Великий перелом

— Правительство Германии нарушает хотя бы один пункт этих ограничений?

— Нет, но…

— На нет — и суда нет. — перебил его Фрунзе, повышая тон. — Если правительство Германии не нарушает свои международные обязательства, то все остальное — ее личные, суверенные дела. Которые решать народу и правительству Германии, а не нам с вами. Не так ли? Причем, хочу заметить, законно выбранному народом правительству. Или вы отказываете германскому народу в праве выбирать себе правительство?

— Михаил Васильевич, вы же понимаете, о чем я говорю? Советское правительство помогает обходить ограничения Версальского договора. Не нарушать их, а обходить.

— Быть может французские, английские или американские компании горят желанием с нами сотрудничать? Что-то я не вижу очереди. А все переговоры раз за разом заканчиваются ничем. С кем еще нам сотрудничать? С благими намерениями? СССР открыта для сотрудничества. У нас большой план развития и реконструкции всей державы. Не хотите, чтобы мы так тесно сотрудничали с Германией, так включайтесь. Нам, например, нужно модернизировать судостроительные верфи Ленинграда. И вы со своим опытом могли бы очень пригодится, чтобы научиться строить самые передовые линкоры. Не хотите? По глазам вижу — не хотите. Ну так какие претензии могут быть к нам? Мы никаких международных обязательств и соглашений не нарушаем. И, кстати, очень интересуемся, когда правительства Антанты уже соберутся с мыслями, чтобы обсудить с нами нашу долю, как страны-победительницы в Мировой войне. Ведь отказ вас это делать выставляет уже вас как нарушителей своих обязательств. Не так ли?

— В войне участвовала Российская Империя, а не СССР, — заметил француз. — И СССР не в праве претендовать на…

— То есть, когда вы желали с нас взыскивать долги Российской Империи, вас этот момент не смущал? — вновь перебил собеседника Фрунзе, повышая голос. — Ведь юридически, если уж по существу, вопрос не к нам. Кто наследник покойного Николая II? Какой-то очередной князь в изгнании? Вот с него его долги и взыскивайте. А по частным кредитам — с тех кредиторов, что их набирали. Тем более, что они почти все живут во Франции. Что же имущества, которое было утрачено гражданами Франции в ходе революции, то тут вопрос к персоналиям во французском правительстве, и конкретным исполнителям, которые всячески помогали эту самую революцию совершить. Мы то тут причем? Ведь даже хомяку было ясно — февралем дело закончиться не могло. Как и нельзя быть беременной немножко, так и с утверждением Libert'e, 'egalit'e, fraternit'e, то есть, социальной справедливости, не получится остановиться на полпути.

— Эм… — опешил посол.

Тон и вид наркома обороны был совершенно непривычен для дипломатического формата бесед. Он говорил громко и таким тоном, словно отдавал приказ. Позволял себя перебивать. И всяческим доминировал в беседе, опираясь на достаточно примитивные риторические приемы. Но действенные, так как собеседники были к ним не готовы. Ведь так никто переговоры обычно не вел на столь высоком уровне.

— Несмотря на здравый смысл и логику мы, правительство Союза советский социалистических республик, благородно и великодушно приняли на себя наследство Российской Империи. Взвалив на свои плечи все обязательства. И, как следствие, стали выгодоприобретателями по всем, заключенным Империей договоренностям. Так что тут ваша позиция выходит очень скользкой. Вы либо крестик снимите, либо кальсоны наденьте. А то какие-то слишком уже наглые двойные стандарты у вас выходят…

Поговорили.

Фрунзе продолжал свою атаку в едких выражениях продавливая нужную ему линию. Заставляя собеседников оправдываться раз за разом. Например, он припомнил собеседникам кражу имущества царского правительства. Которое, вообще-то советское. Ну и так далее. Англо-французы попытались съехать с темы, ссылаясь на то, что это все — вина предыдущей администрации. То есть, используя свой вполне традиционный прием для таких случаев. Но и это не «прокатило» и не вынудило Михаила Васильевича споткнуться и потерять темп наступления.

— Вы нас за лемуров держите что ли?

— В каком смысле? — уточнил англичанин.

— Почему лемуров? — спросил француз.

— Администрацию выбирает народ. Так?

— Так. — нехотя ответил посол Франции.

— То есть, администрация выражает волю народа?

— Вы не так нас поняли… — возразил английский посол.

— А как я вас должен понять? — перебил он его. — Вы разве не пытаетесь сейчас вмешаться в суверенные дела Советского Союза и помешать ему развивать свою экономику? Кстати, — обратился он к французам. — У нас тут все больше и больше набирает силу мнение о том, что французы специально содержали корабли, принадлежащие СССР, в ненадлежащем состоянии, из-за чего они все сгнили. А потом еще и денег за них запросили… Что вы на это скажете?..

В общем — переговоры удалось сорвать. С оглушительным треском. Таким, что уже на следующий день все европейские газеты пестрели заголовками самого скандального толка.

Причем каждая страна склоняла переговоры на свой лад. Финляндия, «прибалтийские тигры», Польша и Румыния громче всех возмущались бестактностью и хамством Фрунзе. Немцы же и итальянцы подняли вопрос о бессовестности лидеров Антанты и их двуличности. Немцы понятно. А вот итальянцы чувствовали себя по итогам войны крайне ущемленными и в чем-то даже обворованными. Поэтому озвученные Михаилом Васильевичем тезисы задели их за живое…

Нарком же, завершив этот фарс, поехал к себе. Где пообедал, выпил немного коньяку и пару часиков поспал. Он последнее время был несколько взвинчен из-за плохого сна ночью. Поэтому старался, по возможности, добирать днем. После чего привел себя в порядок и вернулся к запланированным мероприятиям. Ведь переговоры завершились сильно раньше ожидаемого времени, открывая ему «окно» для отдыха.

— Владимир Иосифович, — доброжелательно произнес он, обращаясь к вошедшему Рдултовскому. — Давненько не виделись.

— Да уж три месяца как прошло. — добродушно он заявил, пожимая руку.

— Присаживайтесь. С чем пожаловали?

И дальше они погрузились в дела.

Работы по 20-мм автоматической пушке, которая потенциально должна была пойти на вооружение самолетов, подтолкнула Михаила Васильевича к опытам по так называемым minengeschoss, то есть, тонкостенным боеприпасам с повышенным наполнением их взрывчатым веществом. В сочетании с чувствительным взрывателем это должно было стать очень важным аргументом для воздушного боя. Даже в калибре 20-мм.

Рдултовский пошел дальше. И, зная о поставленных на вооружение 76-мм и 122-мм гаубицах с низкой начальной скоростью снарядов, разработал для них в инициативном порядке новые снаряды. Понятно, что не minengeschoss, но тоже довольно интересные. Он, опираясь на результаты испытаний, предположил делать их намного более тонкостенные. Укладывая внутрь спираль из надсеченной каленой проволоки, как Дьяконов с подачи Фрунзе сделал для 40-мм гранатомета.

Его опыты на полигоне показали, что такой подход показал кардинально большую эффективность. Осыпь осколков стала более густая и летели они с большей скоростью.

Михаил Васильевич полистал принесенные им бумаги. Послушал его. И прям очень заинтересовался.

Да, такой выстрел получался дороже обычного. Но и действовал НАМНОГО лучше. Что позволяло для подавления любой цели из этих гаубиц существенно уменьшить расход боеприпасов. Особенно по сравнению с чугунными, даже из сталистого чугуна.

По цене собственно подавления, правда, в ноль выйти не удалось. В первую очередь из-за большего количества взрывчатки и иного, более качественного материала. Но, если присоединить к этой оценке стоимость логистики, то в целом, они оказывались выгоднее.