезли с собой.

Многих ослепили, чтоб знать не знали, кто на них напал, других побили, третьих в живь укопали, а по большей части разогнали. Дело то все ночью было и мало кто уцелел. Кто же все-таки убежал, то не мог сказать, кто на них напал. К утру мы тихо убрались и следы за собою подмели.

В город же возвратившись, мы пир устроили и начали воспевать сии дела для нас благие.

С собою взяли мы дев ослепленных и ими ублажались, своих пока в стороне от того оставляя. Дальше погубили их всех и в одном месте захоронили неподалек холма того, где дом мой стоял.