Веллоэнс. Книга первая. Восхождение
Шрифт:
встал, смахнул с кинжала застывший страх, судорожно растоптал. Поднял взгляд и
ощутил, что деревенеет. Взору открылась долина – живая, пульсирующая и
шуршащая. Меж кустарников и редких валунов кишели сотни многолапых тварей.
Чернели спинки пауков, желтели жала скорпионов, огромными фасеточными
глазами смотрели похожие на стрекоз жуки, извивались ядовитые красноватые
сороконожки. Масса кипела, существа яростно бились друг с другом, пожирали
себе подобных, самки поедали самцов, таскали на себе
Тарсянин почувствовал, что теряет сознание, с усилием вздохнул, сжал нож.
– Только вперед. Ну, Зуритай, ну овечий сын. Как это он видит наши страхи?
Была бы здесь армия, даже мускул не дрогнул бы. А тут эти.
Марх устремил взгляд на конец долины, наметил точку. Пошел размеренно, отсчитывая удары сердца. Вот он уже приблизился к этому морю ползучих тварей.
Губы медленно задвигались, произнося давно забытые молитвы, тихо распевая
псалмы богам и взывая о спасении. Глаза стали бесстрастные, отрешенные.
Тарсянин ступал по долине, ощущал, как на него забираются десятки тонких
колючих лап, слышал, как угрожающе трещат чешуйками скорпионы, чувствовал
скользкие хоботки жуков и сороконожек. По животу поползли, щекоча, цепкие
жуки, от них шел стойкий квашеный запах. Марх медленно и глубоко вздохнул, давя смех, тут же в носу засвербело. Поднять руки сабельщик боялся – не напугать
бы тварей, пришлось сделать унизительное для воина действо. Облизав языком
верхнюю губу, дотянулся ею до носа, увлажняя волосатые пещеры. Полегчало. К
середине пути первый паук уже добрался до шеи, стал заползать на голову, занимая
лысую вершину. Он сорвался, зацепил скорпиона, умостившегося на поясе, они
сцепились в ожесточенной схватке, кубарем скатились по ноге, увязав в драку еще
нескольких тварей. Бьющийся комок барахтался на песчанике, тарсянин мысленно
поблагодарил богов и продолжил ход. Через некоторое время он был полностью
облеплен ядовитыми существами, щурил глаза, чтобы никакая мохнатая лапа не
задела зрачок. Чуть позже уже переступал вперед, закрыв глаза и плотно зажав рот.
Вдруг ощутил прохладу, осторожно открыл глаза и увидел, что находится в тускло
освещенной комнате за чертой спасительного круга. Неподалеку сидел дрожащий
от холода Пармен, обхватил колени руками, чернявую голову уронил на грудь, согревая дыханием посиневшую кожу.
Авенир брел по подземелью. Прямо в стенах были вырыты норы, вместо
дверей узкие дыры с решетками. Из недр истошно вопили, сорванные голоса
хрипели, сипели, отказываясь повиноваться своим хозяевам. Где-то рядом плакал
ребенок, верещал так, что по телу шла дрожь. Волхв оставил позади арку, вышел в
широкую комнату. Освещали пыточную факелы – масло коптило, гарь хоть и
уходила в отводы, но лицо и руки все равно быстро покрылись сажей. По обеим
сторонам находились орудия истязания.
На
изогнутом посередке столе лежала женщина, в рот впихнута трубка.Истязатели заливали в жертву мерзкую, отвратительно пахнущую жидкость. Глаза
мученицы вытаращены, голова и конечности зажаты тисками. Живот раздуло, как у
беременной, сил дергаться не было. Рядом на дыбе пытали подростка – мучители
закручивали валики, веревки до синевы затянуты на лодыжках и запястьях. Шипы
вонзались в плоть, от растяжения разрывало кожу. Супротив стонала, привязанная
к колесу жертва. Круг медленно вращался, попеременно – то ноги, то голова
погружались в вонючее варево. Изверги касались тела человека тонким лезвием, из
едва заметных ран мелкими каплями вытекала густая кровь. Раскаленным прутом
они прижигали рану, зубчатым молотом дробили пальцы на руках и ногах, кололи
бока длинными черными иглами. Неподалеку бредил прикованный к стене
мужчина, ниже колен вместо ног болтались рваные лохмотья плоти, от ран по
бедрам расползалось воспаление.
Авенир замер. В глазах вспыхнули искры негодования, лазурит в обруче
засветился синевой. Тихо спросил истязателя:
– За что они страдают?
Крупный мужчина в блестящей маске с клювом захохотал:
– Они? Это отвергшие жизнь в любом ее проявлении, недостойные звания
человека. Женщина убила свое дитя, решив, что ей важнее сохранить
независимость и красоту, услаждаясь ласками любовников. Парень на дыбе когда-
то дергал собак за хвосты, да издевался над животными. Вон тот в колесе истязал
людей оброком и обманывал крестьян. Безногий бегал к чужой жене,
прелюбодейка мучится в одной из камер.
Голос волхва дрогнул:
– И им предстоит вечно испытывать страдания?
Изверг оскалился:
– Царство Азмодая – царство справедливости. Вечной справедливости.
Каждый человек достоин пытки, лишь немногие удостаиваются смерти или казни.
Наказание предлежит за все – поступки, слова, даже мысли. И никто не избежит
кары. Иди, чужак, мне надобно работать, а то сам попаду на дыбу.
Волхв миновал камеру. В душе сумбур, мысли разбегаются в разные стороны.
В Академии они изучали божественные кары, проклятия и порчи. Изучали и
трактаты Зену – о бытии царства мертвых. Праведники, не удостоенные
божественной милости живут в шеоле – тихое место. Не Пирейский сад конечно, но все же. Те же, кто прогневил богов, попадают на разные ступени Азмодайского
царства – смотря, как и что совершил. Существуют разные наказания – за
прелюбодеяние, измену, убийство – даже обжорство и лень. Волхв никак не мог
понять – почему одни боги осуждают убийство, насилие и похоть, а другие, наоборот, поощряют. Согласно Книге, Высший действия и даже помыслы осуждал.