Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

зрачков глаза. Парень охнул, подбежал к друзьям поближе. Троица аккуратно, стараясь никого не задевать, пробиралась на место предстоящего кровавого

священнодействия – хотели поближе рассмотреть обычаи этого странного народа.

Авенир толкнул Корво локтем:

– Я уж готовился с ними биться. Оказалось, мирные.

Бородач нахмурился:

– Рано еще судить. Мы для них сегодня люди, завтра – мясо. Может по

обычаям в праздник можно убивать гостей?

Вышли из толпы, до каменных палатей осталось десятка три шагов. Рядом

возник Нюкр, в истинном обличье походит на сову с жабьими лапами. Уставился

огромными и круглыми, как блюдца, глазами, волхв услышал похожий на уханье

голос:

– Соблаговолили поучаствовать в оргии? Побережетесь, останетесь живы.

Отсюда только по подземному идите, не то мародеры сожрут.

Корво поклонился:

– Не по нашей шкуре ваши оргии, так что в участии воздержимся. А

порадоваться за любезных – это да, честь.

Нюкр встрепенулся. «Видать, приятно» – подумал Пармен.

– Тогда будьте здравы. Скоро время жертвы.

У дерева встал невысокий кряжистый жрец. Облачен в багряницу, на, словно

вырезанном камнетесом, челе, намалеваны знаки, голову венчает обруч из оленьих

рогов. Глаза горят пурпуром, недобрые, Пармен бы сказал, злые даже. Воздел руки

– визжащая и суетившаяся турманская толпа как по приказу умолкла. На действо

уставились сотни серых безжизненных глаз.

Турм-жрец диковато осмотрелся, встрепенулся и грубым, будто точильня, голосом вскрикнул:

– Ведите предназначенное Повелителю!

На площадь вынесли два десятка нагих человек – юношей и девушек. Каждый

туго повязан по рукам и ногам, волосы обриты, на шее обруч с амулетом. Глаза, как

и у рабов, затуманены – видать, опоили дурманом. По всему телу идут розоватые

полосы от хлыста, ссадины и кровоподтеки. Кто-то стонал, вяло пытаясь

освободиться, многие же обмякли – лишь по вздымавшимся грудинам видно, что

еще живы. Несчастных возложили на жертвенник, заключив в железные путы.

– О, великий Ваале! – жрец медленно достал из балахона кривой кинжал. –

Мятущиеся души не становятся турмами. Ропотники всегда идут против

господина! Они могли стать достойнейшими детьми, но дух был слаб! Прими же

их!

Лезвие легко скользило по коже, та лопалась, обнажая кровящую плоть. Люди

постанывали, не в силах увернутся и не понимая, что происходит. Глаза жреца

светились ярче, он смотрел вдаль – за головы собравшихся, но Авенир каждой

клеточкой ощущал зловещее давление, хотелось спрятаться и стонать от боли.

Заставлял себя смотреть, впитывать знания. В мозгу проносились сотни мыслей, сопоставлялись действия. Волхв чуял что-то выбивающееся из этой зловещей

картины, но не мог уловить, что.

По знаку турма рабы запалили под жертвенником костер. Корво шепнул

дрожащему Пармену:

– У них алтарь особый. Тепло идет по пустотам меж камней. Сначала

накаляются оковы. Все рассчитано так, что жертва мучается до последней капли

жизни.

Цыганенок отвел взгляд, жалобно всхлипнул:

– Ужасный обычай! Пытать людей так жестоко ради какого-то Ва…

Бородач зажал рот, шикнул:

– Чавло прикрой. Не то тебя туда же следом унесут. В чужой дом со своим

поконом нейдут.

«Он тоже боится… И испытывает жажду крови» – Пармен не мог поверить

своей догадке.

Авенир отрешенно молвил:

– Душа очищается через страдание. Они готовят их к встрече с духами, считая

слабыми, недостойными своего бога. Стараются хоть чуточку окатарсить.

Корво пожал плечами, старался показать безразличие:

– А что в книге написано? Про эти обряды?

Волхв вздохнул:

– Это поклонение идолу Ваалу. Высший не терпит приношения чужим богам, тем более человеческих жертв. А это же не люди – турмы!

– Но они все были людьми. И все законы людей признали их недостойными.

Из-за проклятых цветущая земля стала пустыней!

– Значит, здесь нет Высшего, – отрезал Нир.

Раздался крик, завоняло горелым. В тусклом свете жирников раскалившееся

железо сияло багряницей. Молодой юноша старался вырваться из оков, но лишь

больше обжигался. От его крика очнулась девушка – брови подернулись от

удивления – увидела, что обнажена, лежит рядом с парнем. Разум приходил в

порядок. Недоумение сменилось ужасом – на теле розовые полосы, на щеке

запеклась кровь, ощутила жгучую боль, взвизгнула. По лицу побежали соленые

капли, оставляя мокрые дороги на щеках, пронзительный крик сменился хрипом

сорванного в истерике голоса. Один за другим жертвы приходили в себя, каждый

возглас дополнял общие стенания, через пару часов душераздирающие вопли

утихли. Герои ошарашено смотрели на действо. Огонь объял жертвенник, пламя

взвилось до неба и рассеялось в воздухе, оставив в идольских камнях тусклые

угольки. Жрец, собрав пепел в ритуальную урну, прошептал заклинание и скрыл

прах в корнях священного древа. Развернувшись, обратился к собранию:

– Да начнется торжество! Хвалите величайшего, чей дух покоится на древе!

Раздался гулкий бой барабанов. Пармен старался зажать уши, одновременно

утирая сопли и слезы:

– Как они могут? Таких красивых девушек и сильных юношей? В любой земле

за них бы горой. Даже если б дракон повелел… Сожрали бы.

Корво удивился:

– Избранных?

Парень зло посмотрел, огрызнулся:

– Дракона.

Бородач ухмыльнулся, приобнял друзей:

– Я бы тоже дракона зачванил. Вонючий правда, на лягуху похож, да чистить

от чешуи долго – но с голодухи и такого можно.

Подмигнул волхву:

– С твоими травками за кроля бы сошел. Пошоркали к Нюкру. Толпа