Великий перелом

Так что слепить это все во едино не требовало большого ума. Разумеется, выкупив все связанные патенты и самым тщательным образом «закрыв» их дублями в наиболее важных странах мира.

А сейчас «развлекался» тем, что пытался с помощью сборной рабочей группы создать коммерческий магнитофон. Такого формата, чтобы создать ударную конкуренцию граммофонам и патефонам. Ведь пластинки быстро выходили из строя и имели ограниченное звучание. А тут — такое раздолье!

Что он хотел сделать?

Кассету типа Stereo 8 с бесконечной лентой, где-то на час общего звучания. И какой-нибудь простенький магнитофон для нее. Бытовой. Чтобы дома использовать вместо патефона.

Почему Stereo 8? Она была попроще как технология, нежели более привычная — с двумя бобинами. И существенно дешевле. Как сама кассета, так и магнитофон. Может не самая прогрессивная конструкция, но для старта продвижения нового направления — самое то.

Так что финансовые перспективы у новой музыки, в силу указанных приготовлений, были намного шире, чем мог себе только представить Немирович Данченко. Но Михаил Васильевич его не обнадеживал раньше времени. Вдруг у него ничего не получится? Жизнь она такая. Всегда может все вывернуть наизнанку в самый неподходящий момент…

Тем временем, пока Фрунзе в очередной раз «зависал» в музыкальном театре, Дзержинский, науськанный разного рода «наушниками[2]», почуял недоброе. Он решил посетить медицинские лаборатории, которые организовал нарком. Тот не особенно распространялся о том, чем там занимаются. Да и про яды знал. Вроде как. Хотя это не точно. Поэтому Феликс Эдмундович и напрягся.

Да, ему и раньше всякие гадости про Михаила Васильевича рассказывали. Но последнее время, как он стал особенно влиятельным, поток доносов на него стал совсем уж неприличным. Так что глава ОГПУ стал все больше сомневаться в своем соратнике и друге.

И вот — улучшив момент — решил этот аспект проверить.

В одну лабораторию зашел. Не то. Во вторую. Аналогично. В третью. Тоже самое.

Везде и всюду научно-исследовательские группы трудились над разными аспектами повышения эффективности военно-полевой медицины. Причем не просто трудились, но и имели результаты. Пусть и не самые выдающиеся.

Главное — нигде никаких ядов или чего-либо схожего с ними не наблюдалсоь. А уж с этой гадостью Феликс Эдмундович последнее время много возился. Точнее сталкивался. Терзаясь загадкой гибели Зиновьева.

Но нет — не оно.

И вот — последняя лаборатория и последняя надежда.

Его встретила Ермольева Зинаида Виссарионовна, которая ее и возглавляла.

— Добрый день, Феликс Эдмундович. Вы к нам? — спросила она с совершенно невозмутимым видом.

— Да. Вы здесь старшая.

— Так и есть. Заведующая.

— И чем ваша лаборатория занимается?

Следующие полчаса он вынужденно прослушал лекцию о том, что такое антибиотики и какую революцию они совершат в медицине, если им все удастся. Она привыкла общаться с Фрунзе, а тот любил вникать. Пусть даже ничего толком не понимал, но всегда хотел разобраться. Вот и вывалила на Дзержинского целый ворох довольно сложной в восприятии информации. Как, впрочем, и в предыдущих лабораториях.

— Вы я вижу обескуражены?

— О да. Это действительно будет великим лекарством. — соврал Феликс, в голове которого не укладывалась ситуация. Ведь дыма без огня не бывает. И не могли же на Фрунзе клеветать совсем уж в наглую, без каких бы то ни было оснований. — И что у вас уже есть успехи?

— Мы смогли выделить подходящую культуру. И сейчас проводим клинические испытания.

— Это как?

— Предлагаем безнадежным больным принять участие в опыте с некоторым шансом на выздоровление.

— И каков этот шанс?

— Мы обнаружили аллергию на лекарство у части больных. Для них опыт закончился неудачно. Но в абсолютном большинстве случаев мы добились успеха. Больные выздоравливают. Пока еще рано делать какие-то глобальные выводы, но пока нет оснований считать, что испытания провалятся. Слишком устойчив позитивный эффект. Уже в ближайшие месяцы, судя по всему, нам придется заняться решением весьма нетривиальной задачи по промышленному производству этого лекарства. Не только для армии, но и для всего Союза. А, возможно, и на продажу заграницу, так как это даст много валютной выручки, как не раз говорил Михаил Васильевич.

— Понятно, — кивнул Дзержинский. — Благодарю за работу. Вы делаете действительно очень важное и нужное дело. Очень рад нашему знакомству. Если вдруг понадобится моя помощь — прошу — обращайтесь смело.

И пожав ей руку, оставил свои контакты.

После чего вышел на улицу.

И сел на лавочку.

Опустошенным и отрешенным.

Он специально потрудился и составил список лабораторий, связанных с Фрунзе, хоть как-то подходящих для опытов с ядами. Во всяком случае Михаил Васильевич не сильно и шифровался в своих действиях. Но нигде он не обнаружил ничего даже отдаленно напоминающее то, о чем ему постоянно «жужжали» в доносах. Причем обошел он эти лаборатории не «в одну каску», а прихватив специалистов по ядам из профильной лаборатории при ОГПУ. Они «хвостиками» за ним болтались. И присматривались, принюхивались, задавали вопросы, в том числе неудобные.

Все было на виду.

Никто ничего не скрывал.

И люди занимались делом. Большим, хорошим и позитивным делом. Которое по каким-то причинам Фрунзе пока не спешил освещать в прессе. Да и вообще — по возможности шифровался, стараясь, чтобы о деятельности этих лабораторий не болтали. Но на то, видимо, у него имелись веские причины. Хотя о медицине они никогда не говорили. Ну, кроме бесконечных причитаний наркома о здоровье Дзержинского. Иной раз даже начинало казаться, что он словно заботливая мамочка о нем печется. В остальном же им было, о чем поговорить на другие темы…

— Феликс Эдмундович, — спросил один из его охранников. — С вами все в порядке?

— Нет… не все…

— Вы плохо выглядите.

— Еще бы! — рыкнул он. — По машинам!

И направился к себе.

Ему безумно стало интересно — кто же это бомбардирует его доносами. Понятно — анонимными. Но ведь встречались и подписанные. Вот он и хотел пообщаться с этими «прекрасными» людьми. Очень хотел. И выяснить — на кого они работают и зачем клевещут на Фрунзе? Не враги ли революции они случаем?

В Сочи же в это самое время разгорался скандал.

Надежда Аллилуева, выехавшая с мужем на юг, откровенно паниковала и «била копытом». Что, впрочем, было для нее совершенно обычной историей…

Она выросла в семье профессионального революционера. И уже к своим 15 годам была в полной мере «пропитанной» всей той атмосферой «борьбы за светлое будущее» в которой жил ее отец. Когда же на горизонте появился достаточно молодой и лихой революционер в лице Иосифа она без всяких сомнений убежала с ним. Как та задница — на встречу приключениям.