Великий перелом

[1] Это примерно 7300 автомобилей в год. Немного, но на порядок больше, чем раньше.

Часть 2. Глава 7

1927 год, июль, 27. Москва

Фрунзе стоял у открытого окна и дышал свежим воздухом. Излишне жарким и пыльным. Раннее утро давно закончилось и дело шло к обеду. Но делегация только еще втягивалась в зал и рассаживалась. Англия и Франция, возмущенные нарастающим сотрудничеством между СССР и Германией, решили вмешаться. Во всяком случае — тема беседы была именно он концессиях.

Очень хотелось курить.

Но нарком лишь хрустел костяшками пальцев. Иногда на него накатывало. Видимо сказывалась привычка оригинального Фрунзе. А может и окружение на него так действовало. Курили ведь повально. И тут хочешь не хочешь потянет. Чтобы от коллектива не отбиваться.

Нарком оглянулся, взглянув на этих людей.

Медленные. Пышные.

Они его раздражали.

Он совершенно не любил с такими общаться и работать. Так как находился с ними не на одной волне. Что еще сильнее обострилось после слияния с остатками личности старого Фрунзе.

— Михаил Васильевич, — произнес кто-то из молодых сотрудников НКИД, — вас просят.

— Куда просят то? Эти парализованные индюки еще полчаса будут задницы на стульях устраивать. — произнес он достаточно громко, чтобы переводчики услышали и шепнули перевод на ушко своим.

— Так… говорят — вас ждут только.

Ничего не отвечая Фрунзе направился к столу. Прошел на центральное место рядом с главой СНК Рыковым, где и уселся. Бросив остальным:

— Присаживайтесь. Давайте начинать.

От чего Чичерин поморщился, так как выглядело слишком грубо. Гости же держали лицо. Им был явно интересен этот странный нарком.

Посидели.

Поболтали.

Строго говоря, французы и англичане выражали «обеспокоенность» таким стремительным и обширным развертыванием «концессий» германских компаний в СССР. Дескать, это позволяло немцам обходить ограничительные запреты Версальского договора. То есть, санкции, направленные на то, чтобы в Европе никогда больше не было такой страшной войны.

Фрунзе молчал, но внимательно слушал.

Кое-что фиксировал на листочке.

Наконец, когда возникла пауза и потребовалось от него что-то прокомментировать. Он с максимально невозмутимым лицом заявил:

— Прежде чем начать, я хотел бы поблагодарить правительства Великобритании и Франции, а также их представителей — Мориса Палеолога и Джорджа Уильяма Бьюкенена — в самом деятельном участии по свержению проклятого царизма в России. Это был на редкость самоотверженный шаг. Под конец тяжелейшей войны прийти на помощь народу своего союзника, находящегося под пятой монархии, и помочь ему обрести демократию.

Пауза.

За столом раздался сдавленный кашель. А лица некоторых представителей англо-французской делегации побледнели, покраснели, а местами покрылись пятнами. Ведь эта встреча проходила не за закрытыми дверями. И присутствовали журналисты, которые прям очень оживились. Много журналистов. Притом приглашенных по просьбе именно англо-французской стороны, привыкшей доминировать в переговорах. И собиравшихся потом отразить в газетах, как Советская сторона будет снова выглядеть в не лучшем свете.

— К слову сказать, сэр, — обратился он к главе делегации Туманного Альбиона. — Очень похвально, что англичане так рьяно стоят за республику, демократию и социальную справедливость. Но почему в вашей стране до сих пор монархия?

— Я вас не понимаю, — с трудом произнес этот англичанин.

— Ну как же? Такое радение в России. А перед тем помощь французским патриотам по свержению монархии и утверждении республики. Ну… в годы франко-прусской войны. Такая самоотверженность не может не вызывать восхищения. Я не могу говорить за весь Советский Союз, но лично я, если вы надумаете, наконец, и у себя дома взяться за утверждения демократии и социальной справедливости, всячески буду вас поддерживать. А то получается, как в старой и грустной шутке про сапожника без сапог.

Снова пауза.

Англичанин молчал, собираясь с мыслями. И французская делегация прям напряглась. Серьезно. Этот вопрос они очень не любили вспоминать. Тем более в таком ключе. Журналисты же строчили в своих блокнотиках так рьяно, что чуть ли не дым шел.

— Я грешным делом даже хотел выступить с предложением награждения Мориса и Джорджа революционным оружием за их вклад в дело революции. Но потом товарищи мне подсказали, что эти люди, после Великой Октябрьской революции приняли самое деятельное участие в организации интервенции против Советской власти. И это, друзья, вызвало у меня прямо когнитивный диссонанс, как любят говаривать наши врачи-психи.

— Психиатры, — поправил его Чичерин.

— Ах да, точно, психиатры. Благодарю. Как же так? И ладно Великобритания. Монарх всегда может задушить самые благостные порывы своих подданных. И, без всякого сомнения, заставил бедного Бьюкенена заниматься этой злодейской деятельностью. Но как же Франция? Республика решила выступить против республики? Да еще парламентской! Ведь Советы — это парламент, переводя на привычные термины. И мы у себя в державе регулярно привлекаем к законотворчеству широкие круги депутатов. В том числе и из простого народа. И ладно это. Ведь Советская Россия подняла лозунги совершенно каноничные и близкие французами. Libert'e, 'egalit'e, fraternit'e! Не так ли? Как же так?

— Мы… я… — французский посол выглядел растерянным.

— Емко. Внушает. — с абсолютно невозмутимым видом произнес Фрунзе. — Полностью вас поддерживаю. Но ладно. Что было то прошло. Союз Советских Социалистических Республик утвердил свою власть на землях бывшей Российской Империи. В международном практике — по праву завоевания. И теперь принял на себя наследство Империи. Из чего у меня возник простой и очевидный вопрос. ГДЕ. НАША. ДОЛЯ. — по словам и с нажимом буквально прорычал Фрунзе.

А потом откинулся на спинку стула и взглядом энтомолога стал рассматривать своих собеседников.

— Мы не об этом собрались разговаривать, — первым произнес англичанин.

— Разве? Наверное, меня ввели в заблуждение. И сказали, что делегации Франции и Англии хотят обсудить с СССР его долю за четыре года тяжелейшей войны. В котором гибли наши рабочие и крестьяне. Мы ведь именно их интересы представляем в первую очередь.

— Вас ввели в заблуждение, — уже взяв себя в руки вежливо произнес англичанин. — Мы хотели обсудить вашу помощь Германии в обходе Версальских ограничений.