Великий перелом
Шрифт:
— Ты что собрался делать?! — раздраженно воскликнул Яков Михайлович. Но тот не медлил и обильно окропил его святой водой, профессиональным жестом…
И случилось невероятное.
Вода запустила химическую реакцию, от которой одежда вспыхнула. Стремительно разгораясь.
Юровский же истошно заорал и завалился на пол, пытаясь сбить пламя.
Получалось плохо.
Тут же набежали стоявшие поодаль сотрудники СИН с огнетушителями. И даже им далеко не сразу удалось сбить пламя. Слишком уж бурная реакция вышла.
Сказать, что священник был ошарашен — ничего не сказать.
Строго говоря —
Дальше был осмотр тела.
Проверка на аномальные проявления, вроде клыков.
Но все оказалось чисто.
Следом за этим провели еще с сотню опытов с рядом самых ярых преступников. Которые, по сути, заслужили себе на несколько высших мер. Из числа таких же террористов, что и Юровский, тесно связанных с террором 1918–1919 годов.
Большинство перенесли эту проверку спокойно. Только ругались, явно недовольные ритуалом. С пару десятков задымились из-за силицида магния — еще одного вещества, полученного в той же лаборатории чуть раньше. А вот вспыхнули еще лишь шестеро. Причем под рукой разных священников. Так что один пришелся на долю католика. А одно вспыхнувшего полил водой из колодца Замзад представитель ислама.
И все это — снимали на камеру, тщательно проводя также и фото-фиксацию. Ну и вели подробные протоколы. Потом из полученных материалов смонтировали полнометражную киноленту. И вот ее-то патриарху и продемонстрировали.
— Я… потрясен… — наконец произнес он, после чрезмерно затянувшегося молчания.
— Священники, которые участвовали в этом деле дали подписку о молчании. Под страхом смертной казни и полной репрессии их родственников. Мы не знаем с чем столкнулись. Но это — явно что-то нездоровое. И мы боимся обнародовать сведения. Сами понимаете — поведение общества непредсказуемо.
— Понимаю, — охотно кивнул патриарх. — И полностью вас в этом поддерживаю. Это ведь получается какая-то нечисть была…
— Врачи их осматривали — по всем признакам люди. Вполне здоровые и полноценные. Разве что отличались особенной кровожадностью и зверствами. Но это вполне объясняется психическими отклонениями.
— Но они загорелись! Задымились!
— Это так. И мы не понимаем — как. Состав воды самый обычный. Вся святая вода по химическому составу была неотличима от обычной. А от нее люди не загораются.
— Вот!
— Мы не знаем кто или что это. Пока мы можем установить точно только факт их самого деятельного участия в терроре времен Гражданской войны. Они выступали ядром. Главной движущей силой. И… это пугает. Ведь получается, что кто-то пользовался нашими благими намерениями. И ввел в наши ряды этих…
— Этих упырей.
— У них не было клыков. Мы тоже про них подумали, но… во всей этой демонологии и прочей чертовщине мы не сильны. Возможно — это какая-то их разновидность. Черт их знает? Однако тот факт, что в годы Гражданской повылезала масса всяких сатанистов и прочих сект заставляет задуматься. Большинство из просто моральные уроды и
психопаты. Но, видимо, не все…— Вы полагаете?
— Как атеист я не могу этого даже допускать. Однако мистические ответы напрашиваются сами собой. И я очень прошу вас помочь нам в этом разобраться. И главное — решить — что делать дальше. Ведь этих тварей кто-то создал…они же не самозародились в луже. Во всяком случае — это выглядит каким-то абсурдом. И мы с учеными пришли к выводу, что они — плод какого-то ритуала. Мутации или еще какой трансформации. Возможно здесь использовалась какая-то неизвестная нам технология… Даже не знаю. Мы сами в растерянности.
— Этого не стоит стыдиться. В такой ситуации любой бы был в растерянности. — очень серьезно произнес патриарх.
Поговорили немного.
Обсудили взаимодействие.
Решив собрать рабочую группу для расследования и изучения этого феномена. Под конец же Фрунзе коснулся одного очень сколького и неприятного момента.
— Вы ведь понимаете, что это все неспроста? И террор по отношению к священникам. И ограбления церквей. И появление этой нечисти.
— Антихрист?
— Вряд ли. Причем тут он? Я атеист, но я думал над этим вопросом, пытаясь поставить себя на место верующего. И вы знаете — мои выводы не утешительны.
— Совсем?
— Совсем. Дело в том, что церковь разлагается. Мужеложество. Симония. Стяжательство. И многое иное. Церковь к моменту революции находилась в тяжелейшем упадке. Как и в свое время в Византии. А перед этим — в Западной Римской Империи. Перед их крахом. И все это, — сделал он широкий жест рукой, — выглядит просто как наказание. И для священнослужителей, и для простых верующих.
Тишина.
— Напоминаю — я просто попытался поставить себя на место верующего. Так что я вас очень прошу, кроме помощи нам в расследовании, займитесь клиром. Я могу ошибаться. Как и любой другой человек. А если нет? И выводов не будет сделано? Что последует после этих упырей? Чернокнижники станут поднимать толпы гнилых вурдалаков или устроят страшный мор? Кстати, испанка. Был бы я верующий — очень бы задумался. Такие страшные моры просто так не приходят. Не так ли?
— Да, — медленно кивнул патриарх, — в ваших словах что-то есть.
— На этом, я полагаю, мы сегодня расстанемся. Почву для размышления я вам дал. Рядом с вами папка и ручка. Там подписка о неразглашении. Прочтите и подпишите. Ввод каждого посвященного в это дело через мое одобрение или Феликса Эдмундовича. И это — не пустая предосторожности. Не удивлюсь, если тот, кто их сотворил — среди нас. И никто не знает — сколько у него сюрпризов еще припасено. Да и всех этих уродцем мы вряд ли выловили. А просто так их пристрелить, как вы видите, будет непросто. Поэтому болтать лишний раз не стоит.
— Я понимаю, — медленно произнес патриарх, во взгляде которого что-то поменялось.
Он прочел подписку. Подписал. И вышел.
Фрунзе же выдохнул и выпил стакан воды, чтобы смочить пересохшее горло.
Врать было сложно. Тем более врать убедительно.
Петр Полянский был очень упертым человеком с удивительно твердой волей. Про веру Фрунзе сказать ничего не мог, так ее измерителя пока не придумали. Но то, что этот человек был в состоянии осознанно принять мученическую смерть или пытки — говорило о многом.